Неточные совпадения
Кити называла ему те знакомые и незнакомые лица, которые они встречали. У самого входа в сад они встретили слепую М-mе Berthe с проводницей, и
князь порадовался на умиленное выражение старой Француженки, когда она услыхала
голос Кити. Она тотчас с французским излишеством любезности заговорила с ним, хваля его зa то, что у него такая прекрасная дочь, и в глаза превознося до небес Кити и называя ее сокровищем, перлом и ангелом-утешителем.
Сверху послышался раскат
голоса старого
князя и хохот Катавасова.
— Я, разумеется, не против критики, — продолжал он
голосом, еще более окрепшим. — Критики у нас всегда были, и какие! Котошихин, например,
князь Курбский, даже Екатерина Великая критикой не брезговала.
Умом он понимал, что ведь матерый богатырь из села Карачарова, будучи прогневан избалованным
князем, не так, не этим
голосом говорил, и, конечно, в зорких степных глазах его не могло быть такой острой иронической усмешечки, отдаленно напоминавшей хитренькие и мудрые искорки глаз историка Василия Ключевского.
Князь рыдал в
голос, обнимал и целовал Бьоринга.
— Эта женщина… — задрожал вдруг мой
голос, — слушайте, Андрей Петрович, слушайте: эта женщина есть то, что вы давеча у этого
князя говорили про «живую жизнь», — помните?
—
Князь, — возвысила было
голос Анна Андреевна, — вы меня оскорбляете и допускаете меня оскорблять!
Дверь к
князю была отворена, и там раздавался громовый
голос, который я тотчас признал, —
голос Бьоринга.
— А,
князь Дмитрий Иванович! — веселым, приятным
голосом проговорила она. — Я бы узнала…
— Oh! il est du vrai grand monde, du vrai grand monde, [О, он человек подлинно большого света, подлинно большого света,] — про кого-то сказал
князь своим громким, самоуверенным
голосом и вместе с свояченицей, сопутствуемый почтительными кондукторами и носильщиками, прошел в дверь станции.
Нехлюдов, не желая встречаться с тем, чтоб опять прощаться, остановился, не доходя до двери станции, ожидая прохождения всего шествия. Княгиня с сыном, Мисси, доктор и горничная проследовали вперед, старый же
князь остановился позади с свояченицей, и Нехлюдов, не подходя близко, слышал только отрывочные французские фразы их разговора. Одна из этих фраз, произнесенная
князем, запала, как это часто бывает, почему-то в память Нехлюдову, со всеми интонациями и звуками
голоса.
— Папенька, — закричала она жалобным
голосом, — папенька, не губите меня, я не люблю
князя, я не хочу быть его женою…
— А вас, monsieur Герцен, вся комиссия ждала целый вечер; этот болван привез вас сюда в то время, как вас требовали к
князю Голицыну. Мне очень жаль, что вы здесь прождали так долго, но это не моя вина. Что прикажете делать с такими исполнителями? Я думаю, пятьдесят лет служит и все чурбан. Ну, пошел теперь домой! — прибавил он, изменив
голос на гораздо грубейший и обращаясь к квартальному.
Лев Толстой в «Войне и мире» так описывает обед, которым в 1806 году Английский клуб чествовал прибывшего в Москву
князя Багратиона: «…Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и
голосами».
— Пройдите мимо нас и простите нам наше счастье! — проговорил
князь тихим
голосом.
— Никакой нет глупости, кроме глубочайшего уважения, — совершенно неожиданно важным и серьезным
голосом вдруг произнесла Аглая, успевшая совершенно поправиться и подавить свое прежнее смущение. Мало того, по некоторым признакам можно было подумать, глядя на нее, что она сама теперь радуется, что шутка заходит всё дальше и дальше, и весь этот переворот произошел в ней именно в то мгновение, когда слишком явно заметно стало возраставшее всё более и более и достигшее чрезвычайной степени смущение
князя.
Что хотел сказать Рогожин, конечно, никто не понял, но слова его произвели довольно странное впечатление на всех: всякого тронула краешком какая-то одна, общая мысль. На Ипполита же слова эти произвели впечатление ужасное: он так задрожал, что
князь протянул было руку, чтобы поддержать его, и он наверно бы вскрикнул, если бы видимо не оборвался вдруг его
голос. Целую минуту он не мог выговорить слова и, тяжело дыша, все смотрел на Рогожина. Наконец, задыхаясь и с чрезвычайным усилием, выговорил...
— Пойду, — тихим и смиренным
голосом проговорил
князь.
Разговаривая с
князем, она как бы и не замечала, что Ганя тут же. Но покамест
князь поправлял перо, отыскивал страницу и изготовлялся, Ганя подошел к камину, где стояла Аглая, сейчас справа подле
князя, и дрожащим, прерывающимся
голосом проговорил ей чуть не на ухо...
— А знаете,
князь, — сказал он совсем почти другим
голосом, — ведь я вас все-таки не знаю, да и Елизавета Прокофьевна, может быть, захочет посмотреть на однофамильца… Подождите, если хотите, коли у вас время терпит.
–…Но мы, может быть, будем не бедны, а очень богаты, Настасья Филипповна, — продолжал
князь тем же робким
голосом. — Я, впрочем, не знаю наверно, и жаль, что до сих пор еще узнать ничего не мог в целый день, но я получил в Швейцарии письмо из Москвы, от одного господина Салазкина, и он меня уведомляет, что я будто бы могу получить очень большое наследство. Вот это письмо…
— Николай Ардалионович! — чуть не умиленным
голосом обратился Лебедев к Коле, — имея сообщить
князю о деле, касающемся собственно…
Князь обратился было к
голосу с дивана, но заговорила девушка и с самым откровенным видом на своем миловидном лице сказала...
— За… за кого? — спросил
князь замирающим
голосом.
— Она сумасшедшая! Помешанная! Уверяю вас! — отвечал
князь дрожащим
голосом, протянув к нему для чего-то свои дрожащие руки.
— Я не то сказал, что вы рогожинская, вы не рогожинская! — дрожащим
голосом выговорил
князь.
— Два слова, — прошептал другой
голос в другое ухо
князя, и другая рука взяла его с другой стороны под руку.
Князь с удивлением заметил страшно взъерошенную, раскрасневшуюся, подмигивающую и смеющуюся фигуру, в которой в ту же минуту узнал Фердыщенка, бог знает откуда взявшегося.
— Евгений Павлыч! Это ты? — крикнул вдруг звонкий, прекрасный
голос, от которого вздрогнул
князь и, может быть, еще кто-нибудь. — Ну, как я рада, что наконец разыскала! Я послала к тебе в город нарочного; двух! Целый день тебя ищут!
Он воротился смущенный, задумчивый; тяжелая загадка ложилась ему на душу, еще тяжелее, чем прежде. Мерещился и
князь… Он до того забылся, что едва разглядел, как целая рогожинская толпа валила мимо его и даже затолкала его в дверях, наскоро выбираясь из квартиры вслед за Рогожиным. Все громко, в
голос, толковали о чем-то. Сам Рогожин шел с Птицыным и настойчиво твердил о чем-то важном и, по-видимому, неотлагательном.
Молча взял наконец Рогожин руку
князя и некоторое время стоял, как бы не решаясь на что-то; наконец вдруг потянул его за собой, проговорив едва слышным
голосом: «Пойдем».
Князь проговорил свои несколько фраз
голосом неспокойным, прерываясь и часто переводя дух. Всё выражало в нем чрезвычайное волнение. Настасья Филипповна смотрела на него с любопытством, но уже не смеялась. В эту самую минуту вдруг громкий, новый
голос, послышавшийся из-за толпы, плотно обступившей
князя и Настасью Филипповну, так сказать, раздвинул толпу и разделил ее надвое. Перед Настасьей Филипповной стоял сам отец семейства, генерал Иволгин. Он был во фраке и в чистой манишке; усы его были нафабрены…
— Перестаньте, Коля! — вскричал
князь умоляющим
голосом. Раздались восклицания со всех сторон.
— Мне остается только отблагодарить Настасью Филипповну за чрезвычайную деликатность, с которою она… со мной поступила, — проговорил наконец дрожащим
голосом и с кривившимися губами бледный Ганя, — это, конечно, так тому и следовало… Но…
князь…
Князь в этом деле…
— Он, он самый и есть! — поддакнул другой
голос. Сомневаться
князю было невозможно: один
голос был Рогожина, а другой Лебедева.
— А, вот он, Иуда! — вскрикнул знакомый
князю голос. — Здравствуй, Ганька, подлец!
Князь встал и дрожащим, робким
голосом, но в то же время с видом глубоко убежденного человека произнес...
— Горьким пьяницей! — повторял
князь вместе с ней последние слова и уныло покачивал склоненной набок курчавой головой, и оба они старались окончить песню так, чтобы едва уловимый трепет гитарных струн и
голоса постепенно стихали и чтобы нельзя было заметить, когда кончился звук и когда настало молчание.
— Вва! — разводил
князь руками. — Что такое Лихонин? Лихонин — мой друг, мой брат и кунак. Но разве он знает, что такое любофф? Разве вы, северные люди, понимаете любофф? Это мы, грузины, созданы для любви. Смотри, Люба! Я тебе покажу сейчас, что такое любоффф! Он сжимал кулаки, выгибался телом вперед и так зверски начинал вращать глазами, так скрежетал зубами и рычал львиным
голосом, что Любку, несмотря на то, что она знала, что это шутка, охватывал детский страх, и она бросалась бежать в другую комнату.
Но мы уже входили. Услышав еще из кухни
голоса, я остановил на одну секунду доктора и вслушался в последнюю фразу
князя. Затем раздался отвратительный хохот его и отчаянное восклицание Наташи: «О боже мой!» В эту минуту я отворил дверь и бросился на
князя.
Идет она, и издали несется ее
голос, звонко командующий над целым взводом молодых вздыхателей; идет она, и прячется седовласая голова
князя Чебылкина, высунувшаяся было из окна, ожигаются губы княгини, кушающей вечерний чай, и выпадает фарфоровая куколка из рук двадцатилетней княжны, играющей в растворенном окне.
Александр Петрович Налетов, двадцати пяти лет, помещик. Смотрит очень гордо и до появления
князя беспокойно ходит взад и вперед по комнате. С так называемыми gens de rien [низшими людьми (франц.).] говорит отрывисто, прибавляя букву э и подражая
голосом и манерами начальственным лицам.
Забиякин. Ваше сиятельство изволите говорить: полицеймейстер! Но неужели же я до такой степени незнаком с законами, что осмелился бы утруждать вас, не обращавшись прежде с покорнейшею моею просьбой к господину полицеймейстеру! Но он не внял моему
голосу,
князь, он не внял
голосу оскорбленной души дворянина… Я старый слуга отечества,
князь; я, может быть, несколько резок в моей откровенности,
князь, а потому не имею счастия нравиться господину Кранихгартену… я не имею утонченных манер,
князь…
Был у меня знакомый… ну, самый, то есть, милый человек… и образованный и с благородными чувствами… так он даже целый год ходил, чтоб только место станового получить, и все, знаете, один ответ (подражая
голосу и манере
князя Чебылкина...
Князь Лев Михайлович Чебылкин, старец, украшенный сединами, с кротким и благосклонно улыбающимся лицом; походка медленная,
голос мягкий, почти младенческий.
Князь Чебылкин. Извольте, сударыня, извольте. Снисходя на вашу просьбу, я согласен вас выслушать. Я не могу потакать злоупотреблениям, даже супружеским, я люблю правду… (Усилив
голос.) Я вас выслушаю, сударыня, приходите завтра утром. (Хоробиткина приседает.
Князь обращается к вдове Шумиловой.) Ну-с, а вы, сударыня?
— Прошу вас,
князь, не говорить таким образом. Цинизм ваш вообще дурного тона, а тут он совершенно некстати. Говоря это, вы сами не чувствуете, как становитесь низко, очень низко, — сказал он раздраженным
голосом.
— В Петербург, — отвечал Калинович, и
голос у него дрожал от волнения. — Я еще у
князя получил письмо от редактора: предлагает постоянное сотрудничество и пишет, чтоб сам приехал войти в личные с ним сношения, — прибавил он, солгав от первого до последнего слова. Петр Михайлыч сначала было нахмурился, впрочем, ненадолго.
— Я было, ваше сиятельство, имел честь заезжать сегодня к вам, но мне отказали, — проговорил
князь. В
голосе его тоже слышалось почтение.
Весь этот длинный рассказ
князя Полина выслушала с большим интересом, Калинович тоже с полным вниманием, и одна только генеральша думала о другом:
голос ее старческого желудка был для нее могущественнее всего.
— Пожалуйста! — проговорили
князь и княгиня в один
голос.