Неточные совпадения
Особенное удовольствие доставлял он поварам, которые тотчас отрывались от дела и с криком и бранью пускались за ним в погоню, когда он, по слабости, свойственной не одним
собакам, просовывал свое
голодное рыло в полурастворенную дверь соблазнительно теплой и благовонной кухни.
Я имел двух таких
собак, которые, пробыв со мной на охоте от зари до зари, пробежав около сотни верст и воротясь домой усталые,
голодные, едва стоящие на ногах, никогда не ложились отдыхать, не ели и не спали без меня; даже заснув в моем присутствии, они сейчас просыпались, если я выходил в другую комнату, как бы я ни старался сделать это тихо.
Я очень скоро пристрастился к травле ястребочком, как говорил Евсеич, и в тот счастливый день, в который получал с утра позволенье ехать на охоту, с живейшим нетерпеньем ожидал назначенного времени, то есть часов двух пополудни, когда Филипп или Мазан, выспавшись после раннего обеда, явится с бодрым и
голодным ястребом на руке, с собственной своей
собакой на веревочке (потому что у обоих
собаки гонялись за перепелками) и скажет: «Пора, сударь, на охоту».
Первое время он напоминал своим видом
голодную, опаршивевшую, много битую
собаку, пугливо отскакивающую от руки, протянутой с лаской.
Все пустым брандыхлыстом брюхо наливает, а коли дома теперь сидит — как
собака голодный, так без ужина и ляжет.
Али теперь, приедет земский чиновник в казенную деревню да поесть попросит, так и тем корят: «Вы, говорит, мироеды» — того не рассудя, что
собака голодная на хороший чужой двор забежит, так и ту накормят — да!
Кругом тихо. Только издали, с большой улицы, слышится гул от экипажей, да по временам Евсей, устав чистить сапог, заговорит вслух: «Как бы не забыть: давеча в лавочке на грош уксусу взял да на гривну капусты, завтра надо отдать, а то лавочник, пожалуй, в другой раз и не поверит — такая
собака! Фунтами хлеб вешают, словно в
голодный год, — срам! Ух, господи, умаялся. Вот только дочищу этот сапог — и спать. В Грачах, чай, давно спят: не по-здешнему! Когда-то господь бог приведет увидеть…»
От теплых изб ее отгоняли дворовые
собаки, такие же
голодные, как и она, но гордые и сильные своею принадлежностью к дому; когда, гонимая голодом или инстинктивною потребностью в общении, она показывалась на улице, — ребята бросали в нее камнями и палками, взрослые весело улюлюкали и страшно, пронзительно свистали.
Незадолго перед этим Валёк отравил мою
собаку; мне очень захотелось приманить эту, новую. Я выбежал на тропу,
собака странно изогнулась, не ворочая шеей, взглянула на меня зеленым взглядом
голодных глаз и прыгнула в лес, поджав хвост. Осанка у нее была не собачья, и, когда я свистнул, она дико бросилась в кусты.
— У нас пословица есть, — сказал он переводчику, — угостила
собака ишака мясом, а ишак
собаку сеном, — оба
голодные остались. — Он улыбнулся. — Всякому народу свой обычай хорош.
Играли на полях певучие вьюги, осеняя холмы белыми крыльями, щедро кутая городок в пышные сугробы снега, выли по ночам
голодные, озябшие волки, и, отвечая им, злобно лаяли трусоватые окуровские
собаки.
Счастлив хоть одним был он, что его Лиске живется хорошо, только никак не мог в толк взять, кто такой добрый человек нашелся, что устроил собачью богадельню, и почему на эти деньги (а стоит, чай, немало содержать псов-то) не сделали хоть ночлежного угла для
голодных и холодных людей, еще более бесприютных и несчастных, чем
собаки (потому
собака в шубе, — ей и на снегу тепло). Немало он подивился этому.
Наши лавочники, чтобы позабавить эту
голодную рвань, поили
собак и кошек водкой или привязывали
собаке к хвосту жестянку из-под керосина, поднимали свист, и
собака мчалась по улице, гремя жестянкой, визжа от ужаса; ей казалось, что ее преследует по пятам какое-то чудовище, она бежала далеко за город, в поле, и там выбивалась из сил; и у нас в городе было несколько
собак, постоянно дрожавших, с поджатыми хвостами, про которых говорили, что они не перенесли такой забавы, сошли с ума.
Эта вечно вывшая охотничья
собака послужила к тому, что я начал потихоньку от хозяина прикармливать ее. Соберешь разные кухонные остатки — кости, корки и разные объедки, укараулишь, когда Николая Матвеича нет дома, и стрелой мчишься к несчастному
голодному псу.
Воздерживаюсь от передачи жестоких выходок забалованного самодура. О них может дать некоторое понятие его отношение в минуты раздражения к собственной семье. Находя пирожки к супу или жаркое неудачным, он растворял в столовой окно и выбрасывал все блюдо борзым
собакам, причем не только жена и дети, но и мать Вера Алекс, оставались
голодными.
Как похоже оно (то есть счастье, должно быть) на счастье
собаки моей за овсянкой или
голодного волка, разрывающего добычу свою!..
Владимир. Женщина!.. ты колеблешься? Послушай: если б иссохшая от голода
собака приползла к твоим ногам с жалобным визгом и движеньями, изъявляющими жестокие муки, и у тебя бы был хлеб, ужели ты не отдала бы ей, прочитав
голодную смерть во впалом взоре, хотя бы этот кусок хлеба назначен был совсем для другого употребленья? Так я прошу у тебя одного слова любви!..
Собака заснула за двором.
Голодный волк набежал и хотел съесть ее.
Собака и говорит: «Волк! подожди меня есть, — теперь я костлява, худа. А вот, дай срок, хозяева будут свадьбу играть, тогда мне еды будет вволю, я разжирею, — лучше тогда меня съесть». Волк поверил и ушел. Вот приходит он в другой раз и видит —
собака лежит на крыше. Волк и говорит: «Что ж, была свадьба?» А
собака и говорит: «Вот что, волк: коли другой раз застанешь меня сонную перед двором, не дожидайся больше свадьбы».
Крестьяне, как известно, и в «довольное время» не любят кормить своих сторожевых
собак и держатся того взгляда, что «пес сам о себе промыслитель», а в
голодный год
собак и нечем было кормить.
На третий день к вечеру Чжан-Бао нашел дохлую скверно пахнущую рыбу. Люди бросились к ней, но
собаки опередили их и в мгновение ока сожрали падаль. Измученные,
голодные люди уныло, и молча шли друг за другом. Только добраться бы до реки Хуту. В ней мы видели свое спасение.
Наша деревня с каждым днем разрушалась. Фанзы стояли без дверей и оконных рам, со многих уже сняты были крыши; глиняные стены поднимались среди опустошенных дворов, усеянных осколками битой посуды. Китайцев в деревне уже не было.
Собаки уходили со дворов, где жили теперь чужие люди, и —
голодные, одичалые — большими стаями бегали по полям.
Напротив, оказанное им доверие делает их тише ягненка и преданнее
собаки, и своего рода каторжный point d'nonneur установил, что нарушившего оказанное доверие «варнака» его собственные товарищи присуждают к смерти или убивая, или оставляя одного в тайге, обрекая, таким образом, на
голодную смерть или на растерзание диких зверей.
В тую пору одинокий кавказский черт по-за тучею пролетал, по сторонам поглядывал. Скука его взяла, прямо к сердцу так и подкатывается. Экая, думает, ведьме под хвост, жисть! Грешников энтих как
собак нерезаных, никто сопротивления не оказывает, хочь на проволоку их сотнями нижи. Опять же, кругом никакого удовольствия: Терек ревет, будто верблюд
голодный, гор наворочено до самого неба, а зачем — неизвестно… Облака в рог лезут, сырость да серость, — из одного вылетишь, ныряй в другое…
— Узнаешь ли ты меня, наконец, противная
собака в австрийском ожерелке? Ты, негодяй, пришел сюда, чтобы за мною шпионить, а я тебя сейчас и разгадал; и вот за это ты простоишь здесь приколотый к притолке до тех пор, пока издохнешь
голодной смертью, а я уйду в такое место, где меня другая такая
собака, как ты, не отыщет.