Неточные совпадения
В это
время через беседку проходил высокий генерал. Прервав речь, Алексей Александрович поспешно, но достойно встал и низко поклонился проходившему
военному.
Всё это вместе произвело на Катавасова неприятное впечатление, и, когда добровольцы вышли на станцию выпить, Катавасов хотел в разговоре с кем-нибудь поверить свое невыгодное впечатление. Один проезжающий старичок в
военном пальто всё
время прислушивался к разговору Катавасова с добровольцами. Оставшись с ним один-на-один, Катавасов обратился к нему.
Губернский предводитель, в руках которого по закону находилось столько важных общественных дел, — и опеки (те самые, от которых страдал теперь Левин), и дворянские огромные суммы, и гимназии женская, мужская и
военная, и народное образование по новому положению, и наконец земство, — губернский предводитель Снетков был человек старого дворянского склада, проживший огромное состояние, добрый человек, честный в своем роде, но совершенно не понимавший потребностей нового
времени.
— Благородный молодой человек! — сказал он, с слезами на глазах. — Я все слышал. Экой мерзавец! неблагодарный!.. Принимай их после этого в порядочный дом! Слава Богу, у меня нет дочерей! Но вас наградит та, для которой вы рискуете жизнью. Будьте уверены в моей скромности до поры до
времени, — продолжал он. — Я сам был молод и служил в
военной службе: знаю, что в эти дела не должно вмешиваться. Прощайте.
В одном из домов слободки, построенном на краю обрыва, заметил я чрезвычайное освещение; по
временам раздавался нестройный говор и крики, изобличавшие
военную пирушку. Я слез и подкрался к окну; неплотно притворенный ставень позволил мне видеть пирующих и расслушать их слова. Говорили обо мне.
Но так как все же он был человек
военный, стало быть, не знал всех тонкостей гражданских проделок, то чрез несколько
времени, посредством правдивой наружности и уменья подделаться ко всему, втерлись к нему в милость другие чиновники, и генерал скоро очутился в руках еще больших мошенников, которых он вовсе не почитал такими; даже был доволен, что выбрал наконец людей как следует, и хвастался не в шутку тонким уменьем различать способности.
Но дело в том, что я намерен это следить не формальным следованьем по бумагам, а
военным быстрым судом, как в
военное <
время>, и надеюсь, что государь мне даст это право, когда я изложу все это дело.
Чичиков схватился со стула с ловкостью почти
военного человека, подлетел к хозяйке с мягким выраженьем в улыбке деликатного штатского человека, коромыслом подставил ей руку и повел ее парадно через две комнаты в столовую, сохраняя во все
время приятное наклоненье головы несколько набок. Служитель снял крышку с суповой чашки; все со стульями придвинулись ближе к столу, и началось хлебанье супа.
Об висте решительно позабыли; спорили, кричали, говорили обо всем: об политике, об
военном даже деле, излагали вольные мысли, за которые в другое
время сами бы высекли своих детей.
Сечь не любила затруднять себя
военными упражнениями и терять
время; юношество воспитывалось и образовывалось в ней одним опытом, в самом пылу битв, которые оттого были почти беспрерывны.
Остап, сняв шапку, всех поблагодарил козаков-товарищей за честь, не стал отговариваться ни молодостью, ни молодым разумом, зная, что
время военное и не до того теперь, а тут же повел их прямо на кучу и уж показал им всем, что недаром выбрали его в атаманы.
Охотники до
военной жизни, до золотых кубков, богатых парчей, дукатов и реалов во всякое
время могли найти здесь работу.
Народу было пропасть, и в кавалерах не было недостатка; штатские более теснились вдоль стен, но
военные танцевали усердно, особенно один из них, который прожил недель шесть в Париже, где он выучился разным залихватским восклицаньям вроде: «Zut», «Ah fichtrrre», «Pst, pst, mon bibi» [«Зют», «Черт возьми», «Пст, пст, моя крошка» (фр.).] и т.п. Он произносил их в совершенстве, с настоящим парижским шиком,и в то же
время говорил «si j’aurais» вместо «si j’avais», [Неправильное употребление условного наклонения вместо прошедшего: «если б я имел» (фр.).] «absolument» [Безусловно (фр.).] в смысле: «непременно», словом, выражался на том великорусско-французском наречии, над которым так смеются французы, когда они не имеют нужды уверять нашу братью, что мы говорим на их языке, как ангелы, «comme des anges».
— Добро пожаловать еще раз! — промолвил Василий Иванович, прикладывая по-военному руку к засаленной ермолке, прикрывавшей его голову. — Вы, я знаю, привыкли к роскоши, к удовольствиям, но и великие мира сего не гнушаются провести короткое
время под кровом хижины.
Все
время, то побеждая шум толпы, то утопая в нем, звучала музыка
военного оркестра.
Летом, на другой год после смерти Бориса, когда Лидии минуло двенадцать лет, Игорь Туробоев отказался учиться в
военной школе и должен был ехать в какую-то другую, в Петербург. И вот, за несколько дней до его отъезда, во
время завтрака, Лидия решительно заявила отцу, что она любит Игоря, не может без него жить и не хочет, чтоб он учился в другом городе.
«Здесь живут все еще так, как жили во
времена Гоголя; кажется, что девяносто пять процентов жителей — «мертвые души» и так жутко мертвые, что и не хочется видеть их ожившими»… «В гимназии введено обучение
военному строю, обучают офицера местного гарнизона, и, представь, многие гимназисты искренно увлекаются этой вредной игрой. Недавно один офицер уличен в том, что водил мальчиков в публичные дома».
В войну с Европой поступил опять в
военную службу, но в Крым не попал и все
время в деле не был.
Saddle Islands значит Седельные острова: видно уж по этому, что тут хозяйничали англичане. Во
время китайской войны английские
военные суда тоже стояли здесь. Я вижу берег теперь из окна моей каюты: это целая группа островков и камней, вроде знаков препинания; они и на карте показаны в виде точек. Они бесплодны, как большая часть островов около Китая; ветры обнажают берега. Впрочем, пишут, что здесь много устриц и — чего бы вы думали? — нарциссов!
В этой неизвестности о войне пришли мы и в Манилу и застали там на рейде
военный французский пароход. Ни мы, ни французы не знали, как нам держать себя друг с другом, и визитами мы не менялись, как это всегда делается в обыкновенное
время. Пробыв там недели три, мы ушли, но перед уходом узнали, что там ожидали английскую эскадру.
Кафры, или амакоза, со
времени беспокойств 1819 года, вели себя довольно смирно. Хотя и тут не обходилось без набегов и грабежей, которые вели за собой небольшие
военные экспедиции в Кафрарию; но эти грабежи и
военные стычки с грабителями имели такой частный характер, что вообще можно назвать весь период, от 1819 до 1830 года, если не мирным, то спокойным.
Ему, однако ж, не очень нравилось терять
время по-пустому:
военным судам разгуливать по морю некогда.
При кротости этого характера и невозмутимо-покойном созерцательном уме он нелегко поддавался тревогам. Преследование на море врагов нами или погоня врагов за нами казались ему больше фантазиею адмирала, капитана и офицеров. Он равнодушно глядел на все
военные приготовления и продолжал, лежа или сидя на постели у себя в каюте, читать книгу. Ходил он в обычное
время гулять для моциона и воздуха наверх, не высматривая неприятеля, в которого не верил.
Так он очищался и поднимался несколько раз; так это было с ним в первый раз, когда он приехал на лето к тетушкам. Это было самое живое, восторженное пробуждение. И последствия его продолжались довольно долго. Потом такое же пробуждение было, когда он бросил статскую службу и, желая жертвовать жизнью, поступил во
время войны в
военную службу. Но тут засорение произошло очень скоро. Потом было пробуждение, когда он вышел в отставку и, уехав за границу, стал заниматься живописью.
Но она отдала уже свое сердце другому, одному знатному не малого чина
военному, бывшему в то
время в походе и которого ожидала она, однако, скоро к себе.
Миноносцы уходили в плавание только во второй половине июня. Пришлось с этим мириться. Во-первых, потому, что не было другого случая добраться до залива Джигит, а во-вторых, проезд по морю на
военных судах позволял мне сэкономить значительную сумму денег. Кроме того, потеря
времени во Владивостоке наполовину окупалась скоростью хода миноносцев.
Во
время крымской кампании несколько английских судов преследовали русский
военный корабль.
Замечательно, что Киселев проезжал по Козьмодемьянску во
время суда. Можно было бы, кажется, завернуть в
военную комиссию или позвать к себе майора.
Мой отец не соглашался, говорил, что он разлюбил все
военное, что он надеется поместить меня со
временем где-нибудь при миссии в теплом крае, куда и он бы поехал оканчивать жизнь.
Чиновники знают только гражданские и уголовные дела, купец считает делом одну торговлю,
военные называют делом шагать по-журавлиному и вооружаться с ног до головы в мирное
время.
В то
время в
военной среде жестокое обращение не представлялось чем-нибудь ненормальным; ручные побои, палка, шпицрутены так и сыпались градом, но требовалось, чтоб эти карательно-воспитательные меры предпринимались с толком и «за дело».
Отец был кавалергардским офицером, но рано вышел в отставку, поселился в своем имении Обухове, на берегу Днепра, был одно
время предводителем дворянства, в Турецкую войну опять поступил на
военную службу, потом в течение 25 лет был председателем правления Земельного банка Юго-Западного края.
Я с уважением относился к
военным во
время войны, но не любил их во
время мира.
В восьмидесятых годах прошлого века всемогущий «хозяин столицы» —
военный генерал-губернатор В. А. Долгоруков ездил в Сандуновские бани, где в шикарном номере семейного отделения ему подавались серебряные тазы и шайки. А ведь в его дворце имелись мраморные ванны, которые в то
время были еще редкостью в Москве. Да и не сразу привыкли к ним москвичи, любившие по наследственности и веничком попариться, и отдохнуть в раздевальной, и в своей компании «язык почесать».
Наш флигель стоял в глубине двора, примыкая с одной стороны к каменице, с другой — к густому саду. За ним был еще флигелек, где жил тоже с незапамятных
времен военный доктор Дударев.
В это
время дверь широко и быстро открылась. В класс решительной, почти
военной походкой вошел большой полный человек. «Директор Герасименко», — робко шепнул мне сосед, Едва поклонившись учителю, директор развернул ведомость и сказал отрывистым, точно лающим голосом...
Относительно этого человека было известно, что он одно
время был юридическим владельцем и фактическим распорядителем огромного имения, принадлежавшего графам В. Старый граф смертельно заболел, когда его сын, служивший в гвардии в Царстве Польском был за что-то предан
военному суду.
У
военных команд свои лазареты и врачи, и случается нередко, что
военные врачи временно исправляют должность тюремных: так, при мне, за отсутствием заведующего медицинскою частью, уехавшего на тюремную выставку, и тюремного врача, подавшего в отставку, лазаретом в Александровске заведовал
военный врач; также в Дуэ при мне во
время экзекуции
военный врач заменял тюремного.
Средний возраст только что осужденного каторжного мне не известен, но, судя по возрастному составу ссыльного населения в настоящее
время, он должен быть не меньше 35 лет; если к этому прибавить среднюю продолжительность каторги 8-10 лет и если принять еще во внимание, что на каторге человек старится гораздо раньше, чем при обыкновенных условиях, то станет очевидным, что при буквальном исполнении судебного приговора и при соблюдении «Устава», со строгим заключением в тюрьме, с работами под
военным конвоем и проч., не только долгосрочные, но и добрая половина краткосрочных поступала бы в колонию с уже утраченными колонизаторскими способностями.
В настоящее
время военная охрана острова состоит из четырех команд: александровской, дуйской, тымовской и корсаковской.
Положение дел в настоящее
время таково: тюрьма выстроена в узкой долине севернее поста Дуэ версты на полторы, сообщение с постом существует только по берегу моря и прерывается два раза в сутки приливами, сообщение горами летом затруднительно, зимою невозможно; смотритель тюрьмы имеет пребывание в Дуэ, помощник его тоже; местная команда, от которой содержится караул и высылается потребное число конвоя для различных работ, по условию с обществом „Сахалин“, расположена также в упомянутом посту, а при тюрьме — никого, кроме нескольких надзирателей и ежедневно приходящего на смену караула, который тоже остается вне постоянного ближайшего наблюдения
военного начальства.
Он работал в те еще «доисторические»
времена, когда в Южном Сахалине не было дорог и русское население, особенно
военное, было разбросано небольшими группами по всему югу.
Г. Крестьянкин долго находился в
военной службе и, наскучив жестокостями оной, а особливо во
время войны, где великие насилия именем права войны прикрываются, перешел в статскую.
В это
время вдруг отворилась дверь из кабинета, и какой-то
военный, с портфелем в руке, громко говоря и откланиваясь, вышел оттуда.
В то
время некоторое удлинение пол против форменного покроя в известных
военных кружках считалось признаком благовоспитанности, солидного либерализма и порядочности.
Теперь для него покамест, до строевых строгостей
военного училища, было
время обольстительной полусвободы.
— Господа! — вдруг патетически воскликнул Ванька-Встанька, прервав пение и ударив себя в грудь. — Вот вижу я вас и знаю, что вы — будущие генералы Скобелев и Гурко, но и я ведь тоже в некотором отношении
военная косточка. В мое
время, когда я учился на помощника лесничего, все наше лесное ведомство было
военное, и потому, стучась в усыпанные брильянтами золотые двери ваших сердец, прошу: пожертвуйте на сооружение прапорщику таксации малой толики spiritus vini, его же и монаси приемлют.
Вихров, после того, Христом и богом упросил играть Полония — Виссариона Захаревского, и хоть
военным, как известно, в то
время не позволено было играть, но начальник губернии сказал, что — ничего, только бы играл; Виссарион все хохотал: хохотал, когда ему предлагали, хохотал, когда стал учить роль (но противоречить губернатору, по его уже известному нам правилу, он не хотел), и говорил только Вихрову, что он боится больше всего расхохотаться на сцене, и игра у него выходила так, что несколько стихов скажет верно, а потом и заговорит не как Полоний, а как Захаревский.
Эти факты вызвали эпиграмму, которая, как и другие эпиграммы того
времени, приписывалась Пушкину: Рука с
военным обшлагом, пририсованная к эпиграмме, показывала, что «всевышний» — это Николай I.].
— Да иду, я только поприфрантился немного! — отвечал генерал, охорашиваясь перед зеркалом: он в самом деле был в новом с иголочки вицмундире и новых эполетах. За границей Евгений Петрович все
время принужден был носить ненавистное ему статское платье и теперь был почти в детском восторге, что снова облекся в
военную форму.