Неточные совпадения
Когда они подъехали ко второму болоту, которое было довольно велико и должно было
взять много времени, Левин уговаривал не выходить. Но Весловский опять упросил его. Опять, так как болото было узко, Левин, как гостеприимный хозяин, остался у
экипажей.
Из благословенья образом ничего не вышло. Степан Аркадьич стал в комически-торжественную позу рядом с женою;
взял образ и, велев Левину кланяться в землю, благословил его с доброю и насмешливою улыбкой и поцеловал его троекратно; то же сделала и Дарья Александровна и тотчас же заспешила ехать и опять запуталась в предначертаниях движения
экипажей.
Подложили цепи под колеса вместо тормозов, чтоб они не раскатывались,
взяли лошадей под уздцы и начали спускаться; направо был утес, налево пропасть такая, что целая деревушка осетин, живущих на дне ее, казалась гнездом ласточки; я содрогнулся, подумав, что часто здесь, в глухую ночь, по этой дороге, где две повозки не могут разъехаться, какой-нибудь курьер раз десять в год проезжает, не вылезая из своего тряского
экипажа.
Перед ним стояла не одна губернаторша: она держала под руку молоденькую шестнадцатилетнюю девушку, свеженькую блондинку с тоненькими и стройными чертами лица, с остреньким подбородком, с очаровательно круглившимся овалом лица, какое художник
взял бы в образец для Мадонны и какое только редким случаем попадается на Руси, где любит все оказаться в широком размере, всё что ни есть: и горы и леса и степи, и лица и губы и ноги; ту самую блондинку, которую он встретил на дороге, ехавши от Ноздрева, когда, по глупости кучеров или лошадей, их
экипажи так странно столкнулись, перепутавшись упряжью, и дядя Митяй с дядею Миняем взялись распутывать дело.
Он
взял извозчика и, сидя в
экипаже, посматривая на людей сквозь стекла очков, почувствовал себя разреженным, подобно решету; его встряхивало; все, что он видел и слышал, просеивалось сквозь, но сетка решета не задерживала ничего. В буфете вокзала, глядя в стакан, в рыжую жижицу кофе, и отгоняя мух, он услыхал...
Ветер брызгал в лицо каплями дождя, тепленькими, точно слезы Нехаевой. Клим
взял извозчика и, спрятавшись под кожаным верхом
экипажа, возмущенно подумал, что Лидия становится для него наваждением, болезнью, мешает жить.
— А издержки какие? — продолжал Обломов. — А деньги где? Ты видел, сколько у меня денег? — почти грозно спросил Обломов. — А квартира где? Здесь надо тысячу рублей заплатить, да нанять другую, три тысячи дать, да на отделку сколько! А там
экипаж, повар, на прожиток! Где я
возьму?
Лесничий соскочил и начал стучать рукояткой бича в ворота. У крыльца он предоставил лошадей на попечение подоспевшим Прохору, Тараске, Егорке, а сам бросился к Вере, встал на подножку
экипажа,
взял ее на руки и, как драгоценную ношу, бережно и почтительно внес на крыльцо, прошел мимо лакеев и девок, со свечами вышедших навстречу и выпучивших на них глаза, донес до дивана в зале и тихо посадил ее.
Мы
взяли в бутылку воды, некоторые из всадников пересели в
экипаж, и мы покинули это живописное место, оживленное сильною растительностью.
Мы собрались всемером в Капштат, но с тем, чтоб сделать поездку подальше в колонию. И однажды утром,
взяв по чемоданчику с бельем и платьем да записные книжки, пустились в двух
экипажах, то есть фурах, крытых с боков кожей.
Да еще сын Вандика, мальчик лет шести, которого он
взял так, прокататься, долгом считал высовывать голову во все отверстия, сделанные в покрышке
экипажа для воздуха, и в одно из них высунулся так неосторожно, что выпал вон, и прямо носом.
Проходили два мужика, заглянули, похвалили; проходил чиновник, заглянул, не похвалил, но сладко улыбнулся; проезжали
экипажи, — из них не заглядывали: не было видно, что лежит в канаве; постоял Лопухов, опять
взял некоего, не в охапку, а за руку, поднял, вывел на шоссе, и говорит: «Ах, милостивый государь, как это вы изволили оступиться?
Государь, увидев несколько лиц, одетых в партикулярных платьях (в числе следовавших за
экипажем), вообразил, что это были лица подозрительные, приказал
взять этих несчастных на гауптвахты и, обратившись к народу, стал кричать: „Это все подлые полячишки, они вас подбили!“ Подобная неуместная выходка совершенно испортила, по моему мнению, результаты».
Я ему заметил, что в Кенигсберге я спрашивал и мне сказали, что места останутся, кондуктор ссылался на снег и на необходимость
взять дилижанс на полозьях; против этого нечего было сказать. Мы начали перегружаться с детьми и с пожитками ночью, в мокром снегу. На следующей станции та же история, и кондуктор уже не давал себе труда объяснять перемену
экипажа. Так мы проехали с полдороги, тут он объявил нам очень просто, что «нам дадут только пять мест».
Магнату пришлось выбраться из города пешком. Извозчиков не было, и за лошадь с
экипажем сейчас не
взяли бы горы золота. Важно было уже выбраться из линии огня, а куда — все равно. Когда Стабровские уже были за чертой города, произошла встреча с бежавшими в город Галактионом, Мышниковым и Штоффом. Произошел горячий обмен новостей. Пани Стабровская, истощившая последний запас сил, заявила, что дальше не может идти.
Скитники на брезгу уже ехали дальше. Свои лесные сани они оставили у доброхота Василия, а у него взамен
взяли обыкновенные пошевни, с отводами и подкованными полозьями. Теперь уж на раскатах
экипаж не валился набок, и старики переглядывались. Надо полагать, он отстал. Побился-побился и бросил. Впрочем, теперь другие интересы и картины захватывали их. По дороге то и дело попадались пешеходы, истомленные, худые, оборванные, с отупевшим от истомы взглядом. Это брели из голодавших деревень в Кукарский завод.
—
Возьми меня, Галактион, в кухарки, — говорила она, усаживаясь в
экипаж. — Я умею отличные щи варить.
Природа устала с собой воевать —
День ясный, морозный и тихий.
Снега под Нерчинском явились опять,
В санях покатили мы лихо…
О ссыльных рассказывал русский ямщик
(Он знал по фамилии даже):
«На этих конях я возил их в рудник,
Да только в другом
экипаже.
Должно быть, дорога легка им была:
Шутили, смешили друг дружку;
На завтрак ватрушку мне мать испекла,
Так я подарил им ватрушку,
Двугривенный дали — я брать не хотел:
— «
Возьми, паренек, пригодится...
—
Экипаж на житный двор, а лошадей в конюшню! Тройку рабочих пусть выведут пока из стойл и поставят под сараем, к решетке. Они смирны, им ничего не сделается. А мы пойдемте в комнаты, — обратилась она к ожидавшим ее девушкам и,
взяв за руки Лизу и Женни, повела их на крыльцо. — Ах, и забыла совсем! — сказала игуменья, остановясь на верхней ступеньке. — Никитушка! винца ведь не пьешь, кажется?
Он велел остановиться, вышел из
экипажа и приказал Ивану себя почистить, а сам отдал мужику обещанную ему красненькую; тот,
взяв ее в руки, все еще как бы недоумевал, что не сон ли это какой-нибудь: три-четыре версты проводив, он получил десять рублей!
Вихров на другой день, не
взяв даже никакого
экипажа с собой, зашел к Живину. Тот уж его дожидался.
— Да вы
возьмите мой
экипаж и доезжайте, — сказал ей Вихров.
— Даже безбедное существование вы вряд ли там найдете. Чтоб жить в Петербурге семейному человеку, надобно…
возьмем самый минимум, меньше чего я уже вообразить не могу… надо по крайней мере две тысячи рублей серебром, и то с величайшими лишениями, отказывая себе в какой-нибудь рюмке вина за столом, не говоря уж об
экипаже, о всяком развлечении; но все-таки помните — две тысячи, и будем теперь рассчитывать уж по цифрам: сколько вы получили за ваш первый и, надобно сказать, прекрасный роман?
Настенька с некоторым беспокойством и с грустью проводила его до передней. Капитан бросился ему светить, а Михеич, подав ему шубу и
взяв от Флегонта Михайлыча свечку, последовал за вице-губернатором до самого
экипажа.
Молодой смотритель находился некоторое время в раздумье: ехать ли ему в таком
экипаже, или нет? Но делать нечего, — другого
взять было негде. Он сделал насмешливую гримасу и сел, велев себя везти к городничему, который жил в присутственных местах.
Кругом тихо. Только издали, с большой улицы, слышится гул от
экипажей, да по временам Евсей, устав чистить сапог, заговорит вслух: «Как бы не забыть: давеча в лавочке на грош уксусу
взял да на гривну капусты, завтра надо отдать, а то лавочник, пожалуй, в другой раз и не поверит — такая собака! Фунтами хлеб вешают, словно в голодный год, — срам! Ух, господи, умаялся. Вот только дочищу этот сапог — и спать. В Грачах, чай, давно спят: не по-здешнему! Когда-то господь бог приведет увидеть…»
— Если вы на беговых дрожках, то довезите ее сейчас до Маврикия Николаевича. Она сейчас сказала, что терпеть меня не может и от меня уйдет, и, конечно, не
возьмет от меня
экипажа.
Ради бога
возьмите хоть зонтик, а я всё равно где-нибудь найму
экипаж.
Камер-юнкер сначала не
взял с собою Максиньки, а велел ему остаться в
экипаже.
Губернатор все это, как и говорил, поехал сам отправить на почту,
взяв с собою в карету управляющего, причем невольно обратил внимание на то, что сей последний, усевшись рядом с ним в
экипаже, держал себя хоть и вежливо в высшей степени, но нисколько не конфузливо.
Надежда Антоновна. Я пойду спрошу, привезли ли коляску. Я ухитрилась
взять в долг у одного каретника и гербы велела сделать. Лошадей будем брать извозчичьих, а своей коляски не иметь нельзя. Извозчичий
экипаж всегда заметен. (Уходит.)
— Казачка Максимку от меня
взяли, — перебил ее Харлов (глаза его продолжали бегать, обе руки он держал у подбородка — пальцы в пальцы), —
экипаж отняли, месячину урезали, жалованья выговоренного не платили — кругом, как есть, окорнали — я все молчал, все терпел!
«Мой любезный Савелий Никандрыч! Нечаянное известие заставляет меня сию минуту ехать в Петербург. Я слышал, что Анне Павловне хуже, посылаю вам две тысячи рублей. Бога ради, сейчас поезжайте в город и пользуйте ее;
возьмите мой
экипаж, но только не теряйте времени. Я не хочу больную обеспокоить прощаньем и не хочу отвлекать вас. Прощайте, не оставляйте больную, теперь она по преимуществу нуждается в вашей помощи. Эльчанинов оказался очень низким человеком.
Отсюда Николай Павлович
взял Брянчанинова с собою в
экипаж и, приехав с ним в Аничков дворец, повел его за собою в покои великой княгини, впоследствии императрицы Александры Феодоровны.
— Пожалуйте сюда на лесенку, — отнесся он ко мне, — уж извините на этот случай, что в таком наряде вас принимаем, дело деревенское… — На нем была наскоро накинутая, значительно поношенная купеческая сибирка. — Ты, любезный,
возьми кругом, там под навесом и поставишь, — прибавил он извозчику, — а то тут в ворота не пройдешь; наш
экипаж — телега, не громоздка, в калитку продернуть можно.
Покончивши лошадку со всеми
экипажами, за одежу принялся и к утру остался в одной только поддевке, так что хозяина жалость
взяла.
Козулькой называется расстояние в 22 версты между станциями Чернореченской и Козульской (это между городами Ачинском и Красноярском). За две, за три станции до страшного места начинают уж показываться предвестники. Один встречный говорит, что он четыре раза опрокинулся, другой жалуется, что у него ось сломалась, третий угрюмо молчит и на вопрос, хороша ли дорога, отвечает: «Очень хороша, чёрт бы ее
взял!» На меня все смотрят с сожалением, как на покойника, потому что у меня собственный
экипаж.
— Ну и садись. Володя, подвигайся, брат!
Возьмем сего Язона, — добавил он, отстраня кавалериста. — Это мой племянник, сестры Агаты сын, Кюлевейн. Ну я беру у вас господина этого городского воробья! — добавил он, втягивая Висленева за руку к себе в
экипаж, — он вам не к перу и не к шерсти.
Ты думаешь, что меня тешит мой
экипаж или сверканье подков моих рысаков? — нет; каждый стук этих подков отдается в моем сердце: я сам бы, черт их
возьми, с большим удовольствием возил их на себе, этих рысаков, чтобы только не платить за их корм и за их ковку, но это нужно, понимаешь ты, Иосаф: все это нужно для того же, для того, чтобы быть богачом, миллионером…
— Я не решил, где мне остановиться, — проговорил Горданов, усаживаясь в
экипаж. — Ты где стоишь? Я могу пристать где-нибудь поближе или
возьму нумер в той же гостинице.
Экипаж окружили и,
взяв под уздцы лошадей, с триумфом повели их в полицейский участок.
Его любимое создание — севастопольский флот, на который князь возлагал все свои надежды, при первом выходе в море подвергся страшной буре, которая унесла один линейный корабль в Константинопольский пролив, где турки
взяли его со всем
экипажем; остальные корабли и суда были так повреждены, что с трудом вернулись в Севастополь. Эскадру Войновича, как некогда знаменитую армаду Филиппа II Испанского, истребили не враги, а бури.
Кучера толкали друг друга, второпях брались за чужих лошадей; лошади были расседланы, подпруги и уздечки порваны у иных, у других постромки
экипажей подрезаны, сбруя разбросана и перемешана. Госпожи ахали, метались в разные стороны, плакали, ломали себе руки (падать в обморок было некогда); господа сами бегали в конюшни и по задним дворам, чтобы помочь служителям оседлать лошадей, выгородить
экипажи и сделать разные низкие работы, за которые, в другое время, не
взяли бы тысячей.
— Это-то все-таки… А вот вы говорите выбрать себе девушку по душе… Где выбрать-то? Из кого?.. Девушки-то нынче пошли какие-то, и как назвать, не придумаешь… Ежели образованная, так в министры метит. Какая уж она жена? Если немножко лоску понабралась, шелк да бархат подавай,
экипажи, развлечения, а совсем уж необразованную, простую, как бы только для кухни, тоже
взять зазорно… Словом с ней не перекинешься… Никому не покажешь ее… Вот тут и задача…
Доехал папаша благополучно. Из первого класса на своей станции с узелком вышел, — борода вперед, живот гоголем, — начальник в красной фуражке так глаза и вылупил. Не иначе, как Губарев подряд в Питере
взял: на всю аглицкую нацию мятные пряники поставлять. Однако ж
экипажа на мягких рессорах ему не подано…
Яша Хватов, однако, не сдался; он немедленно
взял в думе несколько извозчичьих ярлыков и, прибив их ко всем своим
экипажам, с прежним треском стал показываться на Большой Морской и на Невском в обычные часы катанья.