Неточные совпадения
Да, я люблю тебя, далекий, никем не тронутый край! Мне мил твой простор
и простодушие твоих обитателей!
И если перо мое нередко коснется
таких струн твоего организма, которые издают неприятный
и фальшивый звук, то это не от недостатка горячего сочувствия к тебе, а потому собственно, что эти звуки грустно
и болезненно отдаются в моей душе. Много есть путей служить общему делу; но
смею думать, что обнаружение зла, лжи
и порока также не бесполезно, тем более что предполагает полное сочувствие к добру
и истине.
„Батюшка, Демьян Иваныч,
так и так, помоги!“ Выслушает Демьян Иваныч, посмеется начальнически: „Вы,
мол, сукины дети, приказные,
и деньгу-то сколотить не умеете, всё в кабак да в карты!“ А потом
и скажет: „Ну, уж нечего делать, ступай в Шарковскую волость подать сбирать“.
Жил у нас в уезде купчина, миллионщик, фабрику имел кумачную, большие дела вел. Ну, хоть что хочешь, нет нам от него прибыли, да
и только!
так держит ухо востро, что на-поди. Разве только иногда чайком попотчует да бутылочку холодненького разопьет с нами — вот
и вся корысть. Думали мы, думали, как бы нам этого подлеца купчишку на дело натравить — не идет, да
и все тут, даже зло взяло. А купец видит это, смеяться не смеется, а
так, равнодушествует, будто не
замечает.
Вот
и вздумал он поймать Ивана Петровича,
и научи же он мещанинишку: „Поди,
мол, ты к лекарю, объясни, что вот
так и так, состою на рекрутской очереди не по сущей справедливости, семейство большое: не будет ли отеческой милости?“
И прилагательным снабдили, да
таким, знаете, все полуимперьялами,
так, чтоб у лекаря нутро разгорелось, а за оградой
и свидетели,
и все как следует устроено: погиб Иван Петрович, да
и все тут.
А он, по счастью, был на ту пору в уезде, на следствии, как раз с Иваном Петровичем. Вот
и дали мы им знать, что будут завтра у них их сиятельство,
так имели бы это в предмете, потому что вот
так и так, такие-то,
мол, их сиятельство речи держит. Струсил наш заседатель, сконфузился
так, что
и желудком слабеть начал.
А их сиятельство
и не
замечают, что мундир-то совсем не тот (даже мундира не переменил,
так натуру-то знал): зрение, должно полагать, слабое имели.
Само собой, следствие; ну, невзначай
так невзначай,
и суд уездный решил дело
так, что предать,
мол, это обстоятельство воле божьей, а мужика отдать на излечение уездному лекарю.
— Вы,
мол,
так и так, платили старику по десяти рублев, ну а мне, говорит, этого мало: я, говорит, на десять рублев наплевать хотел, а надобно мне три беленьких с каждого хозяина.
— Видали мы-ста эких щелкоперов,
и не
таких угоманивали; не хочешь ли,
мол, этого выкусить!
Приехал; являюсь к посланнику: «
Так и так, говорю, вызывались желающие, а у меня,
мол, ваше превосходительство, желудок настоящий, русский-с»…
Земский суд в
такой порядок привел, что сам губернатор на ревизии, как ни ковырял в книгах, никакой провинности
заметить не мог; с тем
и уехал.
Ощутил лесной зверь, что у него на лбу будто зубы прорезываются. Взял письма, прочитал — там всякие
такие неудобные подробности изображаются. Глупая была баба! Мало ей того, чтоб грех сотворить, — нет, возьмет да на другой день все это опишет: «Помнишь ли,
мол, миленький, как ты сел вот
так, а я села вот этак, а потом ты взял меня за руку, а я, дескать, хотела ее отнять, ну, а ты»…
и пошла,
и пошла! да страницы четыре мелко-намелко испишет,
и все не то чтоб дело какое-нибудь, а
так, пустяки одни.
— А вот у наших господ
так и своего-то понятия нет, да
и от нашего брата заняться ничем не хотят, —
замечает третий лакей.
— А что, Демьяныч, видно, на квас-то скупенек, брат, стал? — говорит ямщик, откладывая коренную лошадь, — разбогател, знать,
так и прижиматься стал!.. Ну-ко, толстобрюхий, полезай к хозявам да скажи, что ямщикам,
мол, на чай надо! — прибавляет он, обращаясь к Петру Парамонычу.
— Что ж за глупость! Известно, папенька из сидельцев вышли, Аксинья Ивановна! — вступается Боченков
и, обращаясь к госпоже Хрептюгиной, прибавляет: — Это вы правильно, Анна Тимофевна, сказали: Ивану Онуфричу денно
и нощно бога
молить следует за то, что он его, царь небесный, в большие люди произвел. Кабы не бог,
так где бы вам родословной-то теперь своей искать? В червивом царстве, в мушином государстве? А теперь вот Иван Онуфрич, поди-кось, от римских цезарей, чай, себя по женской линии производит!
— Пустяки все это, любезный друг! известно, в народе от нечего делать толкуют! Ты пойми, Архип-простота, как же в народе этакому делу известным быть!
такие, братец, распоряжения от правительства выходят, а черный народ все равно что
мелево: что в него ни кинут, все оно
и мелет!
—
Так я, сударь,
и пожелал; только что ж Кузьма-то Акимыч, узнавши об этом, удумал? Приехал он ноне по зиме ко мне:"Ты, говорит, делить нас захотел,
так я, говорит, тебе этого не позволяю, потому как я у графа первый человек! А как ты,
мол, не дай бог, кончишься,
так на твоем месте хозяйствовать мне, а не Ивану, потому как он малоумный!"
Так вот, сударь, каки ноне порядки!
— Обидит, сударь, это уж я вижу, что беспременно обидит! Жалко, уж
и как жалко мне Иванушка! Пытал я тоже Кузьму-то Акимыча вразумлять!"Опомнись,
мол, говорю, ты ли меня родил, или я тебя родил?
Так за что ж ты меня на старости-то лет изобидеть хочешь!"
— Что станешь с ним, сударь, делать! Жил-жил, все радовался, а теперь вот ко гробу мне-ка уж время, смотри, какая у нас оказия вышла!
И чего еще я, сударь, боюсь: Аким-то Кузьмич человек ноне вольной,
так Кузьма-то Акимыч, пожалуй, в купцы его выпишет, да
и деньги-то мои все к нему перетащит… А ну, как он в ту пору, получивши деньги-то, отцу вдруг скажет:"Я, скажет, папынька, много вами доволен, а денежки, дескать, не ваши, а мои… прощайте,
мол, папынька!"Поклонится ему, да
и вон пошел!
Я, однако ж, остереглась
и выговорила тут ей, что я,
мол, Анфиса Ивановна, роду не простого,
так не было бы у вас для меня обиды…
Забиякин. Но, сознайтесь сами, ведь я дворянин-с; если я, как человек, могу простить, то, как дворянин, не имею на это ни малейшего права! Потому что я в этом случае,
так сказать, не принадлежу себе.
И вдруг какой-нибудь высланный из жительства, за мошенничество, иудей проходит мимо тебя
и смеет усмехаться!
Только вот, сударь, чудо какое у нас тут вышло: чиновник тут — искусственник, что ли, он прозывается — «плант, говорит, у тебя не как следственно ему быть надлежит», — «А как,
мол, сударь, по-вашему будет?» — «А вот, говорит, как: тут у тебя, говорит, примерно, зал состоит,
так тут, выходит, следует… с позволенья сказать…»
И так, сударь, весь плант сконфузил, что просто выходит, жить невозможно будет.
— «Ну,
так и нет тебе разрешенья; вы, говорит, подьячие, все таковы: чуть попал в столоначальники, уж
и норовит икру
метать.
Змеищев. Ну, конечно, конечно, выгнать его; да напишите это
так, чтоб энергии, знаете, побольше, а то у вас все как-то бесцветно выходит — тара да бара, ничего
и не поймешь больше. А вы напишите, что вот,
мол,
так и так, нарушение святости судебного приговора, невинная жертва служебной невнимательности, непонимание всей важности долга… понимаете! А потом
и повесьте его!.. Ну, а того-то, что скрыл убийство…
Дернов. Мало ли что торги! тут, брат, казенный интерес. Я было сунулся доложить Якову Астафьичу, что для пользы службы за тобой утвердить надо, да он говорит: «Ты,
мол, любезный, хочешь меня уверить, что стакан, сапоги
и масло все одно,
так я, брат, хошь
и дикий человек, а арифметике-то учился, четыре от двух отличить умею».
«Ну, говорит, мы теперича пьяни; давай, говорит, теперича реку шинпанским поить!» Я было ему в ноги: «За что ж:
мол, над моим добром наругаться хочешь, ваше благородие? помилосердуй!»
И слушать не хочет… «Давай, кричит, шинпанского! дюжину! мало дюжины, цельный ящик давай! а не то, говорит, сейчас все твои плоты законфескую,
и пойдешь ты в Сибирь гусей пасти!» Делать-то нечего: велел я принести ящик,
так он позвал, антихрист, рабочих, да
и велел им вило-то в реку бросить.
Да
и чиновник там
такой есть, что на кажной тебе станции словно в зубы тычет: «Ты,
мол, за честь почитай, что сподобил тебя создатель на почте ехать!» Станешь это лошадей торопить, ну, один только
и есть ответ ото всех: «Подождешь,
мол, борода, не великого чина птица».
«Вы,
мол, богатеете оттого, что мошенники, а я вот честный,
так и бедный»…
Вот-с
и говорю я ему: какая же,
мол, нибудь причина этому делу да есть, что все оно через пень-колоду идет, не по-божески, можно сказать, а больше против всякой естественности?"А оттого, говорит, все эти мерзости, что вы, говорит, сами скоты, все это терпите; кабы,
мол, вы разумели, что подлец подлец
и есть, что его подлецом
и называть надо,
так не
смел бы он рожу-то свою мерзкую на свет божий казать.
Коли мы те же бараны,
так, стало,
и нам в эвто дело соваться не следует: веди,
мол, нас, куда вздумается!
Уж куда как они все не любят, как им в чем ни есть перечить станешь:"Ты,
мол, скотина,
так ты
и слушай, покелева я там разговаривать буду".
Первое дело, много вы об себе думаете, а об других — хочь бы об нас грешных —
и совсем ничего не думаете:
так,
мол, мелюзга все это, скоты необрезанные.
А между тем посмотрите вы на наших губернских
и уездных аристократов, как они привередничают, как они пыжатся на обеде у какого-нибудь негоцианта, который только потому
и кормит их, чтобы казну обворовать поделикатнее. Фу ты, что за картина! Сидит индейский петух
и хвост распустит — ну, не подступишься к нему, да
и только! Ан нет! покудова он там распускает хвост, в голове у него уж зреет канальская идея, что как,
мол, не прибавить по копеечке
такому милому, преданному негоцианту!
—
Так напустили на себя дурь, —
заметил я, — выдумали, что вам надоело, да
и все тут.
— Может быть, может быть, господин Немврод! Это вы справедливо
заметили, что я выдумал. Но если выдумка моя
так удачна, что точка в точку приходится по мне, то полагаю, что не лишен же я на нее права авторской собственности… А! Пашенька-с!
и вы тоже вышли подышать весенним воздухом! — прибавил он, отворяя форточку, — знать, забило сердечко тревогу! [64]
— Я ему говорил тоже, что,
мол, нас
и барин николи из своих ручек не жаловал, а ты,
мол, колбаса, поди како дело завел, над христианским телом наругаться!
Так он пуще еще осерчал, меня за бороду при всем мире оттаскал:"Я, говорит, всех вас издеру! мне, говорит, не указ твой барин! барин-то,
мол, у вас словно робенок малый, не смыслит!"
— Однако мы не нашли покоя, которого искали, — продолжал Горехвастов несколько сентиментально, — однажды я
метал банк,
и метал, по обыкновению, довольно счастливо, как вдруг один из понтеров, незнакомец вершков этак десяти, схватил меня за руки
и сжал их
так крепко, что кости хрустнули.
Не по нраву ей, что ли, это пришлось или
так уж всем естеством баба пагубная была — только стала она меня оберегаться. На улице ли встретит — в избу хоронится, в поле завидит — назад в деревню бежит. Стал я примечать, что
и парни меня будто на смех подымают; идешь это по деревне, а сзади тебя то
и дело смех да шушуканье."Слышь,
мол, Гаранька, ночесь Парашка от тоски по тебе задавиться хотела!"Ну
и я все терпел; терпел не от робости, а по той причине, что развлекаться мне пустым делом не хотелось.
— Что ж,
так и по закону следует, —
заметил нерешительно Яков Петрович.
— Да как же тут свяжешься с эким каверзником? —
заметил смотритель, — вот намеднись приезжал к нам ревизор, только раз его в щеку щелкнул, да
и то полегоньку, —
так он себе
и рожу-то всю раскровавил,
и духовника потребовал:"Умираю, говорит, убил ревизор!" — да
и все тут.
Так господин-то ревизор
и не рады были, что дали рукам волю… даже побледнели все
и прощенья просить начали —
так испужались! А тоже, как шли сюда, похвалялись: я,
мол, его усмирю! Нет, с ним свяжись…
— А вор, батюшка, говорит:
и знать не знаю, ведать не ведаю; это, говорит, он сам коровушку-то свел да на меня,
мол, брешет-ну! Я ему говорю: Тимофей,
мол, Саввич, бога,
мол, ты не боишься, когда я коровушку свел? А становой-ет, ваше благородие, заместо того-то, чтобы меня, знашь, слушать, поглядел только на меня да головой словно замотал."Нет, говорит, как посмотрю я на тебя,
так точно, что ты корову-то украл!"Вот
и сижу с этих пор в остроге. А на что бы я ее украл? Не видал я, что ли, коровы-то!
— Стар-то я стар, больно уж стар, оттого,
мол,
и речи
таки говорю… Ну, Нилушко, делай, как тебе разум указывает, а от меня вам совет
такой: как станут на дворе сумеречки, вынесите вы эту Оринушку полегоньку за околицу… все одно преставляться-то ей, что здесь, что в поле…
— Коли не ругаться! ругаться-то ругают, а не что станешь с ним делать! А по правде, пожалуй,
и народ-от напоследях неочеслив [72] становиться стал!"Мне-ка, говорит, чего надобе, я,
мол, весь тут как есть — хочь с кашей меня ешь, хочь со щами хлебай…"А уж хозяйка у эвтого у управителя,
так, кажется, зверя всякого лютого лютее. Зазевает это на бабу,
так ровно, прости господи, черти за горло душат, даже обеспамятеет со злости!
— А ему что! Он в эвто дело
и входить не хочет! Это, говорит, дело женское; я ей всех баб
и девок препоручил; с меня,
мол,
и того будет, что
и об мужиков все руки обшаркал… право!
така затейная немчура…
—
Так нет, стало, пашпорта? — ладно; это пункт первый. А теперь, — говорит, — будет пункт второй: кто бишь из вас старика, отравил?
и в каких это законах написано, чтоб
смел человек умереть без напутствия?
Ну,
и подлинно повенчали нас в церкви; оно, конечно, поп посолонь венчал —
так у нас
и уговор был — а все-таки я свое начало исполнил: воротился домой, семь земных поклонов положил
и прощенья у всех испросил: «Простите,
мол, святии отцы
и братья, яко по нужде аз грешный в еретической церкви повенчался». [Там же. (Прим. Салтыкова-Щедрина.)] Были тут наши старцы; они с меня духом этот грех сняли.
Получаю я однажды писемцо, от одного купца из Москвы (богатейший был
и всему нашему делу голова), пишет, что,
мол,
так и так, известился он о моих добродетелях, что от бога я светлым разумом наделен,
так не заблагорассудится ли мне взять на свое попечение утверждение старой веры в Крутогорской губернии, в которой «християне» претерпевают якобы тесноту
и истязание великое.
А мы, говорит, богу произволящу, надеемся в скором времени
и пастыря себе добыть доброго, который бы мог
и попов ставить,
и стадо пасти духовное:
так если,
мол, пастырь этот к вам обратится когда,
так вы его, имени Христова ради, руководствуйте, а нас, худых, в молитвах пред богом не забывайте, а мы за вас
и за всех православных християн молимся
и напредь молиться готовы".
Ну,
и подлинно слушают, потому что народ не рассуждает; ему только скажи, что
так,
мол, при царе Горохе было или там что какой ни на есть папа Дармос был, которого тело было ввержено в реку Тивирь,
и от этого в реке той вся рыба повымерла, — он
и верит.
— Это, — говорит, — вы с Асафом бредили. Вы, говорит, известно, погубители наши. Над вами,
мол,
и доселева большего нет;
так если вы сами об себе промыслить не хотите, мы за вас промыслим,
и набольшего вам дадим, да не старца, а старицу, или, по-простому сказать, солдатскую дочь… Ладно, что ли, этак-то будет?