Неточные совпадения
Вон он разговаривает с Клавской!.. — отвечал
тот, показывая глазами на плешивого старика с синей лентой белого орла, стоявшего около танцующих, вблизи одной, если хотите, красивой из себя дамы, но в
то же время с каким-то наглым и бесстыжим выражением в
лице.
Между
тем кадриль кончилась. Сенатор пошел по зале. Общество перед ним, как море перед большим кораблем, стало раздаваться направо и налево. Трудно описать все мелкие оттенки страха, уважения, внимания, которые начали отражаться на
лицах чиновников, купцов и даже дворян. На средине залы к сенатору подошел хозяин с Марфиным и проговорил...
Когда к нему приблизился сенатор, на
лице губернатора, подобно
тому, как и на
лицах других чиновников, отразились некоторое смущение и затаенная злоба.
— Меня больше всего тут удивляет, — заговорил он после короткого молчания и с недоумевающим выражением в
лице, — нам не доверяют, нас опасаются, а между
тем вы, например, словами вашими успели вызвать — безделица! — ревизию над всей губернией.
Его
лицо имело отчасти насмешливое выражение, а проходившие вместе с
тем по этому
лицу глубокие борозды ясно говорили, что этот господин (ему было никак не больше тридцати пяти лет) достаточно пожил и насладился жизнью.
В покое
том же, занимая
Диван, цыганка молодая
Сидела, бледная
лицом… //....
Рукой сердитою чесала
Цыганка черные власы
И их на темные красы
Нагих плечей своих метала!
— Вам, дядя, хорошо так рассуждать! У вас нет никаких желаний и денег много, а у меня наоборот!.. Заневолю о
том говоришь, чем болишь!.. Вчера, черт возьми, без денег, сегодня без денег, завтра тоже, и так бесконечная перспектива idem per idem!.. [одно и
то же!.. (лат.).] — проговорил Ченцов и, вытянувшись во весь свой длинный рост на стуле, склонил голову на грудь. Насмешливое выражение
лица его переменилось на какое-то даже страдальческое.
— Главные противоречия, — начал он неторопливо и потирая свои руки, — это в отношении губернатора… Одни утверждают, что он чистый вампир, вытянувший из губернии всю кровь, чего я, к удивлению моему, по делам совершенно не вижу… Кроме
того, другие
лица, не принадлежащие к партии губернского предводителя, мне говорят совершенно противное…
Сенатор сел с ней рядом, и лошади понесли их по гладким улицам губернского города. Когда они проезжали невдалеке от губернаторского дома,
то Клавская, все время закрывавшая себе муфтой
лицо от холода, проговорила негромко...
От последней мысли своей губернский предводитель даже в
лице расцвел, но Марфин продолжал хмуриться и сердиться. Дело в
том, что вся эта предлагаемая Крапчиком система выжидания и подглядывания за сенатором претила Марфину, и не столько по исповедуемой им религии масонства, в которой он знал, что подобные приемы допускались, сколько по врожденным ему нравственным инстинктам: Егор Егорыч любил действовать лишь прямо и открыто.
Лакей ушел. Крапчик, поприбрав несколько на конторке свои бумаги, пошел неохотно в кабинет, куда вместе с ним торопливо входила и Катрин с
лицом еще более грубоватым, чем при вечернем освещении, но вместе с
тем сияющим от удовольствия.
Несмотря на
то, что Петр Григорьич почти каждодневно играл в банк или другие азартные игры, но никто еще и никогда не заметил на черномазом
лице его, выигрывает он или проигрывает.
В
то самое крещение, с которого я начал мой рассказ, далеко-далеко, более чем на тысячеверстном расстоянии от описываемой мною местности, в маленьком уездном городишке, случилось такого рода происшествие: поутру перед волоковым окном мещанского домика стояло двое нищих, — один старик и, по-видимому, слепой, а другой — его вожак — молодой, с
лицом, залепленным в нескольких местах пластырями.
Нищие, и особенно молодой из них, заметно прислушивались к этому разговору. Из волокового окна между
тем выглянуло заплывшее жиром, сизо-багровое
лицо какой-то женщины, которая толстой и до плеча голой рукой подала им огромный кусище пирога и проговорила при этом...
Дамы, разумеется, прежде всего обеспокоились о нарядах своих, ради которых, не без мелодраматических сцен, конечно, принялись опустошать карманы своих супругов или родителей, а мужчины больше толковали о
том, кто был именно приглашен сенатором и кто нет, и по точному счету оказалось, что приглашенные были по преимуществу
лица, не враждовавшие против губернатора, а враги его, напротив, почти все были не позваны.
Катрин между
тем, заметив Ченцова, поспешно и с радостным
лицом устремилась к нему.
В догматике ее рассказывается, что бог Саваоф, видя, что христианство пало на земле от пришествия некоего антихриста из монашеского чина, разумея, без сомнения, под этим антихристом патриарха Никона […патриарх Никон — в миру Никита Минов (1605—1681), выдающийся русский религиозный деятель.], сошел сам на землю в
лице крестьянина Костромской губернии, Юрьевецкого уезда, Данилы [Данила Филиппов (ум. в 1700 г.) — основатель хлыстовской секты.], или, как другие говорят, Капитона Филипповича; а между
тем в Нижегородской губернии, сколько мне помнится, у двух столетних крестьянских супругов Сусловых родился ребенок-мальчик, которого ни поп и никто из крестьян крестить и воспринять от купели не пожелали…
Марфин начал чисто ораторствовать, красноречиво доказывая, что обеим сестрам, как девушкам молодым, нет никакого повода и причины оставаться в губернском городе,
тем более, что они, нежно любя мать свою, конечно, скучают и страдают, чему доказательством служит даже
лицо Сусанны, а потому он желает их свезти в Москву и поселить там.
Егор Егорыч снова вспыхнул в
лице. Отвергнуть свое увлечение Людмилою он, по своей правдивости, не мог, но и признаться в
том ему как-то было совестно.
Священник довольно торопливо и переболтавшимся языком читал евангелие и произносил слова: «откуда мне сие, да приидет мати господа моего ко мне!» Увидав Марфина, он стал читать несколько медленнее, и даже дьячок, раздувавший перед
тем с раскрасневшимся
лицом кадило, оставил занятие и по окончании евангелия затянул вместе с священником: «Заступница усердная, мати господа вышняго…» Молебен собственно служили иконе казанской божией матери, считавшейся в роду Рыжовых чудотворною и стоявшей в настоящем случае с почетом в углу залы на столике, покрытом белою скатертью.
Егор Егорыч, став около фортепьяно, невольно начал глядеть на Сусанну, и часто повторяемые священником слова: «мати господа моего», «мати господа вышняго», совершенно против воли его вызвали в нем воспоминание об одной из множества виденных им за границей мадонн, на которую показалась ему чрезвычайно похожею Сусанна, — до
того лицо ее было чисто и духовно.
Но последнее время записка эта исчезла по
той причине, что вышесказанные три комнаты наняла приехавшая в Москву с дочерью адмиральша, видимо, выбиравшая уединенный переулок для своего местопребывания и желавшая непременно нанять квартиру у одинокой женщины и пожилой, за каковую она и приняла владетельницу дома; но Миропа Дмитриевна Зудченко вовсе не считала себя пожилою дамою и всем своим знакомым доказывала, что у женщины никогда не надобно спрашивать, сколько ей лет, а должно смотреть, какою она кажется на вид; на вид же Миропа Дмитриевна, по ее мнению, казалась никак не старее тридцати пяти лет, потому что если у нее и появлялись седые волосы,
то она немедля их выщипывала; три — четыре выпавшие зуба были заменены вставленными; цвет ее
лица постоянно освежался разными притираньями; при этом Миропа Дмитриевна была стройна; глаза имела хоть и небольшие, но черненькие и светящиеся, нос тонкий; рот, правда, довольно широкий, провалистый, но не без приятности; словом, всей своей физиономией она напоминала несколько мышь, способную всюду пробежать и все вынюхать, что подтверждалось даже прозвищем, которым называли Миропу Дмитриевну соседние лавочники: дама обделистая.
Миропа Дмитриевна непременно ожидала, что Рыжовы примут ее приветливо и даже с уважением, но, к удивлению своему, она совершенно этого не встретила, и началось с
того, что к ней вышла одна только старуха-адмиральша с
лицом каким-то строгим и печальным и объявила, что у нее больна дочь и что поэтому они ни с кем из знакомых своих видаться не будут.
Миропа Дмитриевна совершенно справедливо говорила, что на
лицах Людмилы и адмиральши проглядывала печаль. В
тот именно день, как за ними подсматривала Зудченко, у них произошел такого рода разговор...
«О, если это несчастный роман, — подумал с просиявшим
лицом капитан, —
то он готов покрыть все, что бы там ни было, своим браком с этой прелестной девушкой».
Марфин слушал капитана с нахмуренным
лицом. Он вообще офицеров последнего времени недолюбливал, считая их шагистиками и больше ничего, а
то, что говорил Аггей Никитич, на первых порах показалось Егору Егорычу пошлым, а потому вряд ли даже не с целью прервать его разглагольствование он обратился к барышням...
Вошла действительно Сусанна.
Лицо ее, как только сестра скончалась, перестало быть растерянным и оставалось только серьезным: Сусанна твердо была уверена, что там, на небе, Людмиле гораздо лучше, чем было здесь, на земле, и только сожалела о
том, что ее не успели причастить.
Любя подражать в одежде новейшим модам, Петр Григорьич, приехав в Петербург, после долгого небывания в нем, счел первою для себя обязанностью заказать наимоднейший костюм у лучшего портного, который и одел его буква в букву по рецепту «Сына отечества» [«Сын Отечества» — журнал, издававшийся с 1812 года Н.И.Гречем (1787—1867).], издававшегося тогда Булгариным и Гречем, и в костюме этом Крапчик — не хочу
того скрывать — вышел ужасен: его корявое и черномазое
лицо от белого верхнего сюртука стало казаться еще чернее и корявее; надетые на огромные и волосатые руки Крапчика палевого цвета перчатки не покрывали всей кисти, а держимая им хлыстик-тросточка казалась просто чем-то глупым.
Вслед за
тем вошел и названный Федор Иваныч в вицмундире, с
лицом румяным, свежим и, по своим летам, а равно и по скромным манерам, обнаруживавший в себе никак не выше департаментского вице-директора. В руках он действительно держал масляной работы картину в золотой раме.
А что скопцы и хлысты одно и
то же, это мне хорошо известно, потому что, вращаясь беспрестанно между разными сектами, я много читал об этом и слышал рассуждения от высших духовных
лиц.
Между
тем бестактная ошибка его заметно смутила Федора Иваныча и Сергея Степаныча, которые оба знали это обстоятельство, и потому они одновременно взглянули на князя, выражение
лица которого тоже было не совсем довольное, так что Сергей Степаныч нашел нужным заметить Крапчику...
— Это им обоим нисколько не помешает козни строить… Я вам никогда не рассказывал, что эти
лица со мною при покойном императоре Александре сделали… перед
тем как мне оставить министерство духовных дел? […оставить министерство духовных дел… — А.Н.Голицын оставил министерство народного просвещения, одно время объединенное с министерством духовных дел, в 1824 году.]
— Из
того, что Петербург ныне совсем не
тот, какой был прежде; в нем все изменилось: и люди и мнения их! Все стали какие-то прапорщики гвардейские, а не правительственные
лица.
Князь на этот раз был не в кабинете, а в своей богато убранной гостиной, и тут же с ним сидела не первой молодости, должно быть, девица, с
лицом осмысленным и вместе с
тем чрезвычайно печальным. Одета она была почти в трауре. Услыхав легкое постукивание небольших каблучков Егора Егорыча, князь приподнял свой зонтик.
Егор Егорыч подошел, и они облобызались — по-масонски, разумеется. Девица между
тем, смущенная появлением нового
лица, поспешила встать.
— И вы справедливы! — отвечал ему на это Михаил Михайлыч. — Вы вдумайтесь хорошенько, не есть ли державство
то же священство и не следует ли считать это установление божественным? Державец не человек, не
лицо, а это — возможный порядок, высший разум, изрекатель будущих судеб народа!
Приглашенная Антипом Ильичом Миропа Дмитриевна вошла. Она была, по обыкновению, кокетливо одета: но в
то же время выглядывала несколько утомленною и измученною: освежающие
лицо ее притиранья как будто бы на этот раз были забыты; на висках ее весьма заметно виднелось несколько седых волос, которые Миропа Дмитриевна или не успела еще выдернуть, или их так много вдруг появилось, что сделать это оказалось довольно трудным.
Вечером масонские разговоры в присутствии нового
лица, конечно, не могли начаться, а дождь между
тем хлестал в окна. Музыка тоже утомила несколько играющих.
— Вот видите, прелесть моя,
то, что я вам уже рассказывала и буду дальше еще говорить, мы можем сообщать только
лицам, желающим поступить в масонство и которые у нас называются ищущими; для прочих же всех людей это должно быть тайной глубокой.
Тем временем Егор Егорыч послал Антипа Ильича к Андреюшке узнать, можно ли к нему идти, ибо юродивый не во всякое время и не всех к себе пускал. Антип Ильич исполнил это поручение с великим удовольствием и, возвратясь от Андреюшки, доложил с сияющим
лицом...
Помимо отталкивающего впечатления всякого трупа, Петр Григорьич, в
то же утро положенный лакеями на стол в огромном танцевальном зале и уже одетый в свой павловский мундир, лосиные штаны и вычищенные ботфорты, представлял что-то необыкновенно мрачное и устрашающее: огромные ступни его ног, начавшие окостеневать, перпендикулярно торчали;
лицо Петра Григорьича не похудело, но только почернело еще более и исказилось; из скривленного и немного открытого в одной стороне рта сочилась белая пена; подстриженные усы и короткие волосы на голове ощетинились; закрытые глаза ввалились; обе руки, сжатые в кулаки, как бы говорили, что последнее земное чувство Крапчика было гнев!
Устроив это, Тулузов разослал именитым
лицам города пригласительные билеты о
том, чтобы они посетили панихиды по Петре Григорьиче, а равно и долженствующее через день последовать погребение его.
Хотя в этом кортеже и старались все иметь печальные
лица (секретарь депутатского собрания успел даже выжать из глаз две — три слезинки), но истинного горя и сожаления ни в ком не было заметно, за исключением, впрочем, дворовой прачки Петра Григорьича — женщины уже лет сорока и некрасивой собою: она ревмя-ревела в силу
того, что последнее время барин приблизил ее к себе, и она ужасно этим дорожила и гордилась!
С
тех пор, как мы расстались с ним, он сильно постарел, оплешивел; по
лицу его проходило еще большее число борозд, а некоторая одутловатость ясно говорила об его усердном служении Бахусу.
Говоря это, Ченцов пристально глядел в
лицо управляющего;
тот же держал свои глаза опущенными на шахматную доску.
«Мартын Степаныч; теперь уже возвратившийся ко мне в город, — объяснял в своем письме Артасьев, — питает некоторую надежду уехать в Петербург, и дай бог, чтобы это случилось, а
то положение сего кроткого старца посреди нас печально: в целом городе один только я приютил его; другие же
лица бежали от него, как от зачумленного, и почти вслух восклицали: «он сосланный, сосланный!..», — и никто не спросил себя, за что же именно претерпевает наказание свое Мартын Степаныч?
— Нет, не может, — сознался
тот с печальным выражением в
лице, — и по многим причинам, из коих две главные: одна — его совесть, а другая — его супруга, которая не пожелает этого сближения!
— Ждать так ждать! — сказал с
тем же невеселым
лицом Егор Егорыч и затем почти целую неделю не спал ни одной ночи: живая струйка родственной любви к Валерьяну в нем далеко еще не иссякла. Сусанна все это, разумеется, подметила и постоянно обдумывала в своей хорошенькой головке, как бы и чем помочь Валерьяну и успокоить Егора Егорыча.
— У вас все обыкновенно добрые и благородные, — произнесла с
тем же озлоблением Миропа Дмитриевна, и на
лице ее как будто бы написано было: «Хочется же Аггею Никитичу болтать о таком вздоре, как эти поляки и разные там их Канарские!»
Дама сия, после долгого многогрешения, занялась богомольством и приемом разного рода странников, странниц, монахинь, монахов, ходящих за сбором, и между прочим раз к ней зашла старая-престарая богомолка, которая родом хоть и происходила из дворян, но по густым и длинным бровям, отвисшей на глаза коже, по грубым морщинам на всем
лице и, наконец, по мужицким сапогам с гвоздями, в которые обуты были ее ноги, она скорей походила на мужика, чем на благородную девицу,
тем более, что говорила, или, точнее сказать, токовала густым басом и все в один тон: «То-то-то!..