Неточные совпадения
—
Как поздно,
как поздно!.. Мы с папа были в отчаянии и
думали, что
вы не приедете, — говорила она, обмениваясь книксенами с девушками и их матерью.
— О нет, mon cher!.. Comment vous pouvez croire cela!.. [
Как вы можете так
думать!.. (франц.).] — воскликнул сенатор, вовсе не подозревая, что Крапчик ни одного звука не понимал по-французски.
— Нечего
вам об этой пустой девчонке и
думать! — благоразумно посоветовала ему Миропа Дмитриевна и потом,
как бы что-то такое сообразив, она вдруг сказала: — А я все-таки хочу выпить за ваше повышение!.. Шампанского, конечно, у меня нет, но есть отличная, собственной стряпни, наливка — вишневка!..
— Ни то, ни другое, ни третье! — начала ему возражать по пунктам gnadige Frau. —
Вы еще вовсе не старик. Конечно, Людмила к
вам была несколько ближе по возрасту, но,
как я слышала, только года на два, а это разница,
думаю, небольшая!
— Напротив, весьма возможно, да
вы уж и начали ею быть!.. Продолжайте с тем же рвением,
какое теперь у
вас, учиться, молитесь,
думайте, читайте указанные
вам книги и потом выйдите замуж за масона!
— И
как же
вы говорите, что у
вас нет денег? Я
думаю, что мои деньги и ваши, при наших отношениях, одно и то же!
Как помещица,
Вы всегда можете отпустить ко мне Аксюшу в Петербург, дав ей паспорт; а раз она здесь, супругу ее не удастся нас разлучить, или я его убью; но ежели и
Вы, Катрин, не сжалитесь надо мною и не внемлете моей мольбе, то против
Вас я не решусь ничего предпринять: достаточно и того, что я совершил в отношении
Вас; но клянусь
Вам всем святым для меня, что я от тоски и отчаяния себя убью, и тогда смерть моя безраздельно ляжет на Ваше некогда любившее меня сердце; а мне хорошо известно,
как тяжело носить в душе подобные воспоминания: у меня до сих пор волос дыбом поднимается на голове, когда я
подумаю о смерти Людмилы; а потому, для Вашего собственного душевного спокойствия, Катрин, остерегитесь подводить меня к давно уже ожидаемой мною пропасти, и еще раз повторяю
Вам, что я застрелюсь, если
Вы не возвратите мне Аксюты».
— Не я-с говорю это, я во сне бы никогда не посмел
подумать того, — отвечал ей немного уже опешивший Тулузов, — но это могут сказать другие, и, главное, может таким образом понять правительство, которое зорко следит за подобными отношениями и обеспечивает крепостных людей от подобного самоуправства: сын этого Власия,
как вы сами видели, не из смирных; грубиян и проходимец великий; он найдет себе заступу, и
вам может угрожать опасность, что у
вас отберут ваше имение в опеку.
— Содействия в том отношении, чтобы
вы повлияли на дворян, которые,
как мне известно, все очень
вас уважают и любят; достаточно, я
думаю,
вам сказать им слово за меня, чтобы я был выбран на должность, которую мне необходимо получить.
—
Думать долго тут невозможно, — сказал он, — потому что баллотировка назначена в начале будущего года: если
вы удостоите меня чести быть вашим супругом, то я буду выбран, а если нет, то не решусь баллотироваться и принужден буду,
как ни тяжело мне это, оставить службу вашего управляющего и уехать куда-нибудь в другое место, чтобы устроить себе хоть бы маленькую карьеру.
—
Вы думаете или нет, но это необходимо заранее иметь в виду, потому что когда это случится, так поздно поправлять.
Вы знаете,
как нынешний государь строго на это смотрит, — он на ходатайствах об усыновлении пишет своей рукой: «На беззаконие нет закона».
— Покайтесь, — повторил за ним и Егор Егорыч, — и мы вместе
подумаем,
как поправить учиненную
вами беду!
—
Вы извольте
думать или нет, это
как вам угодно, но отец мне все рассказывал; я даже знаю, о чем они теперь беседуют.
— Мужу
вы, может быть, не поверите, а про меня и сами такого же мнения,
как я
думаю о себе.
— Не
думала я, Егор Егорыч, что
вы будете так жестокосерды ко мне! — сказала она со ртом, искаженным печалью и досадой. —
Вы, конечно, мне мстите за Валерьяна, что
вам,
как доброму родственнику, извинительно; но
вы тут в одном ошибаетесь: против Валерьяна я ни в чем не виновата, кроме любви моей к нему, а он виноват передо мной во всем!
— Очень рад, очень! — отозвался на это Марфин. — Ну, а
как у
вас в Петербурге масонство процветает? Все, я
думаю, на попятный двор удрали?
— Не захотела, потому что ей нельзя оставить сестру, которая,
как вы знаете, в страшном горе, — объяснил Егор Егорыч и начал потом подробно расспрашивать m-me Углакову, чем, собственно, был болен ее сын, и когда та сказала, что у него была нервная горячка, Егор Егорыч не поверил тому и
подумал по-прежнему, что молодой повеса, вероятно, покутил сильно.
— Скандалов я не боюсь, — возразила она по-прежнему злобно-насмешливым тоном, — я столько их имела в жизни,
как и
вы, я
думаю, тоже!..
—
Вы, я
думаю, не подозреваете,
как я люблю вашу супругу, это такая умная женщина, что, ей-богу, я редко таких встречала, и
вы должны быть очень счастливы в вашей семейной жизни.
— Прошу
вас оставить ваши глупые шутки! Я не такая,
как, может,
вы думаете, — остановила его с сердцем горничная.
— Да это
как вам угодно, а я об
вас ничего худого не
думаю, — проговорил тем же насмешливым голосом Иван Дорофеев и продолжал ехать средней рысцой.
Неточные совпадения
Городничий. Что, голубчики,
как поживаете?
как товар идет ваш? Что, самоварники, аршинники, жаловаться? Архиплуты, протобестии, надувалы мирские! жаловаться? Что, много взяли? Вот,
думают, так в тюрьму его и засадят!.. Знаете ли
вы, семь чертей и одна ведьма
вам в зубы, что…
Идем домой понурые… // Два старика кряжистые // Смеются… Ай, кряжи! // Бумажки сторублевые // Домой под подоплекою // Нетронуты несут! //
Как уперлись: мы нищие — // Так тем и отбоярились! //
Подумал я тогда: // «Ну, ладно ж! черти сивые, // Вперед не доведется
вам // Смеяться надо мной!» // И прочим стало совестно, // На церковь побожилися: // «Вперед не посрамимся мы, // Под розгами умрем!»
У
вас товар некупленный, // Из
вас на солнце топится // Смола,
как из сосны!» // Опять упали бедные // На дно бездонной пропасти, // Притихли, приубожились, // Легли на животы; // Лежали, думу
думали // И вдруг запели.
—
Как не
думала? Если б я была мужчина, я бы не могла любить никого, после того
как узнала
вас. Я только не понимаю,
как он мог в угоду матери забыть
вас и сделать
вас несчастною; у него не было сердца.
— Это было рано-рано утром.
Вы, верно, только проснулись. Maman ваша спала в своем уголке. Чудное утро было. Я иду и
думаю: кто это четверней в карете? Славная четверка с бубенчиками, и на мгновенье
вы мелькнули, и вижу я в окно —
вы сидите вот так и обеими руками держите завязки чепчика и о чем-то ужасно задумались, — говорил он улыбаясь. —
Как бы я желал знать, о чем
вы тогда
думали. О важном?