Неточные совпадения
Расплатившись
за них, князь сейчас же принялся читать один из немецких подлинников, причем глаза его выражали то удовольствие от прочитываемого, то какое-то недоумение,
как будто бы он не совсем ясно понимал то, что прочитывал.
— А этот господин, — продолжал Михайло Борисович, мотнув головой на дверь и явно разумея под именем господина ушедшего генерала, — желает получить известное место, и между ними произошло, вероятно, такого рода facio ut facias [я делаю, чтобы ты делал (лат.).]: «вы-де схлопочите мне место, а я у вас куплю
за это дом в мое ведомство»… А? — заключил Михайло Борисович, устремляя на барона смеющийся взгляд, а тот при этом сейчас же потупился,
как будто бы ему даже совестно было слушать подобные вещи.
— Нынешней весной, если только Михайло Борисович не увезет меня
за границу, непременно приеду к вам в Москву, непременно!.. — заключила она и, желая даже
как бы физически поласкать племянника, свою маленькую и сморщенную ручку положила на его жилистую и покрытую волосами ручищу.
За ваши посещения жены моей приношу мою искреннюю благодарность. О,
как вы глубоко подметили, что она от своего доброго, детского взгляда на жизнь неизлечима. Десять лет я будил и бужу в ней взгляд взрослой женщины и не могу добудиться, и это одна из трагических сторон моей жизни.
—
Как же нет? Второй уж час! — произнесла она, вынимая из-за пояса серебряные часы и показывая их швейцару.
Пропусти госпожу эту! — приказал инженер тому же сторожу, который приотворил дверь, и девушка сейчас же юркнула в нее; но, выйдя на платформу и
как бы сообразив что-то такое, она быстро отошла от дверей и стала
за стоявшую в стороне толпу баб и мужиков.
Целую лекцию прочтет ему из медицины, а тот и думает: «Ай,
какой мудрец-всезнайка!» А я, извините меня,
за грех всегда считал это делать.
Доктору Елена вежливо поклонилась. Елпидифор Мартыныч, в свою очередь, перед ней встал и,
как только умел, модно раскланялся и вслед
за тем уже не спускал с нее своих старческих очей.
Во всем этом объяснении князь показался ей таким честным, таким бравым и благородным, но вместе с тем несколько сдержанным и
как бы не договаривающимся до конца. Словом, она и понять хорошенько не могла, что он
за человек, и сознавала ясно только одно, что сама влюбилась в него без ума и готова была исполнить самое капризнейшее его желание, хоть бы это стоило ей жизни.
Случайной же минуты увлечения никак не могло выпасть на долю моих влюбленных, так
как они видались постоянно в присутствии Елизаветы Петровны, которая в последнее время очень
за ними стала присматривать.
Что касается до Анны Юрьевны, которая
за обедом тоже выпила стакана два — три бургонского, то она имела заметно затуманившиеся глаза и была,
как сама про себя выражалась, в сильно вральном настроении.
— Непременно скажи, прошу тебя о том! — восклицала Елизавета Петровна почти умоляющим голосом. — Или вот что мы лучше сделаем! — прибавила она потом,
как бы сообразив нечто. — Чтобы мне никак вам не мешать, ты возьми мою спальную: у тебя будет зала, гостиная и спальная, а я возьму комнаты
за коридором, так мы и будем жить на двух разных половинах.
Елизавету же Петровну,
как видно, сильно заняло ее новое предположение, так что, выйдя из-за стола, она, не теряя ни минуты, позвала Марфушу и дворника и заставила их вещи свои перетаскивать в комнату Елены, а вещи Елены — в свою комнату, и при этом последнюю заметно старалась убрать
как можно наряднее; для этой цели Елизавета Петровна оставила в этой комнате свой ковер, свой ломберный стол и на нем вазы с восковыми цветами.
Анна Юрьевна, несмотря на происшедший спор, постаралась проститься с Еленой
как можно радушнее, а князя, когда он пошел было
за Еленой, приостановила на минуту.
Услыхав, что ее сопернице угрожает это счастие, княгиня страшно и окончательно испугалась
за самое себя; она, судя по собственным своим чувствам, твердо была убеждена, что
как только родится у князя от Елены ребенок, так он весь и навсегда уйдет в эту новую семью; а потому,
как ни добра она была и
как ни чувствовала отвращение от всякого рода ссор и сцен, но опасность показалась ей слишком велика, так что она решилась поговорить по этому поводу с мужем серьезно.
Елпидифор Мартыныч между тем,
как обещал княгине, так и исполнил, и направился прямо к Жиглинским. Во всех своих сплетнях, которыми сей достопочтенный врач всю жизнь свою занимался, он был как-то необыкновенно счастлив: в настоящем случае, например, Елизавета Петровна сама ждала его и почти готова была посылать
за ним.
— Вот вздор
какой! — рассмеялся барон, видимо, стараясь принять все эти слова князя
за приятельскую, не имеющую никакого смысла шутку; затем он замолчал, понурил голову и вскоре захрапел.
— Кроме того-с, — продолжала Елена, вся раскрасневшаяся даже в лице, — всех законов знать нельзя, это требование невыполнимое, чтобы неведением законов никто не отзывался: иначе людям некогда было бы ни землю пахать, ни траву косить, ни дорог себе строить. Они все время должны были бы изучать законы; люди, хорошо знающие законы,
как, например, адвокаты, судьи, огромные деньги
за это получают.
—
Как подчиняются слепые зрячему — не почему более, и пусть он даже насиловать их будет: это зло временное,
за которым последует благо жизни, — отвечала Елена.
Такое предложение мужа княгиню в ужас привело:
как! Быть разводкой?.. Потерять положение в обществе?.. Не видеть, наконец, князя всю жизнь?.. Но
за что же все это?.. Что она сделала против него?..
— Благодарю
за позволение, и теперь действительно
какого мне ждать возвращения от вас, когда вы таким образом третируете меня?
Вечером он тоже, пойдя в большой сад, заглядывал со вниманием во все хоть сколько-нибудь сносные молодые лица, следил
за ними, когда они выходили из сада, и наблюдал в этом случае главным образом над тем, что на извозчиков ли они садились, или в свои экипажи, и
какого сорта экипажи, хорошие или посредственные.
Г-жа Петицкая смотрела и следила
за ним боязливо и нежно,
как бы питая к нему в одно и то же время чувство матери и чувство более нежное и более страстное.
— В таком случае, пойдемте! — проговорила Елена довольным голосом; она нисколько даже не подозревала о волновавших князя чувствованиях, так
как он последнее время очень спокойно и с некоторым
как бы удовольствием рассказывал ей, что барон ухаживает
за княгиней и что между ними сильная дружба затевается!
Она девушка, а между тем делается матерью, — это, вероятно, распространится по всей Москве, и ей очень трудно будет оставить Елену начальницей женского учебного заведения; но в то же время она ни
за что не хотела отпустить от себя Елену, так
как та ей очень нравилась и казалась необыкновенной умницей. «Ничего, как-нибудь уговорю, успокою этих старикашек; они сами все очень развратны!» — подумала про себя Анна Юрьевна.
За ней поехали в кабриолете княгиня и барон, и так
как княгиня сама пожелала править, то они поехали довольно тихо.
Прежде всего она предположила заехать
за Миклаковым; но, так
как она и прежде еще того бывала у него несколько раз в номерах, а потому очень хорошо знала образ его жизни, вследствие чего, сколько ни была расстроена, но прямо войти к нему не решилась и предварительно послала ему сказать, что она приехала.
— Ну, барыня, — сказал он, подъезжая к Останкину, —
за сто бы рублев не стал так гнать лошадь,
как для тебя это делал.
После того он встал, пришел к Яру, спросил себе есть, но есть, однако, ничего не мог; зато много выпил и вслед
за тем,
как бы под влиянием величайшего нетерпения, нанял извозчика и велел ему себя проворнее везти обратно в Останкино, где подали ему письмо от Елены.
Елена рассказала,
как рассердился князь на Архангелова
за слова его о княгине,
как и чем ей показалось это.
— И последнее время, — не унимался, однако, Миклаков, — княгиня,
как известно вам, сделалась очень любезна с бароном Мингером, и это, изволите видеть, оскорбляет самолюбие князя, и он даже полагает, что
за подобные поступки княгини ему будто бы целый мир плюет в лицо.
Миклаков все-таки решился лучше надеть сюртук, предварительно вычистив его самым старательным образом; когда, наконец,
за ним приехал экипаж князя, то он, сев в него, несколько развалился и положил даже ногу на ногу: красивая открытая коляска,
как известно, самого отъявленного философа может
за: ставить позировать!..
—
Какое же тут другое мое мнение будет; я, без сомнения, признаю князя
за самого честного человека!
Все эти подозрения и намеки, высказанные маленьким обществом Григоровых барону, имели некоторое основание в действительности: у него в самом деле кое-что начиналось с Анной Юрьевной; после того неприятного ужина в Немецком клубе барон дал себе слово не ухаживать больше
за княгиней; он так же хорошо,
как и она, понял, что князь начудил все из ревности, а потому подвергать себя по этому поводу новым неприятностям барон вовсе не желал, тем более, что черт знает из-за чего и переносить все это было, так
как он далеко не был уверен, что когда-нибудь увенчаются успехом его искания перед княгиней; но в то же время переменить с ней сразу тактику и начать обращаться холодно и церемонно барону не хотелось, потому что это прямо значило показать себя в глазах ее трусом, чего он тоже не желал.
— У меня там мебель есть, — отвечала Анна Юрьевна, — но только одно: je n'accepte point d'argent [я вовсе не принимаю денег (франц.).], так
как вы не удостоиваете меня чести брать их
за мои дела.
— А я еще и меньше того! — подтвердил барон; но передать своим хозяевам о переезде к Анне Юрьевне он,
как мы видели, едва только решился
за последним обедом на даче, а когда перебрались в город, так и совсем перестал бывать у Григоровых.
Ухаживать
за женщинами,
как мы уже видели, барон был не мастер: он всегда их расположение приобретал деньгами, а не речами, и потому привык обращаться с ними чересчур нахально и дерзко.
«Будущее лето я поеду
за границу, а потом, вероятно, и в Петербург, но только не работать, а пожуировать». Барон непременно предполагал на следующую зиму перетащить Анну Юрьевну в Петербург, так
как боялся, что он даже нынешнюю зиму умрет со скуки в праматери русской истории.
— Да, и ужасно
какого вздору: прежде всего, что я
за вас замуж выхожу… раз — враки.
Сев в карету, он велел
как можно проворнее везти себя в Роше-де-Канкаль. Елена взяла тот же нумер, где они обыкновенно всегда встречались. При входе князя она взмахнула только на него глазами, но не тронулась с своего места.
За последнее время она очень похудела: под глазами у нее шли синие круги; румянец был какой-то неровный.
—
Как же не содержанкой? Мать мне сама призналась, что она получала от вас несколько месяцев по триста рублей серебром каждый, и я надеюсь, что деньги эти вы давали ей
за меня, и она, полагаю, знала, что это вы платите
за меня!..
Как же вы оба смели не сказать мне о том?.. Я не вещь неодушевленная, которую можно нанимать и отдавать в наем, не спрашивая даже ее согласия!
За ужином Миклаков, по обыкновению, выпил довольно много, но говорить что-либо лишнее остерегся и был только,
как показалось княгине, очень задумчив. При прощании он пожал у ней крепко руку.
Николя, например, узнал, что г-жа Петицкая — ни от кого не зависящая вдова; а она у него выпытала, что он с m-lle Пижон покончил все, потому будто бы, что она ему надоела; но в сущности m-lle Пижон его бросила и по этому поводу довольно откровенно говорила своим подругам, что подобного свинью нельзя к себе долго пускать,
как бы он ни велики платил
за то деньги.
— Ну да, врите больше!.. — возразил ей Елпидифор Мартыныч и, взяв Елену
за руку, стал у нее пульс щупать, наклонив при этом даже голову,
как бы затем, чтобы лучше чувствовать биение артерии.
— Целую тысячу, — повторил Елпидифор Мартыныч, неизвестно
каким образом сосчитавший, сколько ему князь давал. — Но я тут, понимаете, себя не помнил — к-ха!.. Весь исполнен был молитвы и благодарности к богу — к-ха… Мне даже, знаете, обидно это показалось: думаю, я спас жизнь — к-ха! — двум существам, а мне
за это деньгами платят!..
Какие сокровища могут вознаградить
за то?.. «Не надо, говорю, мне ничего!»
— Вот в том-то и дело; я никак не желаю, чтобы он жил под русскими законами… Ты знаешь, я никогда и ни на что не просила у тебя денег; но тут уж буду требовать, что
как только подрастет немного наш мальчик, то его отправить
за границу, и пусть он будет лучше каким-нибудь кузнецом американским или английским фермером, но только не русским.
— Дочь?.. Вот
как! — воскликнул старец еще приветливее. —
За кем же она замужем? — присовокупил он.
Сделав над собой всевозможное усилие, чтобы овладеть собою, он прежде всего вознамерился приласкаться к отцу Иоанну и, пользуясь тем, что в это время вошла в залу Елизавета Петровна и общим поклоном просила всех садиться
за завтрак, параднейшим образом расставленный официантами старца, — он,
как бы совершенно добродушным образом, обратился к нему...
С вашей стороны прошу быть совершенно откровенною, и если вам не благоугодно будет дать благоприятный на мое письмо ответ,
за получением которого не премину я сам прийти, то вы просто велите вашим лакеям прогнать меня: „не смей-де, этакая демократическая шваль, питать такие чувства к нам, белокостным!“ Все же сие будет легче для меня, чем сидеть веки-веченские в холодном и почтительном положении перед вами, тогда
как душа требует пасть перед вами ниц и молить вас хоть о маленькой взаимности».
Миклаков беспрестанно щупал себя
за карман,
как бы опасаясь, чтобы письмо оттуда не выскочило.