Неточные совпадения
Эльчанинов ничего не мог понять. Он догадался, впрочем, что Анна Павловна уехала к
графу Сапеге, о котором он слышал от многих. Но зачем уехала, и как одна, и в тот именно день, когда назначено было свидание? Ему
сделалось не на шутку грустно и досадно.
Во весь остальной день
граф не возобновлял первого разговора. Он просил Анну Павловну играть на фортепиано, с восторгом хвалил ее игру, показывал ей альбомы с рисунками, водил в свою картинную галерею, отбирал ей книги из библиотеки. Узнавши, что она любит цветы, он сам повел ее в оранжереи, сам вязал для нее из лучших цветов букеты, одним словом,
сделался внимательным родственником и больше ничего.
После этого легкого разговора
граф встал и пошел к балкону, чтобы рассмотреть окружные виды. Лицо его, одушевившееся несколько при разговоре с Клеопатрою Николаевною,
сделалось по-прежнему важно и холодно. Вслед за ним потянулись мужчины;
граф начал разговаривать с хозяином.
При его приходе Клеопатра Николаевна несколько изменилась в лице; физиономия
графа сделалась еще важнее и серьезнее.
Вдова, по отъезде его,
сделалась гораздо веселее и любезнее и сама начала заговаривать с
графом, и вечером, когда уже солнце начало садиться и общество вышло в сад гулять,
граф и Клеопатра Николаевна стали ходить вдвоем по одной из отдаленных аллей.
Эльчанинов после поездки к
графу сделался задумчивее и рассеяннее против прежнего.
Были даже минуты, когда ему приходило в голову, что как бы было хорошо, если бы он был совершенно свободен — не связан с этой женщиною; как бы мог он воспользоваться покровительством
графа, который мог ему доставить место при посольстве; он поехал бы за границу,
сделался бы секретарем посольства, и так далее…
Исправник только вздохнул и, проведя потом мучительные четверть часа, отправился, наконец, в кабинет, где увидел, что
граф стоит, выпрямившись и опершись одною рукою на спинку кресел, и в этой позе он опять как будто был другой человек, как будто
сделался выше ростом; приподнятый подбородок, кажется, еще выше поднялся, ласковое выражение лица переменилось на такое строгое, что как будто лицо это никогда даже не улыбалось.
— Тебе нечего тут в ум и брать, — перебил его
граф, — твое дело будет только подслушать и подсмотреть все, что будет
делаться в комнате, и мне все передать, хотя бы стали бранить меня. Понимаешь?
«Что-то Михайло-то Егорыч, батюшки мои, что он-то ничего не предпринимает!..» — «Как не предпринимает, он и с полицией приезжал было», — и затем следовал рассказ, как Мановский наезжал с полицией и как исправника распек за это
граф, так что тот теперь лежит больнехонек, и при этом рассказе большая же часть восклицали: «Прах знает что такое
делается на свете, не поймешь ничего!» Впрочем, переезд Мановской к
графу чувствительнее всех поразил Клеопатру Николаевну.
Собственно, особенных сборов для этого никаких не требовалось, так как в грузинском доме была уже давно устроена и меблирована половина графини, и само приказание готовиться к отъезду, а не просто назначение времени его, как это
делалось графом обыкновенно, доказывало, что Алексей Андреевич неохотно покидал Петербург.
Признаюсь вам, я очень плохо понимаю все эти дела по духовным завещаниям; знаю только, что с тех пор как молодой человек, которого мы все знали под именем просто Пьера,
сделался графом Безуховым и владельцем одного из лучших состояний России, — я забавляюсь наблюдениями над переменой тона маменек, у которых есть дочери-невесты, и самых барышень в отношении к этому господину, который (в скобках будь сказано) всегда казался мне очень ничтожным.
Неточные совпадения
— Я не понимаю, — сказал Сергей Иванович, заметивший неловкую выходку брата, — я не понимаю, как можно быть до такой степени лишенным всякого политического такта. Вот чего мы, Русские, не имеем. Губернский предводитель — наш противник, ты с ним ami cochon [запанибрата] и просишь его баллотироваться. А
граф Вронский… я друга себе из него не сделаю; он звал обедать, я не поеду к нему; но он наш, зачем же делать из него врага? Потом, ты спрашиваешь Неведовского, будет ли он баллотироваться. Это не
делается.
— Прекрасную вы написали музыку на Фридолина, Христофор Федорыч, — промолвил он громко, — а как вы полагаете, этот Фридолин, после того как
граф привел его к жене, ведь он тут-то и
сделался ее любовником, а?
— Ах, Демид Львович… В этом-то и шик! Мясо совсем черное
делается и такой букет… Точно так же с кабанами. Убьешь кабана, не тащить же его с собой: вырежешь язык, а остальное бросишь. Зато какой язык… Мне случалось в день убивать по дюжине кабанов. Меня даже там прозвали «грозой кабанов». Спросите у кого угодно из старых кавказцев. Раз на охоте с
графом Воронцовым я одним выстрелом положил двух матерых кабанов, которыми целую роту солдат кормили две недели.
Граф (хвастаясь).В моей служебной практике был замечательный в этом роде случай. Когда повсюду заговорили о неизобилии и о необходимости заменить оное изобилием, — грешный человек, соблазнился и я! Думаю: надобно что-нибудь сделать и мне. Сажусь, пишу, предписываю: чтоб везде было изобилие! И что ж! от одного этого неосторожного слова неизобилие, до тех пор тлевшее под пеплом и даже казавшееся изобилием, — вдруг так и поползло изо всех щелей! И такой вдруг
сделался голод, такой голод…
Граф (постепенно утрачивает стыд).Различного. Русский народ добр, гостеприимен и… легковерен. Таковы его хорошие стороны, но и только. Подлинно добродетельным он едва ли может
сделаться, ибо чересчур пристрастен к спиртным напиткам.