Неточные совпадения
— Что ты, сударыня?.. — с ужасом
почти вскликнула Анисья Терентьевна. — Как сметь старый завет преставлять!.. Спокон веку водится, что кашу да полтину мастерицам родители
посылали… От сторонних книжных дач не положено брать. Опять же надо ведь мальчонке-то по улице кашу в плате нести — все бы видели да знали, что за новую книгу садится. Вот, мать моя, принялась ты за наше мастерство, учишь Дунюшку, а старых-то порядков по ученью
и не ведаешь!.. Ладно ли так? А?
Но разбойники по местам не
пошли, толпа росла,
и вскоре
почти вся палуба покрылась рабочими. Гомон поднялся страшный. По всему каравану рабочие других хозяев выбегали на палубы смотреть да слушать, что деется на смолокуровских баржах. Плывшие мимо избылецкие лодки с малиной
и смородиной остановились на речном стрежне, а сидевшие в них бабы с любопытством смотрели на шумевших рабочих.
«
Славу мира возлюбил, — говорили про него строгие поборники старообрядства, — возлагает он надежду на князи
и на сыны человеческие, в них же несть спасения, водится с ними из-за
почестей и ради того небрежет о хранении отеческих преданий».
Несмотря на плотный ужин
и на две бутылки мадеры, целиком
почти оставшиеся за одним Васильем Петровичем, он встал еще задолго до ранней обедни
и тотчас
пошел пешком на Гребновскую.
В
чести бы да в
славе пожить, а Бог
и душа — наплевать им!..
— Говорят, сборы какие-то были у Макарья на ярманке. Сбирали, слышь, на какое-то никонианское училище, — строго
и властно говорила Манефа. — Детским приютом, что ли, зовут.
И кто, сказывали мне, больше денег дает, тому больше
и почестей мирских. Медали, слышь, раздают… А ты, друг,
и поревновал прелестной
славе мира… Сказывали мне… Много ль пожертвовал на нечестие?
Но для того надо претерпеть все беды, все напасти
и скорби, надо все земное отвергнуть:
и честь,
и славу,
и богатство,
и самолюбие,
и обидчивость, самый стыд отвергнуть
и всякое к себе пристрастие…
А будет озимь высока, то овечкам в
честь, погонят их в поле на лакому кормежку,
и отравят овечки зеленя, чтобы в трубку они не
пошли.
От того от самого, которые ему контрактом не обязались, теперь все до единого перешли к Меркулову да к Веденееву, а которые задатки от Онисима Самойлыча заполучили, те отплывают в Енотаевск да на Бирючью Косу
и оттуда по
почте деньги ему
посылают, чтоб он не отперся в случае, что ихние задатки он не получил.
Нельзя так, Митенька, нельзя, мой возлюбленный, ежели хочешь нескончаемые веки предстоять агнцу, пребывать на великой его брачной вечери
и воспевать Господу аллилуию спасения,
славу,
честь и силу.
Хоть от Коршунова до Луповиц
и трех верст не было, но Семен Иваныч с раннего утра
шел почти до сумерек.
Почти все согласились со Смолокуровым. То было у всех на уме, что, ежели складочные деньги попадут к Орошину, охулки на руку он не положит, — возись после с ним, выручай свои кровные денежки.
И за то «
слава Богу» скажешь, ежели свои-то из его лап вытянешь, а насчет барышей лучше
и не думай… Марку Данилычу поручить складчину — тоже нельзя, да
и никому нельзя. Кто себе враг?.. Никто во грех не поставит зажилить чужую копейку.
— Здорово, дружище, — протягивая ему руку, молвил Марко Данилыч. — Спасибо за вчерашнее. Ловко сварганил, надо тебе
чести приписать. Заслушался даже я, как ты
пошел валять. Зато
и мной вполне останешься доволен.
Пойдем в казенку, потолкуем.
Уж после отправки к Дуне письма вспомнила Дарья Сергевна про Аграфену Петровну. Хоть в последнее время Дуня
и переменилась к своему «другу любезному», стала к ней холодна
и почти совсем избегала разговоров с ней, однако, зная доброе сердце Аграфены Петровны, Дарья Сергевна
послала к ней нарочного. Слезно просила ее приехать к больному вместе с Иваном Григорьичем
и со всеми детками, самой съездить за Дуней, а Ивана Григорьича оставить для распорядков по делам Марка Данилыча…
—
И хорошо сделал, что привез, — сказала Дарья Сергевна. — Анисья Терентьевна женщина немолодая, где ей читать все время без роздыха? Мы так уговаривались, что я стану с ней чередоваться. А вот Господь
и послал помощника, ночью-то он
почитает, а я по хозяйству займусь — много ведь дела-то,
и то не знаю, Герасим Силыч, как управлюсь.
— Худого,
слава Богу, не случилось, а хорошенького довольно, — ответила Груня. — Так как ты, тятенька, теперь
и защитник
и покровитель сиротки нашей,
почитаешь ее за свою дочку, так я
и позвала тебя на важный совет. Самой одной с таким делом мне не справиться, потому
и послала за тобой.
С самого утра дул неустанный осенний ветер, а Василий Борисыч был одет налегке. Сразу насквозь его прохватило.
Пошел в подклет погреться
и улегся там на печи старого Пантелея. А на уме все те же мысли: «Вот положение-то! Куда
пойду, куда денусь?.. Был в
славе, был в
почестях, а
пошел в позор
и поношение. Прежде все мне угождали, а теперь плюют, бьют да еще сечь собираются! Ох, искушение!»
— Да, попробуй-ка пальцем тронуть Прасковью Патаповну, — охая, промолвил Василий Борисыч. — Жизни не рад будешь. Хоть бы уехать куда, пущай ее поживет без мужа-то, пущай попробует, небойсь
и теперь каждый вечер
почти шлет за мной:
шел бы к ней в горницу. А я без рук, без ног куда
пойду, с печки даже слезть не могу. Нет уж, уехать бы куда-нибудь хоть бы на самое короткое время, отдохнуть бы хоть сколько-нибудь.
И почел он тебя тогда человеком во всем достаточным,
и стал он раздумывать, как бы тебе на Прасковье жениться, а потом
послать на Горы промысла там заводить.
Неточные совпадения
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую
честь бог
послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что
и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Лука Лукич (летит вон
почти бегом
и говорит в сторону).Ну
слава богу! авось не заглянет в классы!
Таким образом оказывалось, что Бородавкин поспел как раз кстати, чтобы спасти погибавшую цивилизацию. Страсть строить на"песце"была доведена в нем
почти до исступления. Дни
и ночи он все выдумывал, что бы такое выстроить, чтобы оно вдруг, по выстройке, грохнулось
и наполнило вселенную пылью
и мусором.
И так думал
и этак, но настоящим манером додуматься все-таки не мог. Наконец, за недостатком оригинальных мыслей, остановился на том, что буквально
пошел по стопам своего знаменитого предшественника.
— Ну, ребята, держись! — сказал Тит
и почти рысью
пошел передом.
— О, в этом мы уверены, что ты можешь не спать
и другим не давать, — сказала Долли мужу с тою чуть заметною иронией, с которою она теперь
почти всегда относилась к своему мужу. — А по-моему, уж теперь пора…. Я
пойду, я не ужинаю.