Неточные совпадения
— А я и забыл поздравить, значит — мы нынче
выпьем за здоровье
нового кандидата прав и будущего адвоката, — сказал Константин Николаевич.
Новый каменный дом
был построен лет пятьдесят тому назад отцом настоящего владельца, но отделан заново и даже почти переделан этим последним после своей, по счету третьей, женитьбы, лет около двенадцати тому назад.
Князь к концу прогулки
был совершенно очарован
новым учителем.
Всесторонние познания в
новом учителе
были открыты князем при следующих обстоятельствах. Во время прогулок их вдвоем, князь давал ему объяснения, каким образом он подводил на дом лепные карнизы, как выводил и выращивал те или другие редкие растения, чем лечил борзых и гончих. Забывая на старости лет о данных им уже объяснениях, которые Николай Леопольдович твердо старался завомнить, князь возвращался снова к тому же предмету.
— Способы
есть, но надо выбрать лучший и выгоднейший. Можно уничтожить завещание еще при жизни князя, похитив его, но это рисковано, так как князь может хватиться и не найдя написать
новое; можно, наконец, похитить его и уничтожить после смерти, но, во-первых, смерти этой надо ждать, а он, кажется, умирать и не собирается.
Даже страх перед опасностью раскрытия его страшного плана совершенно исчез из души княжны Маргариты Дмитриевны — так велика
была в ней уверенность в уме, дальновидности и рассчетливости ее
нового друга, союзника и соучастника.
Новые встречи,
новые люди успели на время заглушить в ней зародившееся к нему чувство, но он уверен, что оно еще тлеет под пеплом и
будет время, когда оно разгорится, если не в пожар (он этого не хотел, он даже боялся этого), то в скромный приветливый костерок семейного счастья.
Долго, под наплывом
новых ощущений, не могла заснуть в эту ночь княжна Лида. Ей представлялось, как обрадуется дядя, узнав о счастии своей любимицы, как
будет довольна ее ненаглядная Марго.
Последних не трудно
был отличать от вторых, по громадным
новым, с иголочки, портфелям, неизменно находящимся под мышкой, высоко поднятым головам и дельному, серьезному выражению порой даже еще безусых лиц. Так и казалось, что эти юнцы, эти мальчики, только что сорвавшиеся со школьной скамьи, сразу заиграли в больших. Так ходят, с инстинктивным сознанием самой природой данного им назначения, вылупившиеся птенцы орлов-стервятников и коршунов.
Эта зала старого московского сената, здание которого, по введении судебной реформы,
было передано
новым судебным учреждениям.
Кресло это имеет свою историю. Оно
было найдено в числе старой сенаторской мебели на чердаке и реставрировано в первый год открытия
новых судов в Москве.
Николай Леопольдович за истекшие пять лет, прошедшие с того дня, когда мы оставили его сопровождающим княгиню с племянницами Москву, пополнел и возмужал. Окладистая каштановая бородка придала ему более солидный, деловой вид. Изящный фрак с
новым с иголочки значком присяжного поверенного (он
был принят в эту корпорацию всего недели две тому назад) красиво облегал его стройную фигуру, дышавшую молодостью, здоровьем и довольством.
Московский Демосфен, любитель открытия
новых талантов, принял
было сначала и его под свое покровительство, но вскоре разочаровался.
— Нет, это не то, я думал, что это
будет новая звезда, а это гнилушка, светящаяся в потемках! — определил он Гиршфельда на своем образном языке.
За ней незаметно шла другая, внутренняя жизнь этой семьи, велась, начатая еще в Шестове, подпольная интрига, развертывалась во всю ширь страшная жизненная драма.
Новой жертвой этой интриги,
новым страдательным лицом этой драмы
была намечена княжна Лидия Дмитриевна.
Для распускавшейся для него
новой жизни
есть почва: эта почва — дорогая могила.
Я понял, что
есть другая, высшая любовь — любовь к Богу, который
есть Сам любовь, как говорит Апостол, и эта любовь, если не вытеснила из моего сердца ту, все-таки греховную любовь, — я говорю откровенно, — то очистила ее от всего земного и я чувствую, что эта
новая, высшая, переполнившая мое сердце любовь способна поглотить первую и в ней одной я найду успокоение моей измученной душе.
В блаженном неведении сошли эти «идеалисты» в могилу и скоро
были позабыты сыном-реалистом
новой формации.
Если раньше, в светлые минуты пробуждения, она оправдывала свои поступки и преступления овладевшею ее страстью, которая наполняла всю ее жизнь, и из-за которой он в состоянии
была и на будущее время совершать
новые преступления, но теперь, когда самая эта страсть получила в ее глазах такую чудовищно-преступную окраску, она затрепетала от ужаса и стыда и впервые почувствовала как неизмеримо глубоко ее падение.
Зоя Александровна, по мере того, как вырастали ее дочери, стала постепенно удалять от них Александрину, приучать ее к
новой должности
быть камеристкой при своей особе, в чем и успела совершенно за два последних года.
Прошло несколько месяцев. Княгиня стала собираться в свое имение, Шестово, отстоящее в семидесяти верстах от губернского города Т… и написав об этом ранее в деревенскую контору, отправила туда с туалетами
новую горничную. Этой
новой горничной
была Александра Яковлевна Гаринова.
— Кстати, — заметил Гиршфельд, когда Николай Ильич уже
был у двери, —
новая газета, при нужде, не откажется, конечно, служить моим интересам?..
Спустя месяц-два по выходу в свет
новой газеты, Николай Ильич
был вызван для объяснений по поводу помещенной в ней заметки, к одному власть имущему московскому сановнику. С душевным трепетом прибыл он, трусливый по природе, в назначенный час в дом особы. Продрожав несколько времени в приемной, он
был приглашен в кабинет.
Новая газета долго оставляла его веселиться по своему, как вдруг, в один прекрасный день, на ее страницах
была напечатана обширная заметка об одном из его подвигов.
— Я помню, они говорили мне, — перебила ее Львенко, но в то время мне
было не до
новых ангажементов.
Весть о принятии
новой артистки с быстротой молнии распространилась не только за кулисами, но и в собравшейся в громадном числе на спектакль публике. Александра Яковлевна перезнакомилась со всеми бывшими на лицо своими будущими товарищами по сцене. Со многими из них, и в том числе с Писателевым и Васильевым-Рыбаком, ома
была знакома ранее. Первый
был даже в числе ее поклонников.
У Николая Егоровича явилась мысль, поддержанная Моисеем Соломоновичем и другими, отпраздновать день заключения контракта с
новой артисткой роскошным ужином в одной из обеденных зал ресторана «Эрмитаж». Он тотчас послал заказывать его, и после спектакля на него
были приглашены, кроме Александры Яковлевны, все премьеры в премьерши. Сама директриса приняла в нем благосклонное участие.
Много
было выпито за этим ужином, много
было предложено тостов: за процветание искусства, за успех
новой артистки и за другие приличные случаи оказии, как и всегда доказывающие не искренность пожеланий, а лишь живучесть древнего изречения святого князя Владимира: «Руси
есть веселие пити». По окончании ужина, дамы удалились, но попойка продолжалась до утра. Сам отличавшийся воздержанностью, Шмуль напился до положения риз и наелся ветчины и трефного мяса, совершенно забыв о Моисеевом законе.
Добродушный Андрей Николаевич и не подумал, впрочем, интриговать против
новой артистки, несмотря на образ ее действий, далеко не гармонировавший с
новым ее званием, во-первых потому, что интрига не
была в его характере, а во-вторых он знал, что его друг Писателев — без ума влюблен в нее.
— Отдать-то отдали, только уж перед самым отъездом.
Новый окружной суд в Томске присудил, а при прежних порядках канителили, да и до сих пор бы все писали, а право на моей стороне
было: умер он, как оказалось по вскрытию, не в душевном помрачении, по публикациям наследников не явилось, ну, в мою, значит пользу и порешили.
Нередко с тех пор, по-прежнему закутанная густой вуалью,
новая артистка и жена адвоката посещала Николая Леопольдовича и эти посещения, вероятнее всего,
были не для бесед об исповеди покойной княжны Маргариты Дмитриевны Шестовой.
Но как ни тлетворно
было влияние на юношу его
нового друга, оно, к счастью князя Виктора, не могло
быть глубоким, а могло лишь усыпить его хорошие инстинкты, — эти драгоценные перлы души, присущие ранней молодости, — но не вырвать их с корнем.
— Вы, ваше сиятельство, — начала она снова насмешливым тоном, — приехали в Москву полюбоваться, а может
быть и поухаживать за
новою актрисою, Пальм-Швейцарскою, и не ожидали, что встретите в ней дело ваших грязных рук, обманутую вами, когда-то любимую и любившую вас девушку… Вы вчера смутлись от неожиданности такой встречи… Я заметила ваше смущение и порадовалась за вас. Значит, у вас еще
есть совесть, и она способна хотя временно просыпаться… Я от вас не ожидала и этого…
Виктор Гарин, вернувшись из Москвы,
был неузнаваем: он видимо не находил себе места в родном Петербурге и
был в каком-то чаду. С отпуском и без отпуска ездил он то и дело в Москву поклониться
новому кумиру — Пальм-Швейцарской, терся в ее гостиных, в кругу ее многочисленных обожателей, видное место среди которых стал за последнее время занимать актер Матвей Иванович Писателев. Его отличала «божественная». Злые языки шли даже далее в точном определении их отношений и этого отличия.
Отвлеченный временно сватовством от кружка
новых знакомств, сделанных через Мечева, князь Владимир, заживя вновь холостою жизнью, но уже женатого человека, сошелся вторично с Николаем Александровичем и его кружком, и вскоре, частью по неумелой ретивости свежеиспеченного деятеля, попался в грязную историю с политической подкладкой, принужден
был выйти из полка и даже
был арестован.
Он припал к ней горячим поцелуем. Она долго не отнимала ее. В ее сердце закралась
было жалость к этому гибнущему из-за нее юноше, но она переломила себя. Враждебное чувство к роду Гариных с
новой силой проснулось в побочной дочери князя Ивана.
Ничего не
будет нового,
Если завтра у него
На спине туза бубнового
Мы увидим… Ничего!
Для
новых лиц и
новых знакомств графиня
была почти недоступна.
«Нам пишут из Т-а, — так гласила заметка, — что в городе носятся упорные слухи, будто бы наделавшее несколько лет тому назад шуму дело по обвинению княжны Маргариты Шестовой в отравлении своих дяди и тетки, за что она
была присуждена к каторжным работам, но умерла на пути следования в Сибирь —
будет возбуждено вновь, в силу открывшихся
новых обстоятельств, хотя и не оправдывающих обвиненную, но обнаруживающих ее пособника и подстрекателя, до сих пор гулявшего на свободе и безнаказанно пользовавшегося плодами совершенных преступлений.
По возвращении в гостиницу, Николая Леопольдовича ожидал
новый сюрприз. Не успел он войти в номер, как служащий в коридоре лакей подал ему письмо, на конверте которого
был бланк редакции «петуховской газеты». Гиршфельд разорвал конверт и прочел письмо следующего содержания, написанное тоже на редакционном бланке.
Николай Ильич Петухов жил уже не на набережной Москвы-реки, а в одном из переулков, прилегающих к Воздвиженке, занимая две квартиры — внизу помещалась редакция и контора, а в бельэтаже жил он сам со своим семейством. Николай Ильич занимал большую квартиру, зала, гостиная и кабинет
были убраны комфортабельно, хотя немного безвкусно, так как
новая блестящая бронза и картины в золоченых рамах неведомых миру художников резали глаз.
Из-за письменного стола поднялся сам Николай Ильич, облаченный в
новый драповый, вышитый шнурками халат. Ворот ночной рубашки тонкого полотна
был расстегнут и обнаруживал волосатую грудь.
Для
нового опекуна такой оборот дела
был очень неприятным и уже совершенно неожиданным сюрпризом.
— У скрывшегося неизвестно куда Князева опекунских денег, по моему расчету, — продолжал Николай Леопольдович, — должно
было остаться тысяч тридцать; но, во-первых, я его не могу разыскать уже недели две, а во-вторых, он обязан
будет их передать
новому опекуну.
Смерть Князева, являвшегося и в этом деле для него опасным свидетелем,
была очень и очень кстати. Барон Розен не преминул, впрочем, написать на Николая Леопольдовича
новый донос, обвиняя его в убийстве Князева, но дело
было устроено слишком чисто, чтобы Гиршфельда это обеспокоило.
— Что вы его уже ссылаете под
новое небо. Он может еще вывернуться, а дело
быть прекращенным. Наконец, его могут оправдать. Наши присяжные ведь часто судят, как Бог им на душу положит, — улыбнулся Вознесенский.
Носились, кроме того, слухи, что Василий Васильевич, через несколько дней написал
новое прошение министру, в котором отказался от первого и даже рассказал обстановку, при которой оно
было им подписано.