Как немецкой, так и русской
формальной школе свойственно обращение не к эстетике, что их представителями осознавалось, а к теории искусства в её новом проявлении.
Ряд положений
формальной школы предвосхитил идеи структурного литературоведения и нашёл подтверждение и интерпретацию в новейших идеях структурной лингвистики, семиотики и теории информации.
Однако на ряд уязвимых мест в концепции
формальной школы было указано уже в самом начале полемики, которая не замедлила разгореться вокруг работ молодых литературоведов.
Изложение драматической истории
формальной школы вывело бы нас за рамки нашей непосредственной задачи.
Расширяя таким образом понятие формы, он пытается разобраться, в чём притязания
формальной школы являются чрезмерными.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: заарестовать — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Это открытие было сделано русскими формалистами, т. е. основателями
формальной школы в литературоведении, сделавшей основным направлением изучение художественного текста, его художественной формы.
Формальная школа считала материал эстетически нейтральным и единственно форме («приёму») приписывала действенную художественную силу.
Эволюция
формальной школы была связана со стремлением преодолеть имманентность внутритекстового анализа и заменить метафизическое представление о «приёме» как основе искусства диалектическим понятием художественной функции.
Такой подход к изучению жанрового целого был заявлен представителями
формальной школы российского литературоведения в 20-ые годы XX века.
На первый план
формальная школа выдвинула проблему текста.
Собственную задачу
формальная школа (в опоязовском варианте, о котором и пойдёт речь ниже) усматривала в том, чтобы строго отграничить поле литературоведческого исследования от владений, принадлежащих смежным научным дисциплинам.
Русской
формальной школой фабула мыслилась преимущественно как некий объективно существовавший жизненный материал для сюжетосложения.
Стремление связать противоположные тенденции в развитии филологии понятно: русская
формальная школа приобрела мировую известность, и вроде бы не нам отказываться от её наследства.
Сам факт его осведомлённости о последних достижениях
формальной школы говорит о профессиональном интересе к ней и, как мы видим из статьи 1925 года, – о стремлении применить некоторые приёмы формального метода в рамках марксистского литературоведения.
Не исключено и то, что дальнейшим внимательным изучением всего массива литературных и литературно-критических текстов (в том числе и журналистских) будет обнаружено ещё некое последующее звено между той статьёй, на которую мы будем в дальнейшем ссылаться, и текстами авторов
формальной школы.
Повторим ещё раз название первых книг
формальной школы: «Сборники по теории поэтического языка» (два выпуска).
Аналитический подход определяет подход к искусству слова в риторике XVII–XVIII вв. и в русской
формальной школе XX в., что не столько сближает между собой риторику и формальный метод, сколько помещает их в один историко-культурный ряд.
Прежде всего, конечно, этой проблемой заинтересовались представители
формальной школы.
Хотя структурализм отчасти вышел из русской
формальной школы, но сами формы, постигаемые разумом, здесь уже формуются некими бессознательными или сверхсознательными силами, «сверхдетерминациями».
В сочетании в этой стране есть своего рода отстранённость или, как любили говорить представители
формальной школы, остранение.
Статью можно условно разделить на две части: в первой автор воспроизводит историю развития русского формализма и «каталогизирует» основные «формальные проблемы», во второй – оспаривает положения
формальной школы с точки зрения марксистской критики.
Одним словом, принципиальность понятия «поэтический язык» диктуется одновременно его существенностью для концепции
формальной школы и в то же время пристрастием входящих в неё исследователей к его употреблению.
Рискнём предположить, что основанием для этого служили некоторые забытые или полузабытые тексты, тщательно исключавшиеся из «светлого поля сознания» как самих авторов
формальной школы, так и – тем более – их читателей.
Почти все они солидарны в том, что футуризм служил практической платформой для теории русской
формальной школы.