Возникает
ощущение абсурда и шутки в происходящем на экране.
Было не только
ощущение абсурда, но и слёзы, непонимание, почему подобная дискриминация в отношении европейцев существует в компании такого уровня.
Ощущение абсурда перевешивало желание быть профессионалом во всём.
Мрачное
ощущение абсурда в своих действиях с бесполезным существованием накрыло тошнотворной волной перед предстоящим запланированным выпадом.
В общем-то, самая «привычная» и «нормативная», «процветающая» и «удовлетворённая» повседневность, порабощающая существование человека и превращающая его в бессильное «временение» к смерти, отдающая его во власть небытия и смерти – это и есть оборотное лицо последнего, «дьявольского» нигилизма, «обничтоженности» существования и человека, и лишь пелена забвения, за которую мы пытаемся «спасительно» цепляться – вот то единственное, что отделяет нас от осознания и трагического
ощущения абсурда и «адской», нигилистической сущности «привычного», «повседневного», «социально нормативного», кроющегося за иллюзиями и химерами «процветания», «обладания», «наслаждения» и «сиюминутного счастья».
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: длинноголовый — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Как кто-то удачно сказал, именно бессмысленная свобода ведёт к
ощущению абсурда, когда есть возможность выбирать, что делать, но нет никакого безусловного основания для выбора того или иного действия.
Раболепное и окутанное «благоговейным трепетом» поклонение «опростоволосенной бабе» с ребёнком в пелёнках на руках, словно бы весьма далёкой в её облике от «сакральности» куртизанке, призвано породить в зрителе
ощущение абсурда, отвращения и отторжения, показать ему, что эти людижелаютрабски покоряться и поклоняться, что на этой рабской нужде строятся их вера, сознание, способ существования и мораль, а потому – готовы поклоняться «кому угодно».
На меня навалилось
ощущение абсурда, сродни тому, которое охватило меня тогда,когда неловкий полицейский никак не мог оседлать наручниками мои заляпанные кровью запястья…
Ощущение абсурда усугублялось тем, что при всём при этом я рос по служебной лестнице.