И, конечно, так же трудно отмахнуться от опыта чтения постмодернистских текстов, с присущим им намеренным зиянием или размытостью
лирического субъекта.
Его высокомерной, спесивой позиции
лирический субъект предпочитает ценности этого, здешнего мира: светлый циферблат часов, далёкие звёзды, которые он не просто видит, но осязает (чувство более конкретное, чем зрение или слух).
И это мир, в котором нет ничего – нет друзей, возлюбленных, дома, нет тепла, порой кажется, что даже и личности, воспринимающей этот мир, пресловутого
лирического субъекта, нет.
Эстетически значимая динамика стихотворения заключается в контрастной смене рефлексивных состояний
лирического субъекта: от мечтательных переживаний на тему личной свободы через констатацию существующего положения неволи к осознанию глубокого одиночества.
Расширение модальных границ действия оказывается возможным за счёт смены критерия связности текста, о чём мы говорили выше: этим критерием выступает принцип единства
лирического субъекта.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: бесцентровый — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Масштабность этой трагедии подчёркнута предельной обобщённостью, максимализацией образов, призванных передать не столько конкретные реалии войны, сколько характер и силу переживания, носителем которого является
лирический субъект, не отделяющий себя от народа (именно это даёт ему право на высокую скорбную патетику): «морезла», «небамстительного кары», «гибельны пожары» (не «пожар», а именно «пожары» – так усиливается ощущение беды, катастрофы), «сонмыбогачей», «угли, прах и камней горы», «грудытел кругом реки», «нищих бледные полки».
Внимание к броской детали, яркому образу, характерной сцене позволяет представить некоторый момент жизни в восприятии
лирического субъекта.
Напротив, лирическое событие – это субъективированное событие переживания, непосредственно вовлекающее в своё целое и меня, читателя, сопряжённого при этом с инстанцией
лирического субъекта.
Именно переживания
лирического субъекта связывают в единый узел действия различных модальностей – как это происходит и в стихотворении «Узник».
Однако чуть дальше под
лирическим субъектом подразумевается нейтральная настроенность, внутренняя целостность, не распадающаяся на точные переживания.
Историю поэзии можно писать, говоря, к примеру, исключительно о судьбах
лирического субъекта.
Отсутствие «дробления» на поэтические «отрезки» призвано подчеркнуть искренность и непосредственность свободно выражающегося чувства
лирического субъекта.
Стихи с такой разновидностью
лирического субъекта, как лирический герой, по мнению учёного, рисуют образ максимально близкий автору, художественное «альтер эго» автора [7].
C
лирическим субъектом произошла метаморфоза: мы видим знакомое, но преобразившееся лицо.
Пятистопный хорей со своим традиционным семантическим ореолом «движения вперёд» вместе с просторечной лексикой и грубоватыми тропами делает ощутимой испытываемую
лирическим субъектом жажду жизни, находящую своё воплощение в стихе.
В завершающем раздел и книгу тексте «Кладбище метафор» действие
лирического субъекта оказывается принципиально безрезультатным.
От имени этого собирательного
лирического субъекта, «мы», написаны и многие другие стихотворения «Вечернего альбома».
Этот первый авторский сборник содержит специфический сюжет (пусть и трудноуловимый), в рамках которого
лирический субъект трансформируется и видоизменяется.
Проекции «уединённого сознания» вовне представляют ложную коммуникацию,
лирическим субъектом вновь и вновь осуществляемую, в том числе и с самим собой.
Полный сильных и слабых взаимодействий, очень личностный, закрытый («закрытый показ»!) мир
лирического субъекта явлен в этих странных, выматывающих душу, длящихся и длящихся без всякого катарсиса стихах очень явственно, синкретично, почти тактильно.
Тем более что чувство собственного стыда явно прочитывается в последующем, отчаянном вопросе «Когда же я буду жить?!» и также в заключительных восклицаниях, лишающих
лирический субъект любых видов на будущее.
Необычная и крайне сложная форма, в которой написана книга, сама по себе образует замкнутость круга, в котором как бы кружится
лирический субъект.
Погружаясь в себя,
лирический субъект концентрируется на собственных переживаниях.
Кажется, что остаётся неизменным
лирический субъект – «Я», однако в разных фрагментах поэмы и он представлен то как исторически конкретный автобиографический персонаж (что подчёркивается рядом дейктических конструкций, указывающих на родных и близких героя, место и время действия), то как один из представителей описываемых эпох («белогвардеец», «враг народа»), с которыми отождествляет себя говорящий, то как условный персонаж фикционального повествования (в «Лирической интермедии»).
В этой, третьей строфе, как и в двух первых, ощущается внутренняя раздробленность
лирического субъекта стихотворения: будто овца проглотила волка, и образовавшееся странное существо, которое не есть окончательно ни субъект, ни объект собственного обращения, и спорит, и соглашается как бы назло самой себе – только начав возражать, она сразу прикусывает язык: «Я только девочка, – молчу».
Существенно, что «Сон» и «Валерик» не борются между собой как идеальная мечта и «самоодергивающая» ирония в пределах единой романтической концепции мира и единого
лирического субъекта, а соседствуют как два пути, открывающиеся за порогом романтизма 30-х годов.
Лирический субъект представлен чем-то вроде фланёра, чьи наблюдения выливаются в умозаключение о том, что человек лишь претендент на место под землёй и что его краткий век совершенно ничтожен перед лицом вечной природы и обширностью мироздания.
Незримая цепь непрекращающейся преемственности поколений протянута от личности взрослого
лирического субъекта в прошлое (патриарх) и будущее (юноша, младенец – все эти градации человеческого возраста обозначены в тексте).
На текстуально выраженном уровне
лирический субъект подчёркивает своё согласие с такими печальными обстоятельствами.
Его многочисленные автобиографические нарративы старались заменить
лирического субъекта автобиографического жанра эпическим, уделяя основное внимания не индивидуальному «я» героя, а окружающему его миру.
Львовский сталкивает болтовню из ленты Facebook и историко-культурные ассоциации
лирического субъекта, мотивированные равно новостной повесткой и дискурсивным опосредованием его bubble – пока коллеги квасили на могиле обстоятельного немецкого балабола(Канта) и по другим поводам.
Именно поэтому столь характерный для лирики повторне разрушает, а, напротив, только укрепляет текст, поддерживая единство
лирического субъекта, – в отличие от эпического повествования, которому прямые повторы противопоказаны, потому что нарушают единство действия.
Словесный материал в «Выздоровлении» и «Моём гении» почти целиком укладывается в два смысловых пласта: эмоциональные состояния
лирического субъекта и черты портрета героини.