Репрессивный характер тоталитарного режима проявляется не только в блокировке возможности воспроизводства
индивидуальной памяти, пережитого опыта, но и в установке на уничтожение самой памяти.
Однако наиболее интересно получение общей картины событий, в которых акт запоминания был совершён, или, другими словами, социальная память, нежели изменения
индивидуальной памяти.
Обычай запоминания текстов одинаково силён как в польской, так и в еврейской традициях, но массовый геноцид подорвал возможность надёжного сохранения текста в
индивидуальной памяти.
Это было сложно, нелегко преодолевать эрозию памяти, тем более что казённая история противостояла
индивидуальной памяти.
Полученные результаты показывают, что в исследуемой модели прошлый опыт может храниться в изменённых свойствах электровозбудимой мембраны нейрона, в то время как текущая ситуация (контекст) контролирует проявление
индивидуальной памяти нейрона посредством изменений в его нейрохимическом микроокружении.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: захлороформированный — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Персональный компьютер, проживший интересную и долгую жизнь, тоже имеет строго
индивидуальную память, но у него нет воли, потому он и мёртвый.
Первый – коллективный, предполагающий возвращение к национальным символам и восстановление мифического места общего обитания; второй – личный, отсылающий к
индивидуальной памяти.
Таким образом,
индивидуальная память наших респондентов становилась источником коллективного переосмысления не только прошлого, но и настоящего.
При гаданиях нередко применяется обратный механизм, когда изменяют содержание
индивидуальной памяти, вызывая появление новых форм поведения объекта в будущем.
Индивидуальная память всегда вписана в коллективные представления о прошлом, задающие социальные рамки конструирования реальности.
Различение уровней даёт возможность не только теоретически чётко описать переход от
индивидуальной памяти к коллективной, но и идентифицировать различные уровни памяти.
Насколько переход от
индивидуальной памяти к социальной кажется простым и неизбежным, настолько же проблематичен, даже противоречив этот переход от социальной памяти к коллективной.
Индивидуальная память, символы и риторика в рассказах о блокаде – основа этой главы.
Такой предмет и программа культурологического изучения памяти возникли в тот момент, когда оно совершило переход от
индивидуальной памяти к коллективной.
Несмотря на провидческое сочетание книги и облака, сама эмблема создана в то время, когда
индивидуальная память, будучи тесно связанной с культурной памятью, имела другую значимость.
Это означает, что
индивидуальная память определяется не только собственным временным диапазоном, но и более широким горизонтом поколенческой памяти, от которого зависят формы проработки индивидуального опыта.
Только тогда складывается память, выходящая за пределы передаваемого и коммуницируемого в каждую отдельную эпоху смысла, которая настолько же шире области коммуникации, насколько
индивидуальная память шире сознания.
Что касается прошлого, то здесь, казалось бы, всё ясно, пока не подойдёшь к изучению
индивидуальной памяти, или памяти семьи более основательно.
Индивидуальная память помещена в более широкие рамки культурной памяти, что создаёт предпосылки для формирования коллективной идентичности, устанавливающей связь между прошлым, настоящим и будущим.
Суммируя указанные признаки, можно сказать, что
индивидуальная память является динамичным средством проработки индивидуального опыта.
Позволительно задать критикам теории коллективной памяти следующий полемический вопрос: «А существует ли вообще сугубо
индивидуальная память?» Индивидуальная память, в соответствии с этой теорией, не носит чисто солипсистский характер; индивидуум, сознаёт он это или нет, всегда является членом мемориального коллектива, в рамках которого он вспоминает нечто вместе с другими или вопреки другим.
Можно её назвать
индивидуальной памятью, но это не просто память отдельного человека – это память человека, живущего в истории, в культуре, погружённого в традиции, в символы.
Они подтверждали, что хотя этот психологический феномен был одним из величайших аргументов в пользу бессмертия и предсуществования души, всё же последняя обладает своей
индивидуальной памятью, кроме памяти нашего физического мозга, и не есть доказательство перевоплощения.
Но если
индивидуальная память есть механизм сохранения индивидуальных ценностных миров, то социальная память аналогичным образом служит механизмом создания, передачи и сохранения социальных ценностей и идеалов.
Но помимо
индивидуальной памяти, есть ещё семейная и родовая, память этноса и народа, страны и человечества.
Как человек, лишённый
индивидуальной памяти, не может жить полноценно, а в крайних случаях полностью теряет человеческий облик, так и народ, не помнящий своего прошлого, своих свершений и неудач, своих героев и негодяев обречён на исчезновение, растворение среди других народов.
Что касается
индивидуальной памяти, то она менее совершенна, менее объективна, а, напротив, зачастую капризна, субъективна.
Эти разработанные на протяжении тысячелетий приёмы, ставящие целью соединение человека с богом, на самом деле являются ничем иным, как способами ослабления защитных механизмов
индивидуальной памяти для выведения человеческого сознания за пределы собственного мозга.
Поэтому
индивидуальная память вмещает в себя гораздо больше, нежели содержание собственного неповторимого опыта; в человеке всегда совмещаются индивидуальная и коллективная память.
Анализ автобиографий «лишенцев» подтверждает вывод о том, что «историзация»
индивидуальной памяти (воспоминаний) наблюдается в двух формах: во-первых, придание индивидом социальной значимости автобиографическим событиям своей жизни; во-вторых, увязывание индивидуальной автобиографии с социально значимыми («историческими») событиями.
Во-первых,
индивидуальная память развивается во взаимодействии с социальным окружением, и как следствие представляет собой явление, которое постоянно трансформируется.
Главные темы для обсуждения: способны ли образы травмы транслировать её или же они способствуют тому, чтобы росло равнодушие к ней; нужно ли документировать историю или же медиальные записи опасным образом приводят к тому, что действительность становится фикцией; наконец, среди этих тем – распад традиционных парадигм коллективной и
индивидуальной памяти.
За этим внезапным актом иного ви́дения стоит
индивидуальная память критика, который видел и помнит помост, соединяющий две части гетто (или, может, видел его только на фотографиях).
К ним можно вернуться через несколько лет, они образуют «вехи»
индивидуальной памяти как способа общения с собственным прошлым.
Личность опирается на всё то позитивное, что хранит её
индивидуальная память.
Если это справедливо в отношении
индивидуальной памяти, то тем более – в отношении коллективной или «исторической» (некоторые учёные не без основания сомневаются в самой правомерности понятия «коллективной памяти»).
Так, если представить себе возможным кратковременное отключение механизмов
индивидуальной памяти, получают объяснение явления «творческого озарения», которые в этом случае могут быть интерпретированы как результат проникновения сознания в ту область коллективного бессознательного, которая содержит искомый материал.
Значит,
индивидуальной памяти он не имеет и информацию в своём мозге не накапливает.
Достаточно, чтобы там поселился genius loci или чтобы оно было осознано как связанное с каким-либо значительным событием, выдающейся личностью, запало в историческую или
индивидуальную память, если употребить одну из пространственных метафор, служащих поискам «тождества двух заведомо различных объектов».
В коллективном бессознательном мы видим блокируемый
индивидуальной памятью и не воспринимаемый нами универсум, а в архетипах – матрицы тех или иных организмов.
Более того, функционирование
индивидуальной памяти невозможно без этих инструментов – слов и идей, не придуманных индивидом, а заимствованных им из его среды.
Трудности такого ограничения связаны, например, с языком, с невозможностью полностью приватных воспоминаний, частного, индивидуального языка; все реконструкции прошлого пронизаны сложившимися понятиями, категориями, конвенциями, которые опосредуют содержание
индивидуальной памяти.
Яркие как кровь и боль вспышки прошлого, выходящего за пределы моей
индивидуальной памяти, заполняют мою душу чувством тихой радости, что она есть, одновременно имея оттенок опыта умирания-возрождения.
Индивидуальная память может претендовать на реальность, полагают исследователи, только в качестве части коллективной памяти (для её выражения просто нет приватного языка).
Больше нет будущего, оно уже наступило; нет прошлого, поскольку оно вытеснено из
индивидуальной памяти и «осело» в коллективной, там оно «заморожено» навсегда.
И почему коллективную память организмов и веществ, а не
индивидуальную память допустим лидеров наиболее эволюционировавших организмов?
Сегодня история коллективной памяти (не путать с сугубо психологическими и нейрофизиологическими аспектами изучения
индивидуальной памяти) является общепризнанной и вполне респектабельной научной дисциплиной.
Можно предположить:
индивидуальная память военных корреспондентов, непосредственно освещавших войну и нередко участвовавших в боевых операциях, привносится в коллективную память.
Если бы, имея доступ к этой информации, простой организм обладал
индивидуальной памятью, то есть мог бы её накапливать, размещение в мозге такого количества информации просто разорвало бы мозг на куски.
Но
индивидуальная память возникает лишь в результате отпадения организма от изначальной матрицы и, как следствие, пересечения силовых линий универсума.