Я буду
говорить о вещах, которые могут показаться вам не слишком привлекательными.
Но потом он стал
говорить о вещах более простых и доступных, которые он узнавал от своего отца.
Вместо того чтобы хвалиться своим поступком, он боялся намекнуть на какое-нибудь обстоятельство, имевшее связь с его женитьбой, боялся говорить о браке, как иной боится
говорить о вещах, которые им украдены.
Понять его, на первый взгляд, очень просто – он никогда не
говорит о вещах трансцендентных, потаённых, мистических.
Я думаю, что это может привести к невероятному сдвигу в общественных дискуссиях, и мы сможем
говорить о вещах конструктивно вместо того, чтобы постоянно испытывать угрозу со стороны других точек зрения.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: пантомимный — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Я не ожидал, что он так легко и свободно начнёт
говорить о вещах, подходить к которым он не хотел и не собирался в принципе.
Правда, больше
говорили о вещах серьёзных.
Глупца можно узнать по двум приметам: он много
говорит о вещах, для него бесполезных, и высказывается о том, про что его не спрашивают.
Но когда спросишь кого-нибудь: «а что значит – быть счастливым?» – люди
говорят о вещах, которые, в общем-то, к счастью имеют лишь косвенное отношение.
И это последнее воздало теперь философии за всё то пренебрежение, которым спекулятивная философия награждала при случае научное исследование: философия будто бы вовсе не наука и вообще не заслуживающая серьёзного внимания вещь, а софистическая ловкость
говорить о вещах вообще, с известным видом смысла и разума, фиглярское искусство производить на свет путём смешения общих понятий всякого рода тёмные и глубокомысленные изречения оракула – на удивление праздным людям.
Или если мы хотим
говорить о вещах, то мы равным образом называем их природу или сущность их понятием, а последнее существует только для мышления; о понятиях же вещей мы ещё гораздо менее решимся сказать, что мы ими владеем или что определения мысли, комплексом которых они являются, служат нам; наша мысль должна, напротив, ограничивать себя сообразно им, и наш произвол или свобода не должны переделывать их по-своему.
Это не есть наука, что видно из её цели и предмета, ибо из историки научаются составлять надлежащим образом историю, а наука имеет в виду не действия, а знание, – scientia vero est, non operationis, sed sciendi gratia, – кроме того историка имеет дело с вещами случайными, тогда как наука
говорит о вещах необходимых.
Начав оттуда, откуда мне пришлось начать, с локальных событий, я хочу теперь, когда на меня не давит груз их непосредственности, придумать способ
говорить о вещах, которые выходят за пределы этих событий, объемлют их, и, в свою очередь, обратно превращаются в них, – создать язык значимого контраста, который сможет, как я сказал раньше, придать смысл водоворотам и сливающимся потокам, в пучине которых я столько лет неловко барахтался.
Но если даже в таких мелочах он будет отступать перед испытаниями, чего уж
говорить о вещах более сложных?
Но мне придётся
говорить о вещах, очень близко касающихся памяти покойного, поэтому мне хотелось бы сообщить о них только его скромной вдове.
Мы часто
говорим о вещах, которые не можем с точностью, требуемой научным анализом, наблюдать или измерять, поэтому не помешает использовать термины и принципы, выработанные в более точных условиях.
Я, в отличие от тебя, люблю
говорить о вещах, которые для меня важны.
После этого мы снова могли спокойно
говорить о вещах желанных, но пока недоступных.
Он
говорил о вещах знакомых, делал понятную работу, а теперь…
Вы когда-нибудь были на лекциях, семинарах, обучении, где во время занятия понимали, что спикер или преподаватель
говорит о вещах, в которых, мягко говоря, сам не разбирается или не верит в то, что говорит?
Она всегда верила, что
говорить о вещах открыто и честно – единственный способ добраться до сути дела и исправить то, что было сломано.
Если мы обратимся к себе и даже – я
говорю о вещах совершенно немыслимых – заглянем в себя, и там, где мы пребываем всегда «с собой», найдётся повторяющееся.
Он часто наблюдал подобное смущение, когда светский человек, воспитанный нашей атеистической школой, пытался
говорить о вещах духовных.
Разве я не ощущала себя особенной, посвящённой в тайну, когда мы
говорили о вещах столь сокровенных при посторонних людях?
– Я говорю не о том, что именно мифы послужили развитию жанра ужасов в литературе как такового, а о стремлении человека с незапамятных времён
говорить о вещах, которые вызывают страх, чтобы справиться с ним.
– Зато
говорила о вещи важнее атаки – самозащите. Не всегда перед вами будет враг, которого можно победить.
И я иду навстречу суждениям и осуждениям моих «единомышленников», говорю о первых, самых наземных, ступенях, хотя, может быть, и придётся мне
говорить о вещах известных, о словах, уже произнесённых.
Оригинальнейшие писатели новейшего времени оригинальны не потому, что они преподносят нам что-то новое, а потому, что они умеют
говорить о вещах так, как будто это никогда не было сказано раньше.
Оно имеет объективное значение только для явлений, ибо их мы принимаем за предметы наших чувств; но оно сразу теряет своё объективное значение, лишь только мы перестанем иметь в виду чувственную сторону нашего наглядного представления и станем
говорить о вещах вообще.
Я буду
говорить о вещах конкретных, разумеется, но меня поразило недавнее событие.
И чем меньше представлений, а ещё лучше – точных знаний об окружающей действительности, тем больше внимания приковывает к себе любая нелепица, а что уж
говорить о вещах важности не только государственной, что порой, на самом деле, людей не касаются, а вопросов, ставящих собственную жизнь под ещё одну угрозу.
Говорить о вещах посторонних – тоже совестно, да и тяжело, потому что сил нет говорить о них спокойно при виде таких ужасных страданий.
Мы же
говорим о вещах духовных, когда тебе нравится, например, зодчество или пение, или художество, и человек занимается им и радуется, даже если получается не так хорошо.
Но вот мы уже подошли к тому месту, с которого придётся
говорить о вещах достаточно мрачных, поскольку неуместное вмешательство человека в природу делает почти невозможной веру в то, что когда-нибудь придёт время, когда люди и животные будут жить бок о бок в гармонии и взаимном уважении друг к другу.
Вслед за дежурным набором фраз китаец начал
говорить о вещах весьма серьёзных.
Установка на решение этой задачи заставляла прямо
говорить о вещах «неудобных», за что писателя не раз называли «озлобленным клеветником» и «очернителем».
Уметь красиво
говорить о вещах, в которых ничего не понимаешь, ссылаясь на тех, кто, также ничего не понимая, сказал об этом красивее и раньше.
Как бы то ни было, с некоторыми людьми проще бывает
говорить о вещах трудных или о накипевшем на душе, и совсем нелегко о чём-то простом, приземлённом.
Как и предшественники, они старались
говорить о вещах очевидных – о том, что печать должна быть боевитой, что сейчас большое «внимание придаётся» или «значение уделяется» идейности и человеческому фактору, а также форме и содержанию, о том, что основной задачей было и остаётся ускорение производительности труда и борьба с сионизмом, который был и остаётся злейшим врагом трудящихся.
Он произнёс это безо всякого пафоса, очень буднично, как «жаркое по-деревенски». Именно так и
говорят о вещах очевидных, в которых не сомневаются.
Что ты полностью раскрываешься передо мной, не стесняешься
говорить о вещах сокровенных.
Да мне и самой совсем не хотелось
говорить о вещах, постоянно занимавших мой ум.
За столом повисла тишина. Вроде так болтали о том о сём, как приличные люди, и тут начали
говорить о вещах неприятных и опасных. Зачем же так?
Да и мне, признаться, сложно
говорить о вещах, в которых я, простой рыцарь, что греха таить – почти несведущ.
Теперь, перебивая друг друга,
говорили о вещах совсем обыденных.
А на этот раз
говорили о вещах ещё более для него загадочных.
Отец подойдёт и будет долго
говорить о вещах, совсем к рейду не относящихся.
Не знаю, насколько они правдивы, но если вы на полном серьёзе
говорите о вещах типа «давайте изменим наш мир», то вы не можете не обращать внимания на несколько миллионов чокнутых, которые поставили перед собой именно такую цель.
Конечно, я
говорю о вещах принципиальных, осталось массовое искусство, которое следует самой примитивной традиции, остались некоторые традиционалисты, но в главном это совсем другое искусство.