Среди исследователей древнерусской житийной литературы обращение к теме фольклора и его участия в формировании
агиографических текстов – явление частое.
Время для такой попытки давно назрело, о чём свидетельствует богатая
агиографическая литература последних лет, посвящённая как отдельным святым, так и святым конкретной страны или определённого времени.
Польский этнограф показывает, как из литературных или исторических персонажей на основании сходства их историй с
агиографическими сюжетами и народными представлениями о святости появляются новые святые.
Соответственно, этим термином мы определяем исключительно среду возникновения и сферу бытования фольклорных текстов
агиографического характера.
Но из всех
агиографических описаний её жизни нельзя понять, какова же она была.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: ионизующий — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
В этом монументальном своде художнических биографий внимание к чувственному опыту соединяется с
агиографической функцией – служить примером для других.
Во времена же средневековья легенда была сложившимся
агиографическим жанром, имевшим свои каноны и критерии.
Эта биография не является
агиографическим произведением, приправленным «техническими» деталями.
В этих вставках, свободно скомпонованных, и развиваемых частях
агиографической традиции и следует искать народно-церковного осмысления подвига страстотерпцев.
Поэтому комплексное исследование иллюстрированных
агиографических памятников заполнило бы сегодня определённую лакуну в отечественной медиевистике.
Так в анализе трудностей русской
агиографической науки вскрывается, как почти в каждой русской культурной проблеме, основная трагедия нашего исторического процесса.
Агиографический труд – книга веры и молитвы, настойчивый призыв к встрече с евангельским идеалом жизни, помощь в испытании совести.
Но здесь действует и общий закон
агиографического стиля, подобный закону иконописи: он требует подчинения частного общему, растворения человеческого лица в небесном прославленном лике.
Окружное послание – важный исторический и
агиографический документ, в котором преп.
Сегодня эта книга кажется даже скорее
агиографическим, нежели научным произведением.
Тематику предыдущего исследования развивает более узкая, но не менее актуальная тема: изучение, с
агиографической точки зрения, самого раннего венецианского литургического календаря.
Первым
агиографическим сочинением на славянском языке стал выполненный во второй половине IX в. просветителем славян св.
Поэтому реальность порой бывает трудно отличить в них от прямого следования
агиографическому канону.
Таким образом историческое повествование вводит
агиографическую модель победы над врагом с помощью веры, перенося эту модель на политический контекст.
Упоминание послушания в поварне в житиях преподобных нередко сопровождается элементами
агиографической топики, призванной показать всё тяжести начала иноческого пути – как физические, так и нравственные.
Для выяснения динамики процесса формирования и бытования этой житийной группы к анализу намеренно привлекались данные разновременных
агиографических источников от ранних русских месяцесловов до сведений интернета и современного отрывного календаря.
Так, в изложении начальной русской истории встречаются топонимические предания (о происхождении географических названий – рек и гор, городов и целых регионов), исторические легенды и предания (связанные с традициями народного героического эпоса),
агиографические легенды (представляющие описания жизни святых), исторические сказания и повести.
При единстве манеры изложения
агиографические сказания были разнообразны по жанрам: жития святых, мартирии, повествовавшие о гонениях и пытках мучеников, хождения, чудеса, видения, сказания о чудотворных иконах.
При этом обнаружилось, что границы между собственно житием и «вставными рассказами» по разным источникам относительно одного и того же
агиографического персонажа могут быть весьма нечёткими (формальный признак – упоминание «грешного святого» в заглавии жития).
Во-вторых, в произведение новой русской литературы могут вноситься отдельные элементы конкретного жития или целой
агиографической группы (например, используется сюжетная схема жития-мартирия, на характеристику светского персонажа проецируется житие тезоименитого ему святого и т. п.).
Были опубликованы и с разной степенью полноты изучены практически все известные и малоизвестные произведения русской житийной традиции, что заложило основу для типологического изучения
агиографических текстов.
Как и прежде, большое внимание уделяется источниковедческой и текстологической работе, целью которой остаётся критическое издание
агиографических текстов.
Последующие десятилетия привели к буквальному взрыву
агиографических исследований, отчасти превратив их в особую отрасль исторического знания.
Выделенная нами
агиографическая группа, несомненно, заслуживает специального изучения.
Исследователи при изучении житийных текстов обычно концентрировали своё внимание далеко не на тех чертах
агиографического повествования, которые определяют его как жанр: например, жития использовались в качестве исторического источника или для изучения развития беллетристических тенденций в литературе русского средневековья.
Позднее её житие вошло в состав западных
агиографических и гомилетических сборников.
Наконец, по известным
агиографическим схемам светский автор может попытаться создать «литературное житие» никогда не существовавшего святого.
Со временем из этих сообщений начали создаваться назидательные рассказы, изменялись детали и добавлялись новые эпизоды, т. о. шло формирование
агиографического литературного жанра со своими каноническими формами, художественными образами и приёмами.
То есть
агиографическое жизнеописание в буквальном смысле – основа сориентированных на христианскую традицию бесчисленных сюжетов-жизнеописаний (биографий) в новой литературе.
Именно
агиографические сочинения выработали язык – устойчивый фонд топосов и стереотипных мотивов, – описывавший добродетели святых, воспроизводившийся из текста в текст и из поколения в поколение, в том числе и в произведениях иного жанра и предназначения (например, историографических).
За пределами собственно письменной традиции
агиографические клише формировали устойчивые мыслительные конструкты и образы, определявшие круг представлений самой широкой аудитории.
Биографические книги и очерки о нём выходили и прежде, ещё в позапрошлом веке (написанные, правда, большей частью в чисто житийном,
агиографическом ключе), и в недавнее время, когда в свет вышли сразу несколько исследований, выполненных на самом высоком научном уровне.
Одними из первых
агиографических документов были Acta martyrum (акты о мучениках) – сообщения о судебных процессах и пытках христиан языческими властями, основанные на показаниях непосредственных свидетелей.
На формирование
агиографической традиции значительное влияние оказывал общеисторический контекст.
Это было искушение в чистом
агиографическом смысле: явилась и искушает.
Хотя писцы и стандартизировали рассказы для большего соответствия предыдущим образцам
агиографической литературы, рассказы о чудесах представляют собой неоценимый источник для изучения одержимости.
Однако в этой сфере особенно трудно отделить реальность от
агиографического усилия.
Подробное изложение обстоятельств старообрядческих самосожжений в трудах выговских писателей стало своего рода реформой
агиографической литературы.
При подготовке к первой публикации в светском издательстве состав книги был значительно расширен за счёт внесения
агиографических дополнений и историко-географического комментария.
Список святых, почитание которых носит общерусский, общевосточнославянский и даже общеправославный характер, известных в крестьянской среде, крайне ограничен, фольклорные
агиографические сюжеты, с ними связанные, широко известны и многократно описаны, в то время как почитание святых, менее известных, чей культ имеет ограниченный ареал, практически не исследовано.
Важно отметить, что Assidua является легендой не в современном значении этого слова, а по принадлежности к, пожалуй, самому распространённому типу
агиографической литературы.
Главы 18–24 представляют собой красочное, пространное отступление, в котором автор может, наконец, придать своему репортажу благородную тональность и неповторимый
агиографический аромат.
Не более четырёх
агиографических памятников получили научные издания; остальные – перепечатки случайных, не всегда лучших рукописей.