Ретроспектива

Verelea Mor, 2023

Мира – молодая девушка, наслаждающаяся лучшими годами своей жизни. Как и многие в её возрасте она энергична, сексуально любопытна и охоча до всего неизведанного. Обнаружив в себе интерес к теме БДСМ, девушка решает познакомиться с культурой и находит себе доминанта. Теодор – привлекательный, но пугающе закрытый человек с необычными взглядами и воспитанием. Тем не менее Мира хочет погрузиться в новый для неё опыт сексуальной практики и особенно – в личность своего недавнего знакомого. Ни она, ни Теодор ещё не знают, чем обернётся их встреча и какой путь им придётся пройти, чтобы стать друг другу близкими по-настоящему.

Глава 18

Розы. Целая охапка в вазе посреди стола. Кроваво-красные, они являлись эпицентром гостиной. Сложно не обратить внимание. И тот, кто их сюда поставил, непременно хотел, чтобы цветы заметили.

Проследив взглядом за тем, куда его гостья так пристально смотрит, Теодор признался:

— Это тебе.

Мира подняла брови с ехидным удивлением.

— Что? — не понял он её реакции.

— Ты даришь мне цветы? Серьёзно?

Теодор осторожно шагнул к ней. Вблизи люди кажутся друг другу понятливее, а он абсолютно точно хотел что-то донести.

— У нас ведь свидание.

Слово «свидание» было брошено Мирой ради флирта, игры, которая обоим пришлась по вкусу. Она ничего под этим не подразумевала и даже не подумала, что Теодор воспримет её заявление всерьёз.

— Никто уже не ходит на свидания с цветами.

— Разве?

Теодор не улавливал истинного настроения Миры, но на всякий случай держался особняком.

Пройдясь по комнате, она изучила обстановку с игривым интересом.

— А где же вино, свечи и прочая романтика?..

— Если настаиваешь, свечи я сиюминутно зажгу. С вином придётся повременить.

— А перед нашим, кхм, соитием, ты лепестки роз в постели раскидаешь?

— Нет, — губы Теодора поджались. — Они оставляют плохо выводимые следы на простынях.

Мира погладила кончиками пальцев бутоны, стебли. Теодор наблюдал за ней, как если бы ждал вердикта.

— А где шипы?

— Их убирают. Шипы и нежные женские руки не совместимы.

— Я люблю шипы, — сказала Мира многозначительно.

— В самом деле?

— Они — неотъемлемая часть души роз. Розы остаются розами даже без шипов. Но они прочно ассоциируются с этими цветами. И этого уже ничем не срезать.

— Интересно, — глаза Теодора блеснули: захватывающее зрелище.

— А с вином почему нужно повременить?

— Девушка-почему, — он улыбнулся. — Для того, что я запланировал, лучше остаться в трезвом рассудке. Но пара глотков не навредит. Я скоро. Не скучай.

Вскоре Теодор вернулся в гостиную с бокалом и откупоренной бутылкой вина. Под мышкой он держал коробку, которую сразу же протянул Мире.

— Выбирай.

Внутри хранился небольшой склад свечей: не из супермаркета по полдоллара за штуку. Неудивительно. У этого человека даже свечи отличатся. В рядовых магазинах Мира подобных не встречала. Она вообще понятия не имела, где покупаются такие вещи.

— Пары будет достаточно, — Мира достала из коробки первые попавшиеся. Теодор зажёг свечки и поставил их на стол. Аромат грейпфрута растёкся по комнате.

— Теперь тебя всё устаивает?

— М-м. Вполне, — Мира приняла подданный ей бокал с вином. — А ты?

— У меня сухой закон.

— Почему? Ой, я и правда заладила своим «почему».

Теодор вежливо улыбнулся.

— Решил пожить трезвым.

В этой новости не было ничего особенного. Нередко люди берут период, чтобы что-то изменить в себе, в привычках, в окружении. В том числе отказываются от алкоголя. Но в случае Теодора этот факт требовал объясняющую всё предысторию.

— Но ты не против? — Мира указала на свой бокал. — Не напрягает?

— Не волнуйся об этом.

Не зная, что ещё придумать, Мира сделала глоток вина и снова прогулялась по гостиной.

По телефону они с Теодором договорились о другом: вернуться сегодня к своему первоначальному пятничному времяпровождению. Затем прозвучало слово «свидание». И теперь Мира, обескураженная знаками внимания, чувствовала себя странно. Сомнения перерастали в тревогу. Наверное, стоило просто поблагодарить за цветы. Это лишь презент, чтобы сделать приятно. Или же новый язык, на котором Теодор вздумал заговорить.

Голова шла кругом. Сколько бы Мира ни демонстрировала беззаботный скептицизм в ответ на ухаживания, она всё-таки растерялась.

Почувствовав чужое смятение, Теодор забрал у Миры бокал и отставил его на стол.

— Что?

Он не ответил. Подав руку, пригласил Миру следовать за собой.

— Ты странный сегодня. Точнее, немного страннее, чем обычно.

Даже движения выдавали его. Они источали предвкушение в чистом виде. У Теодора был какой-то план.

— Что ты задумал?

Прильнув к её спине грудью, он сдвинул волосы с плеча Миры, коснулся губами шеи.

— Не пугайся так.

— Я и не пугаюсь, — рваный выдох.

— Это не так, — Теодор провёл ладонями по её ссутуленным плечам.

— Ты, что же, знаешь мои эмоции лучше меня? — Мира хихикнула, повернув голову к нему. Тёплые мягкие губы пропутешествовали до её уха. — Теодор, — Мира хотела вложить в тон вызов. Просьбу или упрёк. Что у тебя за мания морить ожиданием и неизвестностью? Но в голосе пробился сплошной вопрос.

Поцелуй остановился у виска.

— Ты ведь хотела шипы.

— Тебе их в пакетик с собой собрали?.. Ш-что ты делаешь?

— Снимаю с тебя одежду, — Теодор, тянувший вверх края её свитера, притормозил. — Хочешь заняться этим сама?

— Нет. Ты.

— Правильный выбор. Сегодня ты будешь покорной. Скажи «да».

Рука нырнула под ткань, погладила живот, рёбра. Простая ласка, а взгляд Миры уже поплыл. Или всему виной нервы?

— Мира? Я жду ответа.

— Да. Да.

Свитер был неаккуратно отброшен на кресло. Кончики пальцев коснулись позвонков, расстегнули бюстгальтер и спустили его вниз.

— Подними руки к груди.

Тонкой верёвкой Теодор связал большой и указательный пальцы одной руки Миры, перебросил концы к внешней стороне ладоней и к внутренней. Затянул узел на запястьях, оставив сверху милый бантик.

Мира откинулась на твёрдое тело позади себя. Выгнулась под желанными прикосновениями. Теодор потрогал её грудь, скользнул к животу. Расстегнул джинсы и пролез под резинку белья. Пальцы сразу же пробрались дальше.

— Нежная.

Мира зажмурилась от согревающего, как первые весенние лучики, обращения.

Она позволила себе отдаться ласке, что буквально управляла ею. Продержалась Мира недолго: уже через пару минут сладкие волны лизнули низ её живота. Она свела колени и, зажав руку Теодора между ног, задрожала.

Лицо горело от стыда, будто близость между ними происходила впервые. Чёртово слово «свидание» всему виной. Или просто Теодор всегда так или иначе застаёт Миру врасплох. Никогда не знаешь, что он сделает на этот раз. Но за волнением всегда следовала мгновенная доза удовольствия, как инъекция адреналина.

Шеи Миры коснулся долгий поцелуй.

— Не двигайся, — шепнул Теодор и отошёл.

Мира не шелохнулась, хотя ватные ноги еле держали её.

Вскоре Теодор вернулся со знакомой коробочкой в руках.

— Помнишь их? — спросил он, показав её содержимое.

— Конечно.

Внутри находился его подарок — шарики. На самом деле, Мира не думала о них до сих пор. Теодор стянул с неё обувь, затем джинсы вместе с промокшим бельём.

— Обопрись локтями на спинку дивана.

Уже полностью голой Мира забралась на диван и сделала, как было велено.

— Ноги шире.

Без пауз она выполнила и это, игнорируя участившееся сердцебиение.

— Мне нравится твоя незамедлительная реакция. Покорная девочка, — пальцы Теодора легли между её бёдер. Теперь они были скользкими и прохладными. От неожиданности Мира вздрогнула. — Спокойно. Это возбуждающий гель.

Дождавшись, пока Мира расслабится, Теодор продолжил смазывать её.

— Он усиливает чувствительность. Наносится на головку клитора, втирается, и через несколько минут ты испытаешь смену волн тепла и покалывания. Работает эта вещь за счёт прилива крови к гениталиям, которые становятся отзывчивее к любым манипуляциям.

Мира ощутила не просто обещанное тепло, а настоящий жар. Возможно, всё это рисовало её воображение. Странное волнение нарастало. Или это предвкушение? Слишком тревожное. Чересчур.

Прикосновения вдруг исчезли. Какое-то время Теодор позади был чем-то занят. Затем прохладные скользкие шарики коснулись её кожи. Но сразу же исчезли.

— Нет. Пожалуй, сегодня они нам не понадобятся.

Мира издала рваный выдох, больше похожий на стон облегчения. Совершенно случайный.

Пальцы Теодора легли на чувствительную точку и сразу же начали ласкать. Привычно правильно, но это было отчего-то сложно оценить сейчас.

— Расслабься. И не сопротивляйся.

В противовес приказу Мира стиснула обивку дивана так, что ещё чуть-чуть, и оторвала бы её. Ей некуда деться. Впереди и сзади — препятствия, не давшие бы убежать.

Плеча коснулся поцелуй, а затем и шёпот:

— Мира. Не сопротивляйся мне.

Она попыталась избавиться от сковавшей её тело неловкости. Расслабила по очереди плечи и таз.

— Именно. Умница.

Теодор снова остановился. За спиной Миры послышались удаляющиеся шаги. Обернулась она только когда в комнату вернулись. Теодор показал неизвестный девайс определённо сексуальной тематики. Изогнутой овальной формы. Твёрдый на вид, как камень. Довольно крупный. Волнение подкатило к горлу Миры. Игрушка едва умещалась на мужской ладони. И уж точно не уместится внутри её тела.

— Подожди, — она села на пятки, стёрла сцепленными руками влажность на лбу. Теодор остановился.

— Жду.

— Я не хочу.

— Чего не хочешь?

— Чтобы ты вставлял это в меня, — звуки в словах неестественно вздрагивали. — Оно огромное.

Теодора заметно смутило её заявление.

— Это создано не для того, чтобы засовывать внутрь.

— Я не знаю, что это.

— Я бы рассказал. Обязательно рассказал, — он говорил по обыкновению спокойно. Но распахнутый взгляд выдавал его истинное состояние: паника Миры обеспокоила Теодора. — Я всегда говорю, что и как буду использовать. Разве нет?

Мира помедлила, прежде чем кивнуть. Теодор сел рядом и показал ей игрушку.

— Это вакуумный стимулятор головки клитора. Он производит звуковые волны. Но сам не засовывается внутрь.

Мира присмотрелась поближе к доверчиво протянутой ей игрушке.

— А что за присоска?

— Раструб. Именно он обрабатывает головку клитора звуковыми волнами, не прикасаясь к ней. Это помогает достичь бесконтактный оргазм. Прелесть в том, что при этом не возникает характерной усталости и ощущения натёртости. А любые новые прикосновения позже не причиняют дискомфорт. У меня на тебя имелись долгие выматывающие планы.

Звучало впечатляюще, но Мира уже плохо подумала об этой штуке. Оттого и не доверяла ей. Нужно время всё переварить.

— Что скажешь?

— Я…

Теодор вдруг встал и, засунув девайс в первый попавшийся комод, быстро вернулся на диван.

— Мира, не пугайся. Взгляни, больше ничего нет. Только мои руки.

Они тянулись к ней, моля разрешения дотронуться.

— Руками можно, — позволила Мира, уже придя в себя.

— Дай я тебя развяжу.

— Нет. С этим всё в порядке.

Не поверив ей на слово, Теодор освободил запястья Миры от верёвки, бережно погладил их, помассировал пальцы.

— Тебя заставляют нервничать незнакомые вещи, я понял.

— Я не… — Мира несогласно тряхнула волосами. — Я люблю эксперименты. Но…

— Но не сегодня.

— Да, наверное.

— Ты не хочешь, чтобы сегодня что-то лишнее вклинивалось между нами.

— Думаю, да.

— И тебе просто нравится мне подчиняться, а больше к тебе нельзя ничего пристраивать, — Теодор улыбнулся, пригладив её растрёпанные кудри.

Мира тихо засмеялась, вдруг почувствовав себя легко. Поцелуй коснулся её голого плеча, а затем щеки.

— Растерялась? — мягко спросил Теодор. — Комната непривычная смутила?

— Не знаю, почему я так разволновалась. Ты со своими розами… И вообще странный день.

— Так тебя цветы напугали?

— Я не знаю, просто со мной сегодня что-то не так…

— Всё в порядке. Мы давно не играли. Поэтому ты немного отвыкла.

Он в самом деле чувствует её эмоции?

— Мне нравится то, что мы делаем. И даже волнение нравится…

— Конечно нравится. Но для этого тоже нужна определённая обстановка или настроение. Ты и не должна впадать в экстаз каждый раз, когда видишь меня с плёткой или ещё с чем-то…

Прервав его, Мира коснулась губами его губ.

— Не останавливайся.

Теодор заглянул в её лицо.

— Желаешь продолжить?

— Да. Не хочу заканчивать так.

Он поднялся. Немного подумав, велел:

— Тогда займи прежнюю позу.

Встав на колени, Мира опёрлась локтями на спинку дивана. Кровь снова точно ожила в её венах. Волнение теперь питало, дарило восторг. Защищаться от него больше не хотелось, Мира перестала ему сопротивляться, и оно распустилось во всей своей будоражащей красе.

Принимай то, что чувствуешь. И делай это на все сто процентов.

Теодор склонился ближе. Контакт голой взмокшей кожи с грубоватой тканью его кофты заставил Миру задрожать. Его руки погладили талию и легли между её ног. Невесомые прикосновения чередовались с настойчивыми. Долго, так долго, как если бы это была пытка лаской.

— Ты любишь, когда стимулируют внутри или снаружи?

Мира шумно втянула воздух. Шёпот и щекотка у уха оказали на неё мощное впечатление. Бёдра невольно сомкнулись, сдавив чужие пальцы, всё ещё не прекращающие гладить её в одном ритме.

— М? Скажи. Девушки любят разное. Кому-то нравятся вибрации, пульсации, мембранные потоки воздуха. Что нравится тебе?

Мира поддалась назад, впечатываясь голой задницей в ткань брюк Теодора.

— Скажи мне, — шептал он. — Скажи, стоит ли мне проникать в тебя. Или тебе больше нравится прикосновения снаружи?

Перед глазами помутнело, закрутилось кругами, спиралями, как в трансе. Кажется, Мира была готова к любой исповеди.

— Мне нравится, когда внутри что-то есть, — едва слышно ответила она. — Я люблю на чём-либо сокращаться.

Вся кровь прилила к её лицу. Слишком откровенно. Слишком стыдно.

Палец Теодора осторожно скользнув в неё. Согнулся и аккуратно подвигался, словно прикасался к чему-то хрупкому. Затем подключился второй. Вместе они тёрли переднюю стеночку всё настойчивее, всё быстрее и быстрее. Ласка усиливалась так, что кожа быстро начала зудеть. Хотелось остановиться. Или просить ещё и ещё. Мира не знала. Она никогда не трогала себя так: слишком грубо, смело, неотступно. Жар расползался по всему телу. Между лопатками собралась испарина. Мышцы одеревенели от напряжения. На лицо, упирающиеся в скрещенные ладони, упали волосы. Нет, она не сможет так быстро кончить снова. Ни намёка на привычный пожар внизу живота. Но неожиданно Мира оказалась так близко, словно её толкнули к краю. Укусив свой кулак, она сжалась и простонала от удовольствия, смешанного с удивлением. Внутренние стороны бедра стали влажными. Слишком влажными. Грудь высоко вздымалась: Мира пыталась протолкнуть в лёгкие побольше воздуха. Но прикосновения резко и не вовремя пропали, и Теодор сел рядом на диван.

— Иди ко мне.

Мира с трудом поднялась на локти и, перекинув ногу через колени Теодора, опустилась на него сверху. Открывшаяся новая сторона сексуальности просто голодно следовала за источником ласки. Это она управляла телом. Не Мира.

Нет, не сейчас. Стыдно будет потом.

— Приподнимись. Мира? Да. Вот так, — пальцы снова оказались в ней и задвигались. Теперь к ним подключился большой. Он гладил снаружи, подстраиваясь под общий ритм, множа ощущения.

Просунув руки между их с Теодором телами, Мира нащупала пуговицу на его брюках.

— Не трогать!

Лишь теперь она осмысленно сфокусировалась на лице напротив.

— Только пальцы. Расслабься. Чувствуй.

И Мира сделала это.

Она замирала от звуков, что издавала сама. От влажных звуков пальцев в ней, которые буквально насаживали на себя. Неловко. Откровенно. Но возбуждающе. Казалось, это длилось бесконечно. Бёдра тряслись от напряжения. Кожа коленей, впившаяся в обивку дивана, покалывала.

Теодор зачарованно смотрел в её лицо. Иногда улыбаясь, иногда становясь сосредоточенным. Он светился. Черты его лица стали ярче от удовлетворения, мягкости, от удовольствия власти над Мирой. Он сексуально питался одним её видом и присутствием. Толкался и толкался в неё пальцами, согретыми теплом её тела. Костяшки касались чувствительных зон снаружи.

Внутри росло очень странное ощущение. До раздражения. Приходилось задерживать дыхание, прислушиваться к себе. Хотелось чесаться изнутри. Или хотелось большего. Или всё прекратить. Мира вдруг вспыхнула и уткнулась носом в шею Теодора.

— Больно? — спросил он немного хрипло.

Именно! Вот верное слово. Боль. Притупленная боль.

— Терпи. В этом и смысл. Потом будет хорошо.

— Я больше не смогу кончить, — сказала она абсолютно честно. Мира теперь знала, чего Теодор добивается. Но из неё уже и так выжали всё возможное.

— Конечно же сможешь.

И Мира действительно сумела. Стиснула мышцами пальцы в ней, когда пульсация достигла критичной точки. Такая странная, не ослабевающая. Густая, как сироп.

Теодор не остановился. От сверхвозбуждения и усталости Миру уже потряхивало. Откуда в Теодоре столько сил, она не понимала. Неумолимо он всё верховодил внутри пальцами одной руки, другой же придерживал Миру за бедро, иногда проводил по талии. Словно говоря: «Я здесь. Я всё контролирую. Просто чувствуй».

Под веками жгло. Мышцы тоже точно пожирал живой огонь — настолько они были напряжены.

— Смотри на меня.

Мира открыла глаза. Она упиралась в грудь Теодора, комкала его воротник, прихватывала кожу, оставляя на ней красные полосы. Но Теодор не жаловался.

— Смотри, Мира. На меня, — глубокий голос действовал гипнозом, мантрой, заклинанием.

И Мира посмотрела. В расширенных зрачках напротив ожили шальные огоньки. Дыхание Теодора было поверхностным, струящимся. Губы слегка приоткрыты.

Кисть задвигалась в рваном быстром темпе. Мира поморщилась. Внизу всё стало максимально чувствительным, местами кожа занемела от трения. Сквозь тупую боль прорывалось пьянящее ощущение. Невменяемое, уже за гранью. Хотелось от него избавиться, но вместе с тем его хотелось и вжать в себя. Граница между удовольствием и болью стиралась с каждой секундой.

Яркие пятна под стиснутыми веками. Вязкий гул и пульсация в висках. Мутная глубина, а затем толчок на поверхность. В горле горячо-горячо. Целая цепная реакция.

В ладони Миры вонзились её ногти. Она простонала и услышала в ответ сдавленный стон — как если бы её нервные окончания передали импульсы в тело Теодора. Поднявшись на коленях, Мира зависла в высшей точке, чтобы затем медленно опуститься вниз. Она почти выдавила из себя это удовольствие, словно оно было таким огромным, что не могло самостоятельно пройти сквозь маленькое для него тело.

Приблизившись, Теодор сцеловал остаточный стон с её губ. И наконец-то остановился. Мира тут же рухнула на его грудь. Обняла так, словно он — целый мир, который непременно должен пробраться сквозь неё. Прямо сейчас. Руки Теодора накрыли её спину. Губы коснулись кипящего виска.

Мира медленно осела на диван и, устроив голову у Теодора на коленях, вытянула гудящие ноги. Лёгкие горели, воздух казался острым и грубым для них. Ощущение пустоты внутри было непривычным после такого длинного марафона. Сколько это длилось? Час? Целый вечер?

В чувства привело бережное прикосновение. Отодвинув в сторону копну волос, Теодор вытер тыльной стороной ладони испарину на шее Миры. Его руки в сравнении с её разгорячённой кожей казались прохладными.

— Ты в порядке? — бархатно спросил он.

— Более чем.

Теодор помассировал остаточные следы от верёвки на запястьях, полумесяцы от ногтей на ладонях. Кончики пальцев начали покалывать. Под рёбрами приятно пекло, и это тепло опускалось вниз и приливами возвращалось вверх. Каждая клеточка тела умерла и возродилась вновь.

Мира устала. Одновременно с этим, она никогда не ощущала себя живее. Повернув голову, она поцеловала ширинку под своей щекой. Затем лизнула её.

— Скверная девчонка.

Мира тут же потянулась к молнии на мужских брюках, с удовольствием отмечая, как слюна скапливается под языком. Пресекая, Теодор накрыл её руки своими: мягко, но настойчиво. Мира подняла глаза.

— Почему мне туда нельзя?

— Отдыхай. Лучше к тебе сейчас не прикасаться.

— Это я собралась прикасаться к тебе.

Миру сделала ещё одну попытку забраться ему в штаны, но её вновь остановили. Она озадаченно уставилась на Теодора. Тот примирительно погладил её волосы.

— Спасибо.

— За что? Ты же мне отказываешь.

— За твоё желание доставить мне удовольствие.

Мира развернулась головой к другому краю дивана — подальше от соблазна, и уложила стопы Теодору на колени.

Ты дико странный.

Вслух же она сказала:

— Сам ещё попросишь.

В ответ Теодор криво улыбнулся.

Мысли лениво переваливались в голове. Мира погружалась в невероятную лёгкость, не ощущая собственного тела и тревоги в груди, что копилась весь вечер.

— Ты молчаливая. Я не перестарался?

Мира отрицательно промычала.

— Позволь я проверю?

— Ещё чего! — она поёжилась. Тело остывало, становилось прохладно. К тому же, прояснялось в голове. Теперь снова было неловко лежать голой перед полностью одетым Теодором. Хотя это уже не так смущало, как прежде.

— Не касайся себя сегодня больше. Вряд ли это окажется приятным.

— Думаешь, мне после наших встреч хочется этого? Я и не собиралась трогать себя. Полностью меня выпотрошил.

Склонившись к Мире, Теодор попытался расцепить её скрещённые на груди руки: они закрывали ему обзор. Но его ладонь была тут же взята в плен объятий. Мира погладила её, изучая.

— У тебя такие длинные сильные пальцы, — она засмеялась, поняв, как это звучит после случившегося. — Ты учился ими пользоваться? Тренировал?

— Да, — тон не подразумевал иронии.

— Где такому учат, позволь полюбопытствовать?

— Любопытство — уникальная и сильная форма красоты, — Теодор отобрал свою руку и выпрямился. — В Амстердамской консерватории.

Мире это мало о чём говорило.

— Ты ходил на уроки музыки, чтобы научиться удовлетворять девушек?

— Нет, чтобы играть на фортепиано.

— Ты умеешь играть?

— Да.

Мира решила, это просто затянувшая шутка. Но Теодор не спешил её разубеждать.

— Серьёзно?

— Серьёзно.

— Я думала, ты закончил что-то вроде классической филологии. Или журналистику.

— Нет.

Множество вопросов затолкались в голове.

— Но ты ведь пишешь.

— Ты тоже, а у тебя ещё нет диплома.

Она не знала, что ещё спросить. Как эта информация столько времени ходила мимо неё? Или что подвигло Теодора признаться сейчас?

— Сыграешь мне? Когда-нибудь…

Теодор погладил покрытый красным лаком ноготь на большом пальце её ноги.

— Симпатично, — оценил он.

Мрачное молчание сгущалось. Мира ждала. Пауза выжмет своё, если её не перебивать.

— Я не играл несколько лет, — наконец продолжил Теодор.

Не отказ сыграть, не согласие. Понимай, как знаешь. И точкой в конце — иссушенная интонация, внёсшая ясность — это всё долгая история.

***

Обёрнутая в полотенце Мира сидела в кресле. Теодор подал вино и опустился перед ней на пол. Он вопросительно замер, заметив, что на секунду Миру это напугало.

— Не обращай внимания. Я просто дёрганная сегодня. Всегда дёрганная вообще-то.

— Кручёная, — исправил он с улыбкой и уложил её ноги себе на колени. — Твоей энергии нужно обнуляться. Тело к этому привыкло. Раньше ты тренировалась, теперь нет. А энергия продолжает накапливаться и требовать выход. Например, через движения. Жестикуляцию.

— Да нет, я же давно бросила спорт. Просто я всегда была тормошённая. А рядом с тобой особенно нервничаю.

— Прости? — переспросил Теодор.

— Раньше постоянно волновалась перед нашей встречей. Ты заставлял моё сердце частить.

Последовавшая пауза смутила Миру не меньше, чем возможность смотреть на Теодора сверху вниз.

— Тебе там удобно?

— Спасибо за вечер, — ответили ей невпопад.

И как на такое реагировать?

— Вечер же ещё не закончился.

— Я искренне надеюсь на это.

Хмыкнув, Мира сделала глоток вина.

— Ты иногда дико странный, — она поёрзала, бросив на Теодора взгляд. Пристальное вниманием этого человека до сих пор заставляло её краснеть. — Я могу спросить?

Уголки губ Теодора дёрнулись.

— Ты можешь. Но лучше было сказать: «Ты ответишь?»

Мира хотела игриво пихнуть его, но Теодор перехватил её ногу.

— Почему ты всегда так делаешь? — всё же спросила она.

— Что делаю?

— Это всё. Ты знаешь. «Отдохни, расслабься, хочешь то, хочешь сё?»

— Потому что тебе необходима порция заботы.

— Но почему?

— Чтобы ты не ушла отсюда с ощущением использованности. Это правильных выход из сессии.

— И всё?

Он вздохнул.

— Нет. Не всё.

Она не просто так настаивала на пояснениях. Сегодня Теодор превзошёл себя. Он буквально был вокруг, вбирал глазами. Как если бы помешался, «Девушка, у меня в доме девушка. Настоящая. Тёплая».

— Я просто хочу. И могу. Мне нравится это делать.

Миру ответ не совсем устроил, и Теодор это почувствовал.

— Знаю, как воздействовать на людей, и пользуюсь этим, — добавил он.

— Зачем?

— Например, чтобы заполучить желаемое.

— И что тебе нужно от меня?

— Чтобы ты попала под мои чары и больше никогда от них не избавилась.

— И как? Получается? — усмехнувшись, Мира глотнула вина.

— Уже. Даже если ты этого пока не поняла. Но таков план. Инструкция о том, как понравиться женщине, очень похожа на инструкцию, как успешно вести страницу соцсети. Главное в обоих случаях — регулярность. Так однажды сказал мой редактор. Внимание. Изысканность не обязательна. Достаточно и постоянства, размеренности. Это уже вполне глубоко. Оно же и поведёт нас ещё глубже.

Мира сделала вид, что поперхнулась от шока.

— То есть, ты возомнил, будто приручил меня?

Теодор выглядел как распоследний засранец.

— Нет, мистер Вермеер. Это я тебя сняла. Я тебя первая выбрала.

— Вдруг это тоже часть моего коварного плана? Чтобы ты думала, будто привязала меня. А на самом деле всё наоборот.

— Нет, не наоборот, — Мира откинулась в кресле, демонстрируя, кто здесь хозяйка положения. — К тому же, именно ты сейчас сидишь передо мной на коленях и массируешь мне ступни. Кто ещё кого приручил?

Теодор рассмеялся с долей восхищения. Больше пояснений он не дал. Ему не нравилось говорить о себе. У него стойкая аллергия на вопросы. Он раскрывается только если сам хочет. Выдаёт механизм своей сложно устроенной натуры по деталям, винтикам и пружинкам. Без инструкции. И собрать его обратно — большая наука.

— Ты не похож на людей, что я обычно встречаю, — начала Мира издалека.

Теодор заинтересованно прислушался.

— Продолжай.

— Не знаю, стоит ли. Я уже однажды назвала тебя щепетильным. Хотела сделать комплимент, но не вышло.

— Я не стану больше реагировать агрессивно.

— Не агрессивно. Тебя это, скорее, обидело. Задело? — Мира суетливо заправила за уши свои влажные после душа волосы. — Не то чтобы мне не нравилась твоя щепетильность. Тебе это даже идёт. Она очень трогательна и красива, и… Не знаю, зачем я затеяла эту тему.

К счастью, Теодор уловил суть в путанном потоке слов.

— Я до сих пор не понимаю, что тебя так удивляет. Я не делаю ничего особенного. Это лишь проявление уважения.

— Я тоже уважаю своих друзей, например. Но у меня нет потребности окружать их постоянным комфортом. Это уже не уважение, а какое-то превозвышение…

— Так и есть. Ты ведь женщина. Как мне ещё себя вести с тобой?

Вот ты и завёл себя на скользкую дорожку.

— Женщина, значит?

— Нежная женщина, — он улыбнулся.

— Нежная женщина. Что ещё за гендерные шаблоны?

Теодор мечтательно засмотрелся куда-то вниз.

— Ты современных взглядов и против неравенства полов, — констатировал он спокойно.

— Конечно. А ты нет?

— И не возьмёшь фамилию мужа, как это модно сейчас?

— Возьму, но только если она будет красивой, — Мира решила повторить вопрос: — А ты нет?

— Возьму ли я фамилию мужа?

— Ты не современных взглядов? — она выделила издевательской интонацией последние два слова.

— Отчего же нет. Но не назову себя профеминистом. Я ведь ничего для этого звания не делаю.

— Не обязательно что-то делать. Достаточно иметь общие с идеологией движения взгляды. И не поступать с ними вразрез.

— Изначально это не моё пространство, и моего мнения там не спрашивали.

— Не скромничай. У каждого человека сложится отношение к любому социальному течению.

— Разумеется, я против гендерного шовинизма. Но мне не нравится, как люди всё сейчас извращают. Как они понимают значение понятия «мы равны». Но высказываться негативно об этом — дурной тон сегодня.

— То есть, ты из тех, кто считает стеклянный потолок — пережитком прошлого? Или, может, толпу женщин, которые выходят на улицу и не боятся ни тюрьмы, ни драки? — Мира поймала кураж, начав говорить ораторским голосом Ричарда Львиное Сердце. — Суфражистки вчера выбивали гражданские и политические права, бунтовавшие против патриархальной тюрьмы. А сегодня борются со снисходительной и уничижительной манерой разговора с женщинами. С теми, кто использует в разговоре с ними упрощённые формулировки и игнорирует дискриминацию по половому признаку. Ты против людей, которые шли и продолжают идти наперекор течению? Ты против людей, которые каждый день доказывают, что женщины — стихия?

Под цунами её выступления Теодор завис.

— Разумеется, нет.

— Но?..

Теодор не понимал, всерьёз ли Мира наседает на него. Он то скованно улыбался, то становился серьёзным.

— Но ты видишь разницу между мужчиной и женщиной, — с нетерпением подсказала Мира.

— Если честно, то да, — признался он немного напряжённо. — Исключительно в одном моменте.

— И в каком же?

— Измены. К женской и мужской я отношусь по-разному. Мужчина делает это от скуки. Женщина же изменяет сердцем. Она принимает это решение не просто так. Значит, ей что-то не нравится.

— И при этом вас всё равно назовут ловеласами, а нас — шлюхами.

— Это в корне неправильно. Но речь не об этом же сейчас.

— Ага, речь о том, что ты только что почти признал, что мужчина — это слабак и флюгер, не способный к самоконтролю. Зато женщина всегда сердцем и головой всё решает.

— Да, я думаю, это так.

— Откуда ты знаешь?

— Я не знаю. Я не был женщиной. Я могу только предполагать. Как чувствую.

Ещё бы чуть-чуть, и от тяжёлого вздоха Миры сползла бы краска со стен.

— Что для тебя измена? Оральный секс? Поцелуй? Интимная переписка?

— Всё перечисленное.

— Ты бы больше расстроился, если бы тебе сказали: «Я тебе изменила, но я влюбилась»? Или: «Я изменила, но для меня это ничего не значило»?

— В обоих случаях.

— Значит, неважно, чем тебя предали: сердцем или телом. Вот поэтому твоё суждение об изменах нежизнеспособно. Какое-то вакуумное нелогичное упрямство, которое на практике не работает.

— Я подумаю над твоей позицией, — быстро вставил Теодор. — Серьёзно. Я в подобной плоскости не рассуждал.

Мира наслаждалась триумфом.

— И знаешь. Современный взгляд на вещи ты используешь как-то выборочно. С одной стороны, ты за равенство. С другой утверждаешь, что измены — это не про женщин, ведь им просто нельзя.

— Двойные стандарты обычно касаются всего на свете. Кто-то считает себя борцом за социальную справедливость, но при этом поддерживает режимы, предполагающие разделения на классовые слои. Кто-то спасает экологию, а потом вливает деньги в отрасли, которые её напрямик или косвенно разрушают. Кто-то выступает против насилия, но одобряет порно или слушает рэп.

— Я люблю рэп. Особенно рэп нулевых.

— А это сексистский жанр, изображающий похоть и унижение женщин как высшие жизненные цели. Не напрямую, но всё же ты поддерживаешь эти взгляды.

Мира усмехнулась.

— Я подумаю над твоей позицией. В этой плоскости я ещё не рассуждала.

С хмурым лицом Теодор долго что-то анализировал, подбирал более убедительные слова. Он явно не желал выставиться латентным женоненавистником с зашоренными взглядами.

— Расширение политических, экономических, личных и социальных прав женщин — это прекрасно. Конечно же я поддерживаю всё это. Но то, как некоторые современные люди трактуют гендерное равенство — вот, что меня возмущает. Иногда мужчины пользуются критерием равноправия, чтобы утереть женщине нос, «вот, получи, что хотела». Этим всячески демонстрируя своё превосходство, что у них эти женщины когда-то «отобрали». Крайне мерзкое зрелище. В этот момент он не разговаривает с тобой на равных. Он разговаривает с тобой как с мужчиной. Я же считаю, рамки всегда нужно соблюдать. Хотя бы просто потому, что перед тобой женщина.

— Тогда это не равенство. Такой расклад предполагает, что женщины всё равно должны получать поблажки. Получается, они привилегированы.

— Пусть лучше так.

Мира осуждающе уставилась на него. Галантные манеры Теодора ещё могли быть отголосками джентльменского воспитания, а позже перерасти в привычку превозвышать женщин. Но вот категоричная позиция насчёт измен — это результат чего-то личного. Самовоспитанного. Теодор даже готов выставить себя узколобом со стереотипным мышлением, лишь бы не допустить даже в теории, что женщина может изменять.

Тишина затянулась, и Теодор понял её неверно.

— Мира, я не хотел тебя обидеть. И, называя «нежной», не подразумеваю твою слабость. Или что ты хуже меня.

— Я и не думала обижаться.

Наверное, она тоже показалась ему странной, когда остро отреагировала на цветы и ласковое обращение.

Теодор хотел что-то сказать, но осёкся и добавил уже напряжённо:

— Хорошо.

Мира погладила его по щеке, давая понять, что всё в порядке. Со взглядами людей, которые нравятся, всегда находишь перемирие. И даже пытаешься отыскать в них зерно истины, просто потому, что это мнение принадлежат небезразличному тебе человеку.

— Уже поздно.

— Останешься?

— На этой неделе я была здесь четыре дня из семи.

— И?

— Большую часть недели я провожу у тебя.

— Вопрос всё ещё висит в воздухе.

Мира убрала волосы со лба Теодора, чмокнула в губы.

Не знаю, что я хочу этим сказать. Для того, кто слишком рьяно охранял свои границы, ты слишком часто жаждешь моего присутствия рядом.

— Ты сторонишься меня, — было заметно, он не хотел это озвучивать.

— Ты разве не предпочитаешь уединение?

— Я никогда его не любил. И никогда тебе об этом не говорил. Ты сама это придумала.

— А то, что твой дом находится в самом тихом районе из всех, что я знаю, ни о чём не рассказывает?

— Это дом моего отца. Какой есть, в таком и живу.

— А сам отец где?

— В Лос-Анджелесе.

— А ты, значит, здесь. Один. В большом доме, — Мира закусила губу. — Хотела бы я иметь дом отца, в котором он не живёт.

— Твоя ирония очень возмутительна. На что это ты намекаешь?

Мира захихикала. Теодор поцеловал её ключицу, подбородком поддевая край полотенца. Потерпев неудачу, он развязал узел уже руками.

— Ты знаешь, что манипулируешь мной?

— Мира. Перестань выдавать своё желание поддаться мне за манипуляцию тобой. Никто не манипулирует, тебе просто хочется остаться, но не хочется этого признавать.

Теодор поцеловал чувствительное местечко под челюстью у самого уха.

— У меня скоро начнутся экзамены, сдача работ, проектов и… всё это универское дерьмо… — предупредила Мира не слишком уверенно. В промежутках между атакой губ она торопилась сказать ещё что-то. Но поцелуи Теодора становились настойчивее и глубже. — Хорошо, хорошо. Если тебе моё присутствие не мешает, то проблема улажена…

— Спасибо, — он бодро поднялся. — Пойду сменю простыни.

***

Теодор завладел всем личным пространством Миры. Даже практически пролез ей под рубашку. Впрочем, это была его рубашка, которую он любезно одолжил.

Вскоре его объятия ослабли, дыхание выровнялось. Мира тоже чувствовала себя уютно в тёплом пространстве одеяла, подушек и мужских рук.

Именно так, тело к телу, и неясно, где кончаешься ты и начинаюсь я.

Пока за окном шипел ливень, в спальне горело их крошечное яркое солнце.