Ретроспектива

Verelea Mor, 2023

Мира – молодая девушка, наслаждающаяся лучшими годами своей жизни. Как и многие в её возрасте она энергична, сексуально любопытна и охоча до всего неизведанного. Обнаружив в себе интерес к теме БДСМ, девушка решает познакомиться с культурой и находит себе доминанта. Теодор – привлекательный, но пугающе закрытый человек с необычными взглядами и воспитанием. Тем не менее Мира хочет погрузиться в новый для неё опыт сексуальной практики и особенно – в личность своего недавнего знакомого. Ни она, ни Теодор ещё не знают, чем обернётся их встреча и какой путь им придётся пройти, чтобы стать друг другу близкими по-настоящему.

Глава 20

Картинка наконец-то перестала рябить и приобрела чёткость. С экрана телефона Мире улыбались.

— Здравствуй, моя любовь. Вот и ты.

— Вот и я. Привет, мам.

— Где находишься? Что за незнакомый фон позади?

— Лежу на кушетке. Мы с Грейс выбрались на эпиляцию. Она в соседнем кабинете.

— О, бедняжки. А я только что собиралась сама тебе набрать. Как ты? Как экзамены?

— Думаю, всё хорошо. Скоро закончу и приеду. Всё-всё расскажу.

— Ждём с нетерпением. У нас тут такое, милая, ты себе не представляешь.

— Что уже стряслось?

— Знаешь, что учудил твой дражайший отец?

— О нет… Что?

— Купил! Яхту! — таким тоном заявляют: «Его мозг похитили инопланетяне», не меньше.

— Это шутка?

— Какие шутки! Я чуть из ума не выжила, когда узнала…

— Чушь собачья, Мира, не слушай, — в обзор камеры вклинилась голова отца. — Ну какая, к чертям, яхта?! Это всего лишь лодка, маленькая лодочка, Мириам!

— Не бранись, наша дочь нас слушает.

— А зачем ты наговариваешь на меня при нашей дочери?

— А зачем тебе яхта?

— Лодка с парусом!

— А лодка с парусом — это что, гений?

— Мириам, всё вовсе не так, как ты преподносишь. Мира! Хоть ты мне веришь? Малюсенькая лодочка.

— Не перетягивай на свою сторону мою девочку, Ричард.

— А ты не рассказывай обо мне сказки.

— Мира, вот скажи, зачем лодка человеку, работающему почти шестьдесят часов в неделю?

— Никакие не шестьдесят! И вообще, я с ранних лет мечтал о лодке.

— Раньше ты твердил, что всегда хотел Alfa Romeo».

— То в юности! Все в нежном возрасте мечтают о крутой тачке. А лодка — это детские грёзы.

— Когда мы с твоим отцом только начали встречаться, он приезжал ко мне на Chevrolet времён великой депрессии…

Ричард закатил глаза.

— И кричал в моё окно: «Мириам! Я приехал». А я говорила: «Слышу». И я в самом деле слышала. Весь квартал слышал.

— Мотор тарахтел так, что не приведи господь, — объяснил отец, смеясь. — Но я его сам собрал, попрошу уважения. Раньше ты не жаловалась.

— Раньше я находила это забавным и романтичным. Зря. Посмотри, до чего нас довели твои увлечения. Лодка!

— Пришло время признаться, дорогая: во мне живёт нереализованный мореплаватель.

— Ещё бы ты не забывал брать с собой такие вещи как пресная вода, спасательный линь, отпорный крюк, швартовный канат…

— Мира, твоя мать такой скептик. Скажи ей!

— Но если бы я вчера не проверила твою экипировку, ты так бы и ушёл!

— Я всё равно плавал недалеко от берега.

— О-о! Иногда, бессонными ночами я представляю, как лежу в своей постели на смертном одре. Собравшиеся у моей койки родственники заливаются слезами, как вдруг мой муж приближается ко мне с бледным растерянным лицом спрашивает: «Ты не видела мой бордовый свитер, Мириам?»

— Ну хватит! — заворчал Ричард.

— Или я представляю, что мы, как и положено счастливым супругам, умерли в один день. И вот стоим мы у реки в царстве мёртвых и ждём, чтобы заплатить Харону за перевозку наших душ. В итоге выясняется, что мелочи у моего мужа нет, потому что: «Я думал, ты их взяла».

— Мира, ты слышишь? В какой раз она меня третирует из-за этого? — отец униженно прижал руку к груди. — Твоя мать того единственного случая в Сиэтле никогда не забудет…

— Потому что в более дерьмовом позоре мы ещё никогда не участвовали…

— Не бранись при дочери!

Мира с душевностью наблюдала за их перебранкой, даже не пытаясь встревать. Временами казалось, медовый месяц этих двоих никогда не заканчивался. В такие моменты Мире становилось грустно. Но грусть всегда была светлой. Приятно осознавать, что люди, ставшие примером идеальных отношений, приходились ей родителями.

— Ладно, девочки, я жарю цыплёнка, и судя по запаху из кухни, мне уже пора.

— Иди уже, — мать шутливо пихнула отца локтем.

— Подожди, это важно, — Ричард оставил на её щеке крепкий поцелуй. Мириам расцвела.

— Мне тоже пора, — сообщила Мира.

–Детка, мы очень сильно тебя любим и ждём твоего приезда с нетерпением.

— До скорого, любимые.

***

Мира первая обратила внимание на сигналящие мигалки и характерный гудок патрульной машины.

— Остановись, это нам моргают.

Грейс посмотрела в зеркало заднего вида.

— Грёбаные легавые, — раздражённый удар по рулю, — какого хрена, четвёртый раз за месяц увязываются, — она припарковалась у ближайшей обочины. — Рыщут в моей тачке. Наркоту вынюхивают, не иначе я новый Пабло Эскобар.

— Грейс, не кричи, — Мира обернулась. Полицейские были уже близко. — Они лишь проверят документы.

— Ага. Уже наперегонки готовят панамы, полные любви.

Стекло со стороны водителя поплыло вниз.

— Мадонны ради! Что опять не так? — гаркнула Грейс полицейскому.

Да что на неё нашло? Внутри Миры всё сжалось.

— Права, техпаспорт и страховку, — отчеканил патрульный.

Второй полицейский постучал в окно с пассажирской стороны. Мира тут же опустила своё стекло.

Грейс достала из бардачка удостоверения. Патрульный скрупулёзно их изучил.

— Вы в курсе, что проехали на «кирпич»?

— Теперь в курсе, спасибо. Выпишите мне штраф, и я поеду.

— У вас всё в порядке? — недобро спросил первый полицейский у Грейс.

— Было чудесно до этого момента.

— Грейс, — шикнула Мира, ни на шутку распереживавшись.

— Мисс Валенти, вы выпивали сегодня?

— Сейчас только три грёбаных часа.

— Разве кого-то интересовало время? Отвечайте на поставленный вопрос.

— Я абсолютно трезва.

— Сейчас и проверим, — второй полицейский достал алкотестер. — Запрещённые вещества при себе имеются?

Это было последней каплей. Грейс выплюнула с отвращением каждое слово:

— Вы это спрашиваете каждую ёбаную неделю, когда шаритесь в моей тачке! Нет у меня ничего! А если бы у меня чего и было, я бы уже давно всё снюхала!

Всё это время Мира суетливо трогала подругу за плечо, словно это бы помогло ей заткнуться. Но Грейс не заткнулась. И то, что должно было произойти дальше, Мира отлично понимала.

— Выйдите из машины. Живо!

***

При задержании Грейс продолжала агрессивно шутить. «Райкерс! В Райкерс⁴ меня!» — кричала она, только усугубляя своё положение. Миру полицейские тоже обыскали, но отпустили быстро. Жестами она посылала Грейс сигналы. Только не сопротивляйся. Но Грейс её пантомим уже не различала.

В отделение полиции Мира приехала на пойманном такси. Грейс голосила в приёмной.

— На основании чего меня задержали, кто-нибудь уже объяснит?

— Ну например, вы отказались дышать в трубку. Это статья.

— Наручники на меня нацепили. Я что, какая-то опасная преступница? В камеру тоже бросите? Давайте сразу на электрический стул.

— Спокойнее! Грэм! Грэ-э-м! Ну сними ты с неё наручники, в самом деле. А лучше пробей по базе и отпусти восвояси.

— Пусть посидит пока, — отозвались с соседней стойки. — Дождёмся Логана, он и решит, кого и куда отпускать.

Полицейский пожал плечами. Но наручники с Грейс всё же вскоре сняли.

— Заняты все. Подождите, с вами скоро поговорят.

Грейс смачно выругалась.

— Детка, пожалуйста, — взмолилась Мира. — Давай сделаем, как говорят.

Точно выдохнувшись, Грейс кивнула. Они устроились на скамейке прямо под флагом Штатов.

— Какая муха тебя укусила? — зашептала Мира. — Ты ведь понимаешь, что сама сорвалась и спровоцировала их?..

— Ты сейчас вот вообще не помогаешь.

— Ладно. Хорошо. Может, позвонить адвокату?

— У меня нет денег на такую роскошь.

— Бесплатный положен. Хотя тебя же ещё ни в чём не обвиняют… Но на всякий случай можно подыскать, чтобы быть уверенными. Хочешь, я…

— Мира, — осадила Грейс сквозь зубы, но быстро смягчилась. — Остынь.

Она пошарила в карманах и достала телефон.

— Какая-то напасть прямо. Мать всегда говорила, что у меня глаза глубоко посажены. Оттого и создаётся впечатление, будто я вечно подшофе. Но последний месяц все прямо с цепи сорвались, — она ахнула. — Вот дерьмо, ещё ж и машину мою отбуксируют. Ехать теперь за ней на грёбаную штрафстоянку, отдавать бабки…

— Не волнуйся, мы заплатим за неё, всё будет в порядке.

— Мира. Я не могу, — Грейс осеклась, не находя слов. — Нельзя мне косячить сейчас, понимаешь? Иначе планам конец.

— Каким планам?

Грейс отмахнулась, покачала головой.

— Придётся звонить.

— Кому?

Но Грейс уже была мысленно далеко. Она слушала длинные гудки, кусая свой ноготь на мизинце.

— Привет. Это я.

Мира навострила уши, но голоса на другом конце провода так и не расслышала.

— Прости, что постоянно доставляю неприятности. Я в полицейском участке, — пауза. — Нет, меня пока ни в чём не обвиняют. Да. Да. Сто двадцатый. Спасибо. Спасибо тебе.

Договорив по телефону, она шмыгнула носом.

— Кому ты звонила? — протараторила Мира.

— Он поможет.

— Кто?

Таинственный он приехал в участок спустя полчаса. Высокий мужчина лет тридцати пяти на вид. Дорогой костюм, тёмная окантовка идеальной бороды. Загорелая кожа. Осанка и стать. Всё при нём. Так в кино изображают влиятельных мафиози.

Мужчина пересёк помещение так быстро, что его появление вполне можно было не заметить. Грейс вместе с ним и парой полицейских скрылась за дверью одного из кабинетов.

Мира не знала, сколько ждала. В участке кипела жизнь. Из каждого угла тренькали телефоны, доносились: «Угол сто восемь» и «Почти двести фунтов белого порошка».

Она достала свой телефон и нашла в списке контактов номер Теодора.

— Здравствуй, — ответил тёплый голос. — Ты уже на пути ко мне?

— Нет. Я в полиции с Грейс.

— Что стряслось? — тон его предсказуемо сорвался в нервный галоп.

— Со мной ничего, проблемы у Грейс. Нас остановила патрульная машина. Наверное, хотели просто подтвердить личность водителя. Но Грейс… она крупно облажалась. Повздорила с полицейским, сопротивлялась при задержании. Сейчас они с каким-то её знакомым разбираются. Он обещал помочь. Наверное, выплатит залог…

— Я приеду. В каком ты участке?

— Не волнуйся. Я скоро сама к тебе приеду, как договаривались. Звоню предупредить, что задерживаюсь.

— Мира, скажи мне, где ты…

— Они идут, я перезвоню.

В сопровождении своего спасителя Грейс вышла из кабинета. Мира поднялась навстречу.

— Ну что?

— Всё обошлось.

— Тебя отпустили?

— Да.

— То есть, никаких проблем?

— Абсолютно.

Мужчина рядом с ней холодно посмотрел на Миру мутным отталкивающим взглядом.

— Значит, можем ехать? — неуверенно предложила она.

— Я обещала подвезти Миру, — сообщила Грейс своему спутнику.

Глаза его недобро сузились, словно Мира — раздражающая мошка у него под носом.

— Я распоряжусь, чтобы мой водитель отвёз вас, куда пожелаете, — обратился он к Мире впервые. Шуршащий голос, хриплый, рокочущий. Мире такие не нравились. — А мы уезжаем сейчас же.

— Может… — попыталась не согласиться Грейс, но мужчина не стал слушать, а направился к выходу. Грейс с извинением улыбнулась Мире.

— Всё в порядке, иди, — заверила она, отпуская подругу.

Странная сцена. Грейс всегда производила впечатление альфа-самки, которая утрёт нос любому. Почти кроткие семенящие шаги, ноль пререканий и бескомпромиссное согласие — не в её характере.

Выждав пару минут, Мира тоже поспешила покинуть полицейский участок.

Грейс перезвонила почти сразу.

— У центрального входа ждёт чёрный Aston Martin.

Мира действовала механически. На автомате села в машину и назвала адрес Теодора. Она не особенно запомнила водителя. Разве что его желтоватое сморщенное лицо, напоминающее печёное яблоко.

«У тебя всё нормально?» — написала Мира, надеясь, что к переписке Грейс расположена больше.

«Да. Позже объясню», — лишь коротко ответила та.

Мира отвернулась к окну. Она почти не осознавала дороги. События дня выбили из колеи. Не каждый день попадаешь в полицейский участок.

Из транса её вывел звук сообщения.

Теодор: «Напиши, как только сможешь».

Мира: «Всё разрешилось. Грейс помог её знакомый. Подозреваю, он большая шишка. Я направляюсь к тебе».

Её телефон тут же завибрировал от входящего звонка.

— Хочешь, встречу тебя? — предложил Теодор. — От станции метро довольно долго идти, а сегодня холодно.

— Я не на метро, а с водителем знакомого Грейс, — прошептала Мира в трубку. — Который её вытащил…

— Что? — оборвал Теодор резко. — Почему?

— Любезно предложили подбросить.

— Скажи прямо сейчас, чтобы тебя высадили, я сам тебя заберу.

— Я уже почти на месте.

— Делай, что велено!

— Эй! — от негодования голос Миры сорвался до писка. — Ты в своём уме?

— Мира. Пожалуйста, — уже без раздражения, но всё так же твёрдо.

— В чём проблема? Мне пришлось… — она покосилась на равнодушного водителя, — пришлось искать способ добираться…

— А сказать не судьба? — бросил Теодор сердито. — Почему ты просто не попросила меня? Выходи из машины! Сейчас!

— Мы уже на твоей улице, успокойся.

— Мира…

Она сбросила, опешив от того, какую атаку ей пришлось принимать. И было бы из-за чего.

— Мисс, где вам удобно выйти? — обратился к ней водитель.

— Прямо здесь.

Автомобиль остановился рядом с кустовым ограждением у дома Теодора.

Теодор уже ждал. Проводив стальным взглядом скрывшийся за углом Aston Martin, он убийственно спокойно спросил:

— Кто это?

— Водитель приятеля Грейс, я же сказала.

— А приятель — это?.. Кто?

— Точно не уверена, не успела расспросить её.

— То есть, ты даже не знакома с ним.

Мира подумать не могла, что сегодня что-либо способно ещё раз выбить землю из-под её ног. Но вопросам Теодора это удалось.

— Да в чём дело? Ты такая королева драмы! — она несмело улыбнулась и сделала шаг ближе к Вермееру. Но остановилась под действием его угрожающей ауры.

— Зачем ты поехала с ним, если обещала добраться на метро?

— Какая к чёрту разница?

Он ждал. От бессилия Мира развела руками.

— Не знаю. Это было удобнее. И у меня голова шла кругом.

— Я предлагал тебе свою помощь, ты отказалась.

— Серьёзно, Теодор? Ревнуешь к водителям?

— Я не ревную.

— А что тогда? Я сделала не по-твоему? Мне кажется, ты забываешься. Я не твоя собственность, не твоя рабыня, не твой ребёнок.

Кровь отлила от лица Теодора. В тёмных глазах мелькнуло что-то по-настоящему опасное.

— Решила, я устраиваю концерт? Ошибаешься. А дело вот в чём, Мира. Ты доверяешь незнакомцам, ни на грёбаную секунду не задумываясь, чего это может стоить, мать твою!

От изумления Миру качнуло назад. С уст Теодора никогда ещё не срывалась брань.

— Это водитель уважаемого человека, — враньё. Она понятия не имела, кто этот тип.

— Откуда тебе знать? Сколько ты с ним знакома? Полчаса? Меньше?

Не веря своим ушам, Мира тряхнула головой. Теодора привела в бешенство такая мелочь. Это уже походило на натуральное помешательство.

— Ты же понимаешь, что всё это яйца выеденного не стоит? Да что с тобой не так?

— Великолепная оценка ситуации, браво, — Теодор скривился, словно не мог вынести её ответов. — К сожалению, я не удивлён. Это так на тебя похоже. Доверять первым встречным, оставаться с ними наедине. Беспечности тебе не занимать. За тобой в самом деле нужно следить, как за ребёнком, разъяснять на пальцах такую важную вещь, как собственная безопасность.

— Ты так считаешь?

— Да. Ты безответственная и легкомысленная.

— Да что ты!

— Точно так же ты пришла однажды ко мне. Осталась взаперти с незнакомым человеком, не удосужившись обеспечить себя ни малейшими гарантиями безопасности. Потом ты в одиночку шатаешься в клубе, распиваешь алкоголь с сомнительными личностями. Теперь разъезжаешь с ними повсюду…

Мира задохнулась от возмущения.

— Ну спасибо, что наконец-то высказал всё, что обо мне думаешь!

— Я хотя бы думаю. А вот что в голове у тебя? Что у тебя в голове, Мира? Почему инстинкт самосохранения у тебя напрочь отбит? Откуда это глупое бесстрашие?

— Что теперь? Подозревать в каждом прохожем убийцу? Не вали всё с больной головы на здоровую!

Мира вдруг поняла: сцена ей знакома. Похожее происходило и раньше. Она уже видела это загнанное выражение на бледнеющем лице Теодора. Слышала этот сбивающийся от раздражения, неуверенности или паники тон. В нём что-то скулило, как маленький беззащитный зверёк, попавший в капкан — если прислушаться, если отбросить эгоизм. Теодор защищал её единственным возможным для себя способом. Он прятался от несправедливого мира в своей спасительной темноте и каждый раз пытается утянуть Миру за собой. Но та упрямо сопротивлялась.

В несколько шагов она сократила расстояние.

— Теодор. Всё хорошо. Я живая и невредимая. Какая теперь разница?

Сквозь замкнутость и жёсткость на его лице проступил уже знакомый Мире страх. Она погладила опущенные плечи Теодора. Их трясло. От злости или отчаяния.

Прикосновение подействовало не сразу. Воздух вокруг постепенно перестал дрожать от напряжения. Чужие душевные оковы с лязгом упали к их ногам. Растерянные глаза Теодора апатично и опустошённо опустились — ресницы теперь отбрасывали глубокие тени под веками.

— Твоя девушка умерла при похожих обстоятельствах?

Сжатые губы Теодора раскрылись как в замедленной съёмке.

— Она не умерла. Её убили.

У Миры защипало в носу.

— Незнакомцы, которым она доверилась, убили её?

Кивок. Быстрый, рваный.

— Теодор, — ладонь Миры коснулась его щеки. — Но я не умру. Всё со мной будет нормально.

Его гнев как по мановению волшебной палочки окончательно сменился на смирение.

— Этого никогда не повторится. Ничего не случится со мной. Ничего. Я буду в порядке.

— Я знаю, — тихо, почти беззвучно.

Мира обняла его каменное тело. Теодор глубоко вдохнул, будто до этого и не дышал вовсе. Его ладони наконец-то легли на её спину.

— Мира. Мне жаль.

От облегчения хотелось плакать и хохотать. Чувства, такие разные за день, такие несовместимые, смешались в опасное зелье. Мира не знала, кто кого первым повёл по лестнице. Едва входная дверь открылась, она втолкнула Теодора в дом и набросилась на его губы. Отвечая на поцелуй, Теодор держал её под поясницу. Руки Миры шарили по его телу, скользнули под пальто.

— Иди ко мне, — её пальцы расстегнули пуговицы его рубашки, пробрались между полами.

Теодор припечатал Миру всем корпусом к стене. С молящим стоном она выгнулась под ним. Тело трясло, пыталось понять, что только что произошло, что происходит теперь.

— Ты злишься, я злюсь, — её взгляд плыл, она почти ничего не видела перед собой. — И есть способ это уладить… Иди уже ко мне.

— Я не злюсь на тебя. Не на тебя.

Рука легла на пояс брюк Теодора. Справившись с застёжкой, Мира пробралась под резинку белья, где уже было горячо и тесно.

— У секса нет свойства отменять все негативные события, — каждое его слово звучало отрывисто, ломко, — поэтому нельзя им заменять разговор, м-м-мх. Ай, да к чёрту… — Теодор глубоко поцеловал Миру, но тут же оторвался от её рта с сексуально-вкусным звуком. — Всё. Мира. Всё, — он сжал запястье её ритмично двигающейся на нём руки.

Попытки заземлить их обоих выходили неубедительными. Пресекающие касания Теодора превращались в неласковую хватку. Эмоции от ссоры ещё не улеглись в нём, и свою силу он пока не контролировал. Теодор так крепко сжимал и перехватывал, сам не осознавая, что именно это Мире и нужно сейчас. Она надеялась, не только ей.

— Давай. Ты ведь тоже хочешь. Я тебя чувствую.

— Мы не готовы сейчас играть.

— Вот именно. Это не игра. Всё по-настоящему, мы оба не притворяемся. Мы в самом деле под адреналином. Злость хочет на поверхность, дай ей выплеснуться. Порывисто, резко, сильно. Жёстко. Позволь ей.

— Остановись, — теперь он держал её руки по швам.

Мира призвала на помощь всё терпение и расслабилась. Удивлённый её неожиданной покорностью, Теодор даже ослабил хватку.

— Хорошо. Как скажешь. Я здесь делаю то, что хочешь ты. А теперь дай ещё один повод подчиниться тебе.

Мы хотим одного и того же, мы обязаны хотеть одного и того же, я не могу так крупно ошибаться.

— Задай нашим эмоциям верное направление. Ты ведь умеешь, ты должен уметь, — шептала Мира на ухо Теодору. Адреналин в крови действовал не хуже любого наркотика и вина. — Заставь тебя умолять. Или заткнуться. Или молча изнемогать под твоими руками и губами. Будь быстрым. Или недостаточно, чтобы я просила «пожалуйста, пожалуйста», — она использовала момент, когда сексуальное напряжение набирает обороты, а происходящее достигает запредельных масштабов. И её роль — подливать масла в огонь, но не делать первый шаг. И это сработало. Теодор толкнул её вглубь комнаты. Не выпуская Миру из поля зрения, он то и дело зажимал её в углах коридоров. Целовал дико, настойчиво, сбрасывал с них обоих одежду, в которой стало тесно, которая пропиталась злостью. Мира ощущала себя невесомой тряпичной куклой — так ловко ею управляли.

В спальне Теодор снова схватил её за плечи.

— Ты вся дрожишь, я не уверен, должен ли…

— НЕТ! — Требовательный почти вопль, — Я просто волнуюсь, я всегда волнуюсь, но именно это моя любимая часть. Волнение усиливает эмоции. И это его главное достоинство, — Мира прижалась всем телом к Теодору. — Я тебе доверяю, — она лизнула горячий кончик его уха, — ты всё сделаешь, как надо.

Я заявила так ещё в первую встречу и уверенна в этом до сих пор: «Я не знаю, что мне хочется, и не уверена в том, что мне нравится. Но я хочу, чтобы ты вёл меня». Безответственная легкомысленная девчонка, так ты сегодня сказал? Я лишь тянусь всем своим существом за пьянящим волнением. Только оно так действует, только оно потом рассыпается на множество ярких, как вспышки, эмоций.

Мира вся вибрировала от предвкушения и возбуждения. Дыхание — тяжёлое, практически судорожное — срывалось на тонкие стоны. Она понятия не имела, как справилась с остатками одежды. Её суетливые руки даже помогли раздеваться Теодору. Он смотрел бешеными, чёрными из-за расширившихся зрачков глазами.

— На кровать.

Забравшись на матрас, Миру встала на четвереньки. Спины её тут же коснулась твёрдая мужская грудь. А затылка — губы.

— Стой смирно. Позволь удовольствию полностью сконцентрироваться в твоём теле. Не растряси его. Копи. Испытывай.

Позади послышался звук разорванной фольги кондома. Теодор по-хозяйски подтянул Миру к краю кровати за бёдра. Просунул между ними колено, чтобы держать их раскрытыми. Чтобы войти одним плавным уверенным движением. Из лёгких Миры вырывались безумные вздохи. Они обжигали горло, которое она выставляла вперёд, запрокидывая голову. Она поддавалась всем телом на особенно жёстких толчках. Встречала выпады бёдер Теодора, сжимая в кулаках покрывало.

— Я велел тебе не шевелиться.

— Я, ах, подмахиваю.

— Я свяжу тебя, если ты продолжись дёргаться.

Мира попыталась стать послушной. Но тело уже отдалось своему ритму.

Сладко распирающие толчки резко пропали. Рядом на кровать приземлились скрещенные планки, на которых держались кожаные наручники и наножные кандалы.

— Распорка с ограничителями для щиколоток и запястий, — объяснил Теодор, пока Мира не запаниковала. Но Мира не собиралась отказываться. Не на этот раз. Она подвинулась ближе к распорке, показывая, что готова.

Теодор схватил её лодыжки и, надев на них фиксатор, защёлкнул застёжку. Затем просунул кончик пальца между ремнями и щиколотками.

— Теперь руки.

— Да.

— Прижмись грудью к матрасу.

Мира послушалась. Теодор справлялся со всем ловко, без суеты. Ему даже не требовалось следить за тем, что он делает. Запястья Миры приковали к планке, рядом с лодыжками. На пробу она поёрзала в попытке освободиться. Безуспешно.

— Вот теперь попалась, — в медовом голосе Теодора растекалось удовлетворение. — Насколько ты можешь доверять мне, будучи в моей власти?

— Полностью.

— Да? Ты зависима от меня. От моей милости, от моего решения и моих желаний. Ты раскрыта для меня. Ты беспомощна. Уже не такая храбрая, как совсем недавно, пока ещё могла управлять своими конечностями, не так ли? Теперь ты не просто не хочешь ёрзать. Твоё тело поставило блок на любое движение, потому что это привлечёт моё внимание. Потому что теперь ты под моим контролем. А значит, оцениваешь каждый свой шаг на степень риска, подозреваешь в каждом из них угрозу. Никогда не знаешь наверняка, что я захочу с тобой сделать. Придётся просто принять то, что тебе дадут.

— Да…

— Да? Увереннее!

— Да!

Он пристроился у вздёрнутой в воздухе задницы Миры. Новое проникновение заставило её глаза широко распахнуться. Кожа была как в огне, словно под ней тлели угли. Теодор склонялся, проникая глубже. Грудь Миры удобно легла в его ладони.

Выпрямившись, он нажал на распорку и толкнул ноги Миры. Те раздвинулись минимум на три фута. И обратно их никак не сомкнуть. Теперь дыхание Миры скандировало с какими-то задушенными звуками.

— Ты рычишь? — подразнил Теодор. — Порычи. Это всё, что тебе сейчас доступно.

Он двигал бёдрами как поршнями. Мира ощущала в себе каждый его дюйм. Каждое движение сдвигало её вверх по матрасу. Удары бёдер о ягодицы сливались, путаясь меж собой. Почти непристойное созвучие.

Обострённого слуха коснулось хлёсткое ругательство сквозь зубы. Совершенно лишённое привычной вычурности, свойственной Теодору.

Ого. Дважды за вечер.

Ты умеешь ругаться.

Бранное слово точно плеснуло бензина в огонь. Взявшись за перекладину распорки, Теодор повернул Миру на сто восемьдесят градусов. Мира шлёпнулась на спину, из груди вышибло весь воздух. Быстро отстегнув её, Теодор отбросил адово-райское приспособление в сторону. То с грохотом приземлилось на пол.

— На хрен. Позже. Позже. Потом.

Трижды за вечер.

Он раскинул конечности Миры в стороны и устроился между её ног. Игра Теодору отчего-то надоела. Или показалась лишней. В этот момент он хотел наслаждаться откликом своей партнёрши. Вколачиваться в податливое тело. Наблюдать порочным взглядом, как исчезает внутри него дюйм за дюймом.

— Двигайся, как тебе хочется, — нависнув сверху, сказал он.

Всё вокруг сузилось до ощущений от веса его тела. Мира сомкнула щиколотки на пояснице Теодора, а руки — на его шее.

— Моя нежная, — на контрасте с жёстким темпом прозвучал ласковый шёпот в губы.

Он вдруг вырвался из неё, заставив ахнуть от резкого ощущения покинутости.

— Что ты делаешь? — Мира встала на локти, но, потеряв равновесие, тут же грохнулась обратно на спину.

Теодор изящно прогнулся в спине. Лопатки его смотрели вверх, черноволосая голова склонилась к паху.

— Что ты…

Рот его теперь ласкал там, где только что побывал его член. Знакомые волнообразные и подманивающие движения, взмахи мягкого, плоского, упругого языка чередовались с редкими поцелуями. Теодор заставил принимать каждое прикосновение. Мира вытянулась, издав хныкающий звук. Тело мелко содрогнулось от мощного прилива. Теодор не остановился, пока Мира не обмякла в его руках. И только потом снова навис над ней и глубоко толкнулся внутрь. Сердце Миры стучало в горле. Колени соскальзывали с влажных мужских ягодиц от каждого толчка. Скопившееся внизу живота остаточное удовольствие вынырнуло на поверхность в тот момент, когда бёдра Теодора замерли и задрожали.

***

Два тела образовались в позе инь-янь. Кожа была липкой, а простынь неуютно остывала. Даже лёгкие прикосновения вызывали у Миры протесты.

— М-мх, — недовольно промычала она.

— Больно?

— Нет.

— Ты под напряжением, как оголённый провод?

— Да. У меня ноги до сих пор дрожат.

Теодор невесомо поцеловал её колено. Только что он вертел ей, как ему вздумается, а теперь, как прежде, смотрел с придыханием.

— Душа твоя — коварная сирена.

— Разумеется, во всём виновата я, я тебя соблазнила, да-да.

Сиротливо валяющаяся на полу распорка притягивала взгляд.

— Почему эта штука находится в твоей спальне?

— Заготовлена заранее. У меня были на тебя планы.

Вскоре Теодор устроился за спиной Миры и, обняв её, зарылся носом в запутанные волосы.

— Я вся мокрая и липкая.

— Да. И пахнешь мной.

— Это мне подходит, потому что ты пахнешь изумительно, — повернувшись в его руках, Мира забросила на бедро Теодора ногу. — Ты пахнешь… хм, кожаным салоном дорогого авто, глянцевыми страницами нового журнала… И немного грейпфрута.

— К сожалению, не я, а «Том Форд».

— Нет. Это ещё и ты. Не смейся, я упражняюсь в литературности.

— Я польщён. Мой запах ещё никто так высоко не оценивал. И всё же это просто парфюм.

— И всё же я останусь при своём мнении.

— Как и обычно.

Какое-то время они молчали. Теодор гладил её волосы. У Миры сил не осталось, поэтому она обводила лишь взглядом его нос, губы, выточенную линию челюсти.

— Прости за сегодня. Я не хотел быть грубым.

— Я хотела, чтобы ты был груб.

— Речь не об этом. А о том, что я наговорил тебе.

— Зато наконец-то сказал всё, что думаешь.

— Неважно, что я думаю. Ты такая, какой пожелаешь быть. И никто не в праве тебе указывать.

— Да. Поэтому меня твои оскорбления не задели.

— Всё равно. Я не хотел грубить.

— Хорошо, — Мира нажала губами на его подбородок. — Ты уже достаточно попросил прощения.

— Значит, всё в порядке? — изумился Теодор.

— Конечно. Извинения приняты. Почему тебя так это удивляет?

— Ты всегда меня удивляешь, — привычный недоответ.

После душа Мира собирала разбросанную по дому одежду. Теодор любезно предложил помощь. Но взамен одеваться ей пришлось под его пристальным, почти маньяческим присмотром. Едва Мира собиралась надеть бюстгальтер, Теодор отобрал его. С невозмутимостью он помог Мире натянуть блузку на голое тело.

— Просвечивается, — заметила она.

Большим пальцем Теодор погладил её сосок сквозь ткань.

— Безупречно выглядит.

Мира оценила себя в зеркало и усмехнулась.

— Ну ладно, — она откинулась спиной на его грудь. Взяла Теодора за руки. — Завтра мне нужна моя машина. Прямо с утра.

— Хорошо. Я отвезу тебя домой.

— Я поеду на метро… И знаешь, почему?

— Да.

— Да. Потому что со мной ничего не случится.

Теодор кивнул. Мира обернулась к нему лицом.

— Теодор. Я понимаю, что ты ничего не можешь с собой поделать. Эта отравляющая фобия каждый раз оказывается сильнее. Но она будет только расти, если давать ей питаться. Можно и дальше ей потакать. А можно просто начинать сражаться. Она никуда не денется, если ты для этого ничего не сделаешь. Ты не в силах оградить меня от всего на свете. А постоянный страх однажды разрушит тебя.

— Я знаю, — снова ответил он, и Мира с облегчением поняла, что он действительно знает.

***

Есть что-то особенное в метро. В его шуме. В его сквозняках. В царствующем здесь запахе машинного масла и металла.

В волосах Миры гуляло дыхание Теодора, его руки лежали на её талии. Ближе стоять было уже невозможно, но Мире казалось, они всё равно недостаточно близко. Внутри остановившегося вагона она выловила взглядом надпись: «Не прислоняться». Ирония случая.

Здесь, в месте, где расставаться — обычный ход вещей, рождалось что-то новое. Оно просачивалось в каждый уголок души струйками. Или сбивало с ног, точно поезд. Мира не была уверена, как именно оно действует на неё. Она просто позволяла этому ощущению зарождаться в солнечном сплетении, встречала его сердцебиение и дыхание жизни. И вот — оно уже было повсюду. Ложилось нежностью на ресницы, скапливалось под веками. Трогало губы робко, как первый поцелуй.

В какой момент понимаешь, что человек тебе дорог? Когда это происходит? Если бы Мире пришлось выбирать, она бы сделала ставку на этот самый момент в метро.

Мимо спешили люди, но Мире казалось, они с Теодором — двое в огромном мире. Два сердца посреди перрона. В замершем мгновении. Здесь и сейчас плёнка киноленты остановилась. И это прощание — не обкрадывающая бессмысленность.

— Уже мой третий поезд ушёл, — слова Миры потонули в стуке колёс вагона.

Теодор не ответил. Только поводил носом по её виску и снова застыл. Мира тоже больше не заговорила. Её заполняло трепетом. Так много, что казалось, там, внутри неё, нет столько места. Несмотря на все передряги, сегодняшний день останется в памяти любимым воспоминанием. И Мира больше никогда не сумеет воспринимать подземку как прежде. Она крепче прислонилось к фигуре Теодора. Тело хотело запомнить этого человека здесь и сейчас. Оно желало выточиться под него, научиться идеально соприкасаться с ним всеми точками. Чтобы быть повсюду. Чтобы сплетаться с ним в танце единения.

Свет окон разгоняющегося вагона снова замелькал, от движения образовался ветер. Но образ мира вокруг слился для Миры в ненужный фон.

Кажется, я что-то чувствую к тебе. Настоящее.

Мира уехала только спустя десяток пропущенных поездов.

Примечания

4

Райкерс — остров-тюрьма в проливе Ист-Ривер, относящийся к городу Нью-Йорк, районам Куинс и Бронкс.