Ретроспектива

Verelea Mor, 2023

Мира – молодая девушка, наслаждающаяся лучшими годами своей жизни. Как и многие в её возрасте она энергична, сексуально любопытна и охоча до всего неизведанного. Обнаружив в себе интерес к теме БДСМ, девушка решает познакомиться с культурой и находит себе доминанта. Теодор – привлекательный, но пугающе закрытый человек с необычными взглядами и воспитанием. Тем не менее Мира хочет погрузиться в новый для неё опыт сексуальной практики и особенно – в личность своего недавнего знакомого. Ни она, ни Теодор ещё не знают, чем обернётся их встреча и какой путь им придётся пройти, чтобы стать друг другу близкими по-настоящему.

Глава 21

На улице царствовала мерзость: снег вперемешку с дождём и порывами ветра обрушились на город ещё прошлой ночью. Но в салоне автомобиля было тепло и сухо. Покидать уютное место Мире не хотелось не только из-за непогоды за окном. Теодор массировал её руки. Каждый сустав он растирал своими чуткими немного прохладными подушечками пальцев. Мягко, плавно, без лишних усилий. Обычно Мира не жаловала массаж из-за ощущения жирного масла на коже. Но «сухой» массаж пришёлся ей по вкусу. Вдобавок, тот, кто исполнял его, посылал в каждую клетку её тела импульсы. Конечно, лишь игра воображения, и всему виной — личность Теодора. Всё ещё будоражащая, заставляющая вспыхивать и ёрзать.

— А действительно помогает, ты не преувеличивал.

Улыбка дёрнула уголки губ Теодора.

— Экспресс-способ снять тревогу. Пальчики — основной инструмент познания окружающего мира. Они непрерывно находятся в движении. Поэтому тоже устают и заслуживают отдыха.

— Откуда ты всё это знаешь?

— Мой учитель китайского однажды поделился секретом, как быстро снять стресс.

— Ты изучал китайский язык?

— Да. Какое-то время.

— Ого, — Мира без преувеличения удивилась. — Это… восхищает. Круто! Сложно, наверное?

— Не самое сложное, что мне доводилось осваивать, — заметил Теодор, а затем произнёс настоящую абракадабру.

— И что это значит? Переведи.

— Просто сделал тебе комплимент.

Мира озадаченно заморгала и улыбнулась.

— Хм-м. Ну ладно.

Однажды он заявит, что открыл химический элемент или летал в космос. Или признается в чём-то другом не менее грандиозном — так же буднично. И Мира поверит. Ведь неизвестно, на что этот человек способен ещё.

Закончив с массажем, Теодор оставил руки Миры между своими ладонями.

— Понравилось?

— Очень. Спасибо. Я и правда меньше нервничаю теперь.

— Рад стараться.

Мира заворочалась в пассажирском кресле, устраиваясь на боку. Перед её взглядом Теодор выстоял недолго.

— Что значит ваша лукавая улыбка, мисс Эллиот?

— Не могу дождаться, когда ты уже попросишь остаться у тебя.

— А мои уговоры сегодня возымеют успех?

— Этот этап всё равно неизбежен. Время идёт. Давай уже поспорим, и я пойду.

— То есть, ты вообразила, что я и на этот раз сдамся?

— Конечно. Я выиграю.

— Ты намеренно науськиваешь меня начать умолять, хотя уже давно всё решила?

— Вроде того.

— И тебе просто нравится надо мной издеваться, не правда ли?

— Возможно, — Мира прикусила губу. — И ещё дело в том, что я обещаний на ветер не бросаю. Я однажды сказала, что не стану за тобой бегать никогда больше. Вот, держу слово.

Теодор возвёл лицо к потолку.

— Боже, дай мне сил, — проворчал он, однако, без раздражения.

— Иногда я намерена тебя поощрять за то, что ты прилежно несёшь этот нелёгкий крест. Вот, например, завтра. Сдам последний в этом году экзамен и сразу к тебе.

— А послезавтра ты улетаешь в Португалию.

— Увы, вот тут незадача, — Мира хихикнула. — Ну прости. Я не смогу готовиться к экзамену, если буду с тобой.

— Почему?

— Потому что ты будешь меня отвлекать.

— Не буду я тебя отвлекать.

— Хм. Тогда зачем мне оставаться?

Теодор красиво ухмыльнулся.

— Хочешь, выделю тебе комнату. Даже заходить туда не стану. Ты сможешь готовиться, сколько потребуется.

— Я уже съехала из общаги в отдельное жильё, чтобы сосредоточиться на учебе. Последний год, как-никак. Мне надо стараться. Сто двадцать кредитов для диплома сами себя не получат. А если я хочу в магистратуру, мне необходим высокий средний балл. К тому же кроме аттестата и табеля оценок потребуются рекомендации от профессоров или преподавателей. Значит, мне следует зарекомендовать себя. А ещё впереди госэкзамен…

Теодор не сводил с Миры испытывающий взгляд. Но Мира держала марку, продолжая перечислять очевидные вещи.

— И, конечно же, дипломный проект, который мне предстоит защитить в течение семестра. А залог успеха для каждого важного дела — иметь силы. Так что придётся не только готовиться усерднее, но и высыпаться.

Выражение лица Теодора было бесподобным. Он догадывался, над ним нещадно потешались, но стойко дослушал парирования Миры. И только затем сказал:

— Останься.

— Я выдала целый список увесистых «но», а ты просто говоришь: «Останься»? Где контраргументы? Сдаёшь позиции, Вермеер…

Теодор склонился над Мирой. Кончик его носа обвёл раковину её уха, спровоцировав мурашки.

— Останься, — прошептал он снова. — Если хочешь, ничего не будет.

— То есть, ты думаешь, я ухожу из-за этого, а не из-за горы дел на моей шее?

— Причины, почему ты от меня постоянно убегаешь, могут иметь под собой разную почву. Возможно, я тебя…

— Ну скажи это вслух… — Мира растянулась в широкой улыбке. — Может ты меня что?

— Утомил, — подобрал слово Теодор.

Мира заливисто расхохоталась. Надо же, какое речевое па! Мира выразилась бы конкретнее. И стала бы свидетелем, как чёрные глаза напротив распахнутся.

— Значит, ты подумал, я захотела домой, потому что ты меня утомил?

— Или ты хотела подумать.

— О чём?

— Я не знаю. Сама скажи.

Мира понятия не имела, что он имел в виду. Его мозг способен породить несусветные версии.

— Мы ведь уже стоим у моего дома…

— Мне ничего не стоит увезти тебя обратно к себе.

— Проехали столько, чтобы вернуться? Нерационально, — Мира звучала всё неубедительнее: у неё кончались аргументы. — Да у меня даже комплекта одежды нет. Я твои рубашки таскаю. Кстати, клетчатую ты обратно не получишь. Во всяком случае, пока не отдашь мои вещи. Белый бра точно у тебя.

— Ничего не видел.

— Ты его спрятал. Отдай, он мне нравится.

— Поищу, — Теодор был весь в своих мыслях, но вежливо ждал, когда Мира закончит измываться над ним. — Перевози свои вещи ко мне, — сказал он вдруг.

— То есть, переехать? Так это называется.

— Да, — прибавил Теодор уже твёрже.

— М-м. Что ещё прикажете сделать, господин Вермеер? Вы бы могли носить меня в своём кармане, чтобы всегда иметь под рукой.

— Не обязательно сразу все вещи. А часть. Пока.

Мира не с нашлась с ответом. Ей предложили переехать. Просто. Прямо. Без обиняков.

Затянувшаяся пауза прозвучала лучше всякого ответа.

— Я слишком тороплюсь? Произвожу впечатление подозрительного типа, от которого стоит держаться подальше?

В Теодоре Мира никогда не подозревала угрозу для себя. Неподходящий ей человек. Сложный. Путанный. Но никак не способный причинить ей вред. Но предложение переехать не вязалось с её картиной мира, с её сложившимся о Теодоре мнением. И даже не в этом был камень преткновения. Миру что-то смущало, но что? Она никак не могла поймать эту разгадку за хвост.

— Сначала ты говоришь, что хочешь видеть меня двадцать четыре на семь, а затем отказываешься встретиться со мной.

— Когда?

— Допустим, позавчера. Я предложила отправиться со мной и девочками в бассейн.

Теодор отвернулся к лобовому стеклу. Челюсть его крепко сомкнулась.

— Я не плаваю.

— Там быстро приручат…

Молчание.

— Есть проблема?

— Никакой. Я ведь сказал, что не люблю это.

Ему будто навязывали что-то аморальное. Есть причины так рьяно открещиваться от пустяка? По каким соображениям этот человек бойкотирует общественные бассейны?

— Это же просто весело, — без надежды объяснила Мира.

— Сомневаюсь.

— Да почему?

— Терпеть не могу воду. Что мне в этом заведении, прикажешь, делать? Я даже плавать не умею и никогда не хотел учиться.

— Кого-то мне это напоминает.

Ухмылку Миры встретили холодно.

— Тема закрыта, — она подняла ладони в защитном жесте.

Гулкая тишина снова наваливалась со стен автомобиля.

— Завтра в девять начало экзамена, — повторил Теодор. — А потом я тебя забираю к себе.

— Да.

— И ты моя на остаток дня.

— Да.

— И на всю ночь.

— Да, я же сказала, — Мира изумлённо хохотнула: уточнения были на уровне следственного допроса под лампой.

Теодор переплёл их пальцы и, поднеся к своему лицу, поцеловал костяшки рук Миры.

— Удачи.

— Сделаешь завтра такой же массаж? После экзамена я тоже буду на нервах.

— Я сделаю для тебя всё, что пожелаешь. Только приезжай.

Щёки Миры запылали.

— В нашем плане на завтра есть одна загвоздка.

Теодор вздохнул.

— Ты бога переживёшь, лишь бы внести свои коррективы во всё на свете, не так ли?

— Я не специально. Просто я собиралась послезавтра оставить машину на стоянке у аэропорта. А если завтра планирую ночевать у тебя, нужно взять её с собой.

— Я всё учёл. Ты оставишь свой автомобиль дома. Завтра я заберу тебя из университета, мы захватим твой чемодан и отправимся ко мне. А послезавтра в аэропорт поедем вместе. И, разумеется, я встречу тебя, когда ты вернёшься.

— Зачем столько перемещений ради меня одной?

— Мира, я уже всё решил, — строгость и забота в голосе гармонично переплетались. — Я хочу проводить тебя!

— Знаешь, как в кино: герой бежит через аэропорт, ведь это последняя возможность сказать своей женщине всё, что он давно собирался сказать. А если она сядет на самолёт, то на этом всё. Она уже никогда не поднимает трубку, никогда не прилетит обратно. И он больше никогда не увидит её и не услышит.

— Это отголоски времён, когда не было смартфонов, и у людей постоянно менялись номера. До мобильной связи и соцсетей навсегда потерять человека было гораздо проще, чем сейчас. А к чему ты это ввернула?

— Вдруг я останусь в Португалии?

Теодор тяжело на неё посмотрел.

— Там мои родители, — прибавила Мира невинно.

— Мне стоит начать беспокоиться?

— Не исключено.

На такой расклад Теодор явно не рассчитывал. Но быстро сообразил, что Мира ехидничает, и остыл.

— Маловероятно, что ты не вернёшься. Ты ведь ещё не получила диплом.

— Или я вспомнила эту историю, потому что тебе стоит присоединиться ко мне.

Всё. Она это сказала. Прощупать почву уже давно пора. Во-первых, Мире нужно выяснить отношение Теодора к поездке в Европу, откуда тот однажды сбежал. Сбежал, и никак иначе. Вывод напрашивался сам, судя даже по скупым рассказам Теодора о своём прошлом. Во-вторых, Мира хотела знать, не против ли он отмечать Рождество вместе с ней.

Ответа от Теодора предсказуемо не последовало.

— Ладно. Мне пора. До завтра, — Мира чмокнула его на прощанье и быстро открыла дверь.

***

У вендингового аппарата в университете стояла Грейс.

— Привет.

— Салют, красотка. К экзамену готова?

— Да.

— Как всегда умница. А я забыла всё на свете. Посмотри, руки трясутся, — Грейс всовывала смятую купюру в автомат, но тот её упрямо выплёвывал.

Мира прочистила горло. Поправила лямку сумки на плече

— Ты избегаешь меня?

— И зачем мне так поступать?

— Например, потому что мы должны поговорить, а ты этого по каким-то причинам делать не хочешь.

— А мы и поговорим. Просто я была занята. Ты же знаешь меня, я постоянно пропадаю, потом появляюсь. Потом снова, и так по кругу, — Грейс стукнула автомат носком ботинка.

— Слушай. Если хочешь, я не ничего не спрошу, — предложила Мира. Ей страшно надоела эта недомолвка. — Просто я волнуюсь за тебя.

— Ты включила госпожу прокурора, — весело отозвалась Грейс. — Я же сказала, мы обязательно поговорим. Сдадим этот треклятый экзамен или сдадимся сами. Ну, ты-то точно всё напишешь, а вот я под вопросом.

— Кто это был? Тогда, в участке, — прямо спросила Мира.

— Друг.

— Друг…

— Надеюсь, не просто друг, — Грейс не оценила её по-начальски требовательное лицо. — Чего? У меня что, не может появиться личной жизни?

— Она у тебя есть всегда. А вот что-то серьёзное…

— Всё не вечно под луной. Даже сучка Валенти прогнулась под институтом серьёзных отношений. Так, кстати, эту фразу говорят?

— Но всё в порядке? — Мира не поддавалась манёврам подруги перевести тему.

— Конечно. Не переживай из-за меня. И вообще это пока не очень-то и серьёзно.

Мира переступила с ноги на ногу, заправила волосы под воротник.

— Значит, друг.

— Хороший приятель.

— С привилегиями.

— Точно.

— Он такой…

— Старый для меня, знаю…

— Нет, я хотела сказать… Серьёзный. Угрожающий. И весь…

Заговорщицкий тон подруги заставил Грейс улыбнуться. Мира последовала её примеру.

— Весь такой… внушительный.

— Авантажный?

— Авантажный.

— И солидный.

Это была их локальная штука, она всегда сглаживала острые углы. В газете, где когда-то подрабатывала Грейс, выдвигались смехотворные требования к материалу. Если статья написана без десятка красочных эпитетов, её не принимали в печать, а журналисту за «сухое изложение», как местные редакторы это называли, делали выговор. Позже работа на ту газету стала лучшим приколом, в котором Грейс довелось поучаствовать. А связанные с этим байки веселили до сих пор.

— У нас экзамен через десять минут.

— Да-да. Идём. Увидимся после за кофе?

— Уже есть планы. А завтра я улетаю к родителям.

— Маякни, как вернёшься, — победив непреклонную машину, Грейс наконец-то всунула в купюроприёмник деньги.

***

Домой Мира ехала с ветерком, под громкие басы магнитолы и подпевала:

— Две дурочки из трейлерного парка нарезают круги, нарезают круги! Угадайте, кто вернулся. Кто вернулся снова. Шейди вернулся, расскажи об этом другу. Угадайте, кто вернулся. Угадайте, кто вернулся⁵.

Впереди ждали соблазнительные выходные. Свобода! Отличное настроение захватывало дух. Такое огромное, что им хотелось поделиться.

Мира подобрала валяющийся на пассажирском сидении телефон и открыла диалог сообщений.

Мира: «Я закончила немного раньше. Тест оказался лёгким».

Теодор: «Горжусь тобой».

Мира: «И я направляюсь домой. Заберу вещи и сразу к тебе».

Теодор: «Ты должна была дождаться меня, Мира».

Мира: «Ничего не поделаешь».

Теодор: «Ты постоянно нарушаешь мои планы».

Мира: «Так бывает. Иногда мир перестаёт вращаться вокруг ваших желаний, мистер Вермеер».

Мира: «Всё в порядке. Я сильная женщина и сумею самостоятельно уложить чемодан в багажник».

Теодор: «Не сомневаюсь. Но моё желание заботиться — не есть доминирование над твоей силой».

Мира: «Как завернул».

Мира: «Надо что-то привезти?»

Теодор: «Только себя».

Мира: «Ладно, я почти приехала домой. Уже возле шланблаунда».

Теодор: «Шланблаунда? Занятно».

Мира: «Опечатка».

Теодор: «Шланблаунд. Какая прелесть».

Мира:…

Теодор: «Какой нетривиальный неологизм».

Мира: «Ну хватит!»

Теодор: «Вы гениальны, редактор».

Мира: «Ты закончил?»

Теодор: «Официант, принесите моей даме бокал Шланблаунда 1876 года».

Мира: «Ты ужасен! Возвращаешь должок за все мои поддёвки?»

Теодор: «Лишь пленён твоими авторскими новообразованиями».

Мира: «Просто опечатка, я же за рулём».

Теодор: «Тогда почему ты пользуешься телефоном? Ты представляешь собой угрозу на дороге. Для себя в том числе».

Мира: «Справедливо. Всё. Скоро буду».

***

Едва Мира переступила порог, Теодор сгрёб её в объятия, точно она ничего не весила. Мира еле дотягивалась носочками до пола.

— Откуда в тебе столько сил? — пробурчала она, почти втиснутая в чужое тело.

Он расстегнул её пальто. Губы коснулись шеи, чувствительного места за ухом.

— Теодор…

— М?

— Потерпи пару минут.

— Это просто поцелуй.

— Знаю я эти самые «просто».

Из глубины соседней комнаты доносилась фортепианная музыка. Теодор стал покачиваться в медленном темпе, увлекая Миру в подобие танца. Никогда прежде она не слышала этой мелодии. Может, это игра Теодора? Стал бы он включать своё исполнение? Считают ли музыканты подобное самолюбованием? Мире хотелось спросить. Как и массу всего другого. Но она поступилась своим любопытством. Тема для Теодора болезненна, связана с прошлым. К тому же его музыкальное образование — вещь, в которую не поверишь, пока не убедишься в ней воочию. Именно поэтому Мира легко игнорировала этот факт его жизни.

Теодор сделал последний поворот и выпустил Миру из рук.

— Спасибо, что приехала. Твоё пальто, — он забрал её верхнюю одежду и отправил в шкаф. — У меня для тебя кое-что есть, — встав у Миры за спиной, Теодор осторожно повёл её дальше по гостиной. — Закрой глаза.

Мира послушалась.

— Не пугайся.

Глаза Миры тут же распахнулись.

— Я уже. В чём дело?

Теодор отодвинул носом её волосы и склонился к уху.

— Ты мне доверяешь?

— Да.

— Тогда выполни мою просьбу. Закрой глаза. Идём.

Он управлял её шагами, придерживая Миру за талию. Они шли вечность.

— Теодор?

— Я здесь.

— Что там такого?

— Ничего страшного.

— Тогда почему меня это должно напугать?

— Терпение!

Наконец, они остановились.

— Можешь смотреть.

Мира открыла глаза. На столе перед ней возвышалась ваза с цветами. На этот раз белыми.

— Поздравляю со сдачей экзамена.

— Букет? — облегчённо выпалила Мира. — Это ты хотел показать?

— И мне следовало тебя подготовить. В прошлый раз ты так испугалась…

— И сейчас! Ты меня чуть до слёз не довёл своими загадками.

— Как мне загладить вину? — ухмылка змеилась на его губах.

Миру вдруг озарило.

— Ты купил цветы, чтобы организовать шутку? Серьёзно? Растёшь!

— Шутку? — его брови дёрнулись. — Почему ты не умеешь принимать подарки? Они делают тебя обязанной?

— Я умею. Я так умею, что это другие чувствуют себя обязанными!

Силясь не закатить глаза, Мира посмотрела на цветы.

— Хорошо, ты права. Отчасти я хотел подшутить над тобой, — признался Теодор.

— Что это ты расшутился сегодня?

— Хорошее настроение.

— Да?

— Ты ведь здесь.

Спрятав лицо за волосами, Мира снова отвернулась к розам. Её уже штормило от испытанных эмоций.

— Опять без шипов.

— Опять критикуешь.

Внутри что-то тревожно ворочалось. Всё время, пока Мира была занята экзаменами, они с Теодором ждали часа вновь посвятить себя друг другу. И вот они наедине. У них есть всё время на свете, но неясно, что теперь делать с этим. Во всяком случае, не знала Мира.

— Жаль, у меня нет возможности на них долго любоваться. Завтра я улетаю.

Теодора очаровало капризное замечание. Немного поразмыслив, он сказал:

— Я что-нибудь придумаю.

***

После ужина Мира бродила мимо стеллажа с книгами. Теодор ненавязчиво следовал за ней. Он скучал по Мире и вёл себя соответственно своим чувствам. Вот только Мира не находила места, куда примкнуть. Душа была неуютно стянута, перекручена.

Теодор наблюдал, как она по второму кругу перебирала пальцами корешки книг.

— Хочешь заглянуть поближе? — одной рукой придерживая Миру за талию, он отодвинул в сторону створку шкафа. Внутри обнаружились стопки корреспонденции и шахматная доска. Мира аккуратно достала её.

— Сыграем?

— Почту за честь, — Теодор заметно оживился.

— Только я плоха в этом.

— Мне до гроссмейстера тоже далеко, но ради забавы — почему нет? Грех придаваться унынию, когда есть другие грехи!

Играть в шахматы они устроились прямо на ковре гостиной.

Теодор себя недооценил. Либо заявлением о неопытности намеренно усыпил бдительность соперника. Играл он отлично. Не только успел разгромить Миру в пух и прах, но и подсказывать ей. Занятый советами, собственные фигуры он двигал без стратегии. Впрочем, этого и не требовалось для его победы.

— Ты даже не посмотрел, как я походила! — Мира категорично скрестила руки на груди.

— Я и так знал, как ты походишь.

— Вот как с тобой играть? Ты меня унижаешь!

— Мои слова касались расклада на доске. А не твоих решений. И уж точно не твоих интеллектуальных способностей.

Мира поменяла позу, сев по-турецки.

— Это тяжко.

— У тебя преимущество.

— Какое?

— Ты играешь белыми. Ты открывала партию.

— Не особенно помогло.

— Ты развиваешь атаку. Поэтому нападай, а не защищайся.

— Я запомню.

Она с сомнением посмотрела на фигурки.

— Двигай короля сейчас, иначе потом не выведешь.

Послушавшись, Мира сделала ход. Теодор — свой.

— Конь открыт, обрати внимание.

— Спасибо! Что-нибудь ещё?

— Пожалуй, пока нет, — проигнорировал иронию он.

— Зачем тебя я? Ты сам с собой прекрасно развлекаешься.

— Прости, замолкаю.

Накручивая волосы на пальцы, Мира размышляла над каждым шагом. Долго, словно это бы её спасло. Но и бездумно ходить — равно выставить себя несерьёзным противником.

— Кто учил тебя шахматам?

— Не издевайся! Я же предупредила, что плохо играю.

— Я просто спросил, — безобидно заметил Теодор.

Оценив своё дерьмовое положение, Мира смахнула руками фигурки на доске и с вызовом подняла глаза.

— Ещё партию?

— Нет. Я и так уже три раза проиграла.

— Расстроена?

— Нет, боже, всё в порядке.

— У меня есть скрабл.

— Не хами. И зря паясничаешь, уж в скрабл я надеру тебе зад.

Они с Теодором пересеклись мутными взглядами. Мире хотелось рассмеяться, забраться на его колени, поглотить его губы поцелуем. Скользнуть языком в его наглый усмехающийся рот. И тогда бы Теодор уложил её на спину. Разбросанные вокруг шахматные фигурки впивались бы ей в бока…

— Мира?

— Эм. Ты что-то спросил? — она и не заметила, как ушла в себя.

Сдвинув в сторону доску, Теодор сел рядом. Его пальцы тут же запутались в рыжеватых волосах. Целуя Миру, он бережно уложил её на спину. Нет, ну точно умеет читать мысли. Узкие длинные ладони гладили тело, легли на грудь. Пролезли под футболку и нащупали бюстгальтер.

— Опять ты за своё, — пожаловался Теодор. Пальцы нырнули в чашечку.

Мира придумала не менее вредный ответ, но промолчала. Это так странно. Когда долго чего-то хочешь, а затем получаешь. И теперь не имеешь понятия, к чему приступить в первую очередь. Заметив отсутствие инициативы, Теодор сбавил обороты и отстранился.

Это очень хороший вечер. И Мира не даст его ничему испортить.

— Можно мне в душ? — спросила она.

— У меня есть идея получше.

***

«Экзамены — сложный этап. Ты чувствуешь себя батарейкой, из которой постоянно берут, но ничего не отдают взамен. Ты устала». Так Теодор объяснил приготовленную ванну с маслом, солью и пеной.

Прикрыв глаза, Мира откинула голову на бортик. Когда ей показалось, что она вот-вот уснёт, Теодор приоткрыл дверь и, тихонько постучав, вошёл.

— Чистые полотенца закончились, — он держал белую стопку, которую сразу же сложил в банный шкаф.

В самом деле закончились или повод войти сюда?

Мира села, подтянув к груди колени. Уходить Теодор не спешил. Невозмутимо, по-хозяйски он пристроился рядом на скамейке, где Мира раздевалась.

— Что?

— Хочу остаться. Позволишь?

Мира поёрзала.

— Присоединишься?

— Нет.

— Потому что не умеешь плавать? Тут мелко, хах.

Теодор состроил угрюмое выразительное лицо.

— Я понимаю, ты давно намекаешь, будто я списываю своего героя с себя…

— Как скажешь, нет, так нет, отбой.

Этого ещё не хватало.

Мира пошевелила коленом над водой. Вправо и влево. Снова подняла глаза, встретившись с сосредоточенным лицом.

— Может, всё же, присоединишься?

— Отдыхай.

— Будешь просто сидеть?

На губы Теодора пробилась маленькая улыбка.

— Наблюдать.

Мира снова повозилась в воде, создав вокруг себя рябь.

— Ты иногда настолько странный, что это даже жутко.

— Я тебя пугаю? Я не хотел.

— Я уже привыкла, мне это даже нравится.

Из кармана брюк Теодор вынул резинку для волос и завязал выбившиеся из хвостика Миры волосы. Такие мелочи он время от времени покупает для женщин, что здесь бывают? Бывали, — с удовольствием подчеркнула Мира про себя.

Она оценивающе потрогала готовый пучок на затылке.

— Спасибо.

Теодор закатал рукава своей рубашки и, взяв мочалку из морской губки, промокнул её. Его ладони оказались так близко к обнажённому телу под водой. У Миры закружилась голова. Как в чёртовый первый раз.

Даже мочалку Теодор намыливал со свойственной себе утончённостью.

— Дай мне руки.

Мира вопросительно уставилась на него.

— У тебя на пальцах пятна от чернил.

— А, да. Издержки учёбы, — она протянула ему ладони.

Он вымыл её пальцы, добавив немного обещанного массажа. Затем поднялся к плечам. Сосредоточенный, как если бы выполнял ювелирную работу. Теодор всегда бывал задумчив, словно в его мозге есть место, отвечающее за перманентную мысль, которую ни в коем случае нельзя отпустить. Иногда его задумчивость напряжённая. Иногда беззаботная. Или как сейчас — мечтательная.

Он действовал раскрепощённо. А вот Мире казалось, это одна из их первых встреч. Только Теодор закономерно продвинулся в их отношениях дальше, а её почему-то швырнуло в самое начало. Она и не думала, что когда-либо вернётся к своему прежнему смятению, которое испытывала рядом с Теодором в первые встречи. И вряд ли он не замечал эти странные исходящие от Миры колебания и холодок, но воспитанно помалкивал, давая девушке необходимое время.

Мира рассматривала его лицо вблизи. Его брови, слегка вздёрнутую арку Купидона на губах. В её голове вдруг словно зажглась лампочка: я толком не знаю тебя — вот в чём дело. Вот, что её так смущало теперь. Мира привыкла идти напролом, а не крошечными шажками. И очень скоро ей станет этого мало — ей потребуются ответы и правда. И неясно, когда она получит их и получит ли вовсе. С Теодором долго придётся вымерять слова. Позади он оставил что-то очень болезненное, каждый вопрос мог стать для него триггером, а Мире не хотелось причинять ему боль и заставлять проходить через страдания снова.

Нельзя сказать, что раньше неразбериха не вставала проблемой. Но сначала они с Теодором только знакомились, и Мира предпочитала сразу не лезть к нему в сердце. Затем она отвлеклась на экзамены. Сейчас же время полностью предоставлено им. Мира ощутила страх, нечто похожее на ответственность. Она почти не знала Теодора, но уже что-то испытывала к нему. И однажды это может дорого ей обойтись. Стоило ли позволять расти чувствам к такому малознакомому человеку? Может, Теодору и комфортно вместе помолчать, но Мира так не умела. Ей горячо необходим серьёзный взрослый разговор. Но чем больше проходило времени, тем хуже выглядели варианты вопросов, которые Мира могла бы озвучить. Дело не в отсутствии смелости или подходящего момента. Они с Теодором не раз говорили друг другу откровенные вещи, но это всегда была околосексуальная игра. К тому же, в те моменты Мира словно отделялась от своего тела, наблюдала за собой, как за другой девушкой со стороны. Той было позволено всё.

— Что-то не так? — заметил Теодор, как Мира подозрительно притихла.

— Нет. Просто ты и правда странный.

— Я веду себя как психопат из артхаусного кино?

— Немного.

Теодор задумчиво усмехнулся, опустил мочалку в воду и ополоснул мыльную ладонь.

— Извини, я не собирался тебя пугать. Ты завтра уезжаешь, и пока ты здесь, я пытаюсь урвать с тобой каждую минуту.

Стало быть, ему угодили прямо в совесть. Испытав укол досады, Мира схватила Теодора за запястье.

— Останься. Пожалуйста, — она достала мочалку из воды. — Продолжай.

— С красивой женщиной трудно спорить. А с красивой голой женщиной — вдвойне сложнее.

Мира была уверена, её лицо стало пунцовым.

Теодор снова вернулся к своему занятию. Особое внимание он уделил груди. На завуалированные насмешки Миры он не реагировал. Теодор смыл пену с грудной клетки, провёл мыльную дорожку посредине. Снова стёр, любуясь. Затем, привстав, перешёл на спину. Перед лицом Миры теперь маячили его бёдра. Недолго думая, она потянулась к ширинке. Возможно, сейчас нет ничего проще, чем разрядить обстановку. Она сдвинет происходящее с мёртвой точки и её сердце перестанет так шуметь.

Теодор мягко перехватил её пальцы и, чмокнув их, снова сел на скамейку. Мира недовольно вздохнула.

— Скажи. Мне это придётся заслуживать, что ли?

Не получив ответа, Мира неловко покашляла. Видимо, не вовремя она решила внести коррективы. Теодор изначально задавал обстановке другой тон: комфортный и чистый, без намёка на пошлость.

Кончиками пальцев он погладил её открытую кожу за ухом.

— Мне нравится этот жест, когда ты прижимаешь щёку к плечику и смотришь из-под бровей.

— Я так делаю?

— Постоянно.

— Не замечала, — Мире думала, что вот-вот растает.

— И сейчас сделала.

— Тео… — она тронуто улыбнулась.

Он медленно улыбнулся в ответ.

— Как ты меня назвала?

— Тео… дор… — в суетливой привычке Мира потянулась заправить волосы за уши, позабыв, что они затянуты в пучок.

— Так меня только моя мать называла. Но когда мне исполнилось двенадцать, я ей запретил. Переломный возраст, я резко повзрослел, и уменьшительно-ласкательные прозвища перестал воспринимать.

— Запретишь и мне?

— Нет. Слишком мягко у тебя получается, чтобы я отказывался от этого.

Он пересел со скамейки прямо на пол. Теперь его взгляд направлялся снизу вверх. Особенно, проникновенно. Жест лести, ласки, восхищения. Без унизительного прислуживания, без перебора. В такие моменты Теодор не терял ни своего достоинства, ни свой неповторимый мужской магнетизм. Язык его тела выражал нежность, заботу, очарованность, добровольную покорённость. Любуясь, он дарил Мире ощущение крыльев за спиной.

Скрестив на краю ванной предплечья, она устроила на них подбородок. Ей не давала покоя возможность прикоснуться к тайне. Хотя бы ненадолго. Теодор сам заговорил о прошлом, Мира обязана воспользоваться удачной ситуацией и спросить больше.

— Есть причина, почему в двенадцать ты решил повзрослеть?

— Да. Когда мне было двенадцать, мои родители развелись. И я решил, что повзрослел. Хотя так, наверное, больше никто не считал, учитывая, что я вытворял позже.

Трудный подросток? Впрочем, кто им не был? Из этого вытекал другой вопрос. Не исключено, что в ответе на него крылась важная зацепка.

— У тебя хорошие отношения с родителями?

— Да. Возможно таковыми они были не весь период моей жизни, но… Да. Думаю, да. Особенно с отцом. Он поддержал меня, когда мне это было очень нужно. Единственный, кто сказал, давай, Теодор, переезжай, пробуй. Он помог устроиться в одно издательство Лос-Анджелеса. Там я набрался опыта. У меня появились рекомендации. Потом я уехал сюда и нашёл Джона.

— Почему ты уехал из Европы, а потом и от отца?

— Хотел остаться один. Одиночество — гениальный психотерапевт. Оно фильтрует окружение, разум, понимание жизненного пути. Когда посещают мысли о бессмысленности мира, несправедливости высших сил. Я хотел уехать туда, где никого не знал. Но не мог сделать этого сразу. Моей семье это бы не понравилось, они бы попытались мне помешать. К счастью, в Лос-Анджелесе у меня есть отец. И я заявил семье, что уезжаю к нему. Он очень вовремя сказал мне то, что я хотел услышать. «Приезжай. Всё получится. Я рядом».

— Почему твоя семья могла не пустить тебя?

— Потому что я убежал за океан не от хорошей жизни. Семья мне не доверяла и стала бы волноваться за меня, — тон его оседал с каждой фразой: к беседе он был расположен всё меньше. — Я хотел бы познакомить тебя с отцом, — произнёс Теодор неожиданно бодро. — Решим это, когда вернёшься?

— Да. Да, наверное.

Сердце Миры зашлось. Ей с искренним душевным подъёмом предлагали такой серьёзный шаг.

— Мне не терпится вас познакомить. Он работает в киноиндустрии. У него даже есть «Оскар». Он тебе его обязательно покажет. И не раз.

— Хорошо, — Мира нахмурилась. — А почему ты хочешь познакомить меня только с отцом?

— С мамой тоже хочу. Но она с моим отчимом живут в Амстердаме.

— А ты там что, персона нон грата?

Его улыбка неуверенно дёрнулись и за секунду сложилась в сплошную пародию на неё. И опять возник уже знакомый страх на лице, будто вот сейчас Мира всё узнает, и случится конец этого мира.

— Нет. Просто не хочу возвращаться туда.

— Долго там не был?

— Три года.

— Ты не виделся с матерью три года?

— Она приезжала сюда.

— А сам не планируешь съездить в родной город?

— Однажды.

— А сейчас почему нет?

Голос всё больше обрастал бронёй насторожённости: Теодор предсказуемо готовился к обороне. Нападай, а не защищайся, — посоветовал он ещё в шахматах. Мира накрыла его ладонь на краю ванны.

— Потому что там умерла твоя девушка? — тревога липко поползла по её коже.

— Не только. Там прошёл непростой период моей жизни.

Вернуться в место, где испытал ужасное — значит, попасть под лавину воспоминаний. Пройти их шаг за шагом, заставить закостенеть, чтобы они больше никогда не имели над ним власть. Это хорошая терапия. Очевидно, Теодор к ней ещё не готов.

— Ты сказал, её убили незнакомцы. Прости, что я спрашиваю… Но их нашли? Они получили по заслугам?

Теодор помедлил. Затем бездушно сказал:

— Она была с ними знакома. И да, они получили своё.

С каждым словом он всё больше замыкался в себе. Мира хотелось вытащить на поверхность всю его боль, дать ей сдохнуть без подпитывающей оболочки тела. Вместо этого она должна делать вид, что имунна к их разговору, словно он беспокоил её не больше болтовни о погоде.

Ты никогда не пересечёшь океан, если не наберёшься мужества потерять берег из виду.

Мира погладила Теодора по брови, привлекая к себе внимание.

— Так, значит, «Оскар». У твоего папы есть целый «Оскар».

— Нет, я пошутил.

— Чего?! — от возмущения Мира выпрямилась.

— Это была шутка.

— Шутка — это когда смешно, Теодор!

— По-моему, смешно.

— Не очень!

— Тогда почему ты смеёшься?

— С абсурда.

— Неважно. Это уже частность, — Теодор остался довольный собой. Такая оптимистичная вера в бесподобность своего юмора даже вводила в ступор. — Ты была в Амстердаме? — взгляд с еле скрываемым ликованием метался по лицу Миры.

И снова он сам вернулся к этой шаткой теме. Хороший знак.

— Нет. Европа для меня началась с Португалии. На ней же и закончилась. Не знаю, почему я заодно не проехала соседние страны. Я бывала только в аэропортах, но это не то.

— У тебя ещё будет шанс объездить Европу. Когда я называю тебя жаркой, как Тоскана, я хочу, чтобы ты понимала, о чём речь, — Теодор поцеловал её влажную шею. — Но сначала Амстердам. Это самый красивый город на земле. Тебе понравится. Однажды мы там побываем.

«Однажды» после всего произнесённого звучало как «никогда».

Амстердам — всего лишь единственная точка на земном шаре. Маленькая точка, которая, однако, управляла им издалека.

— С кем ты празднуешь Рождество?

Теодор пожал плечами.

— Ни с кем.

— Ты останешься один?

— Пустяки. Найду занятие. Работа. Спортзал. Выставки, которыми пренебрегал. Не волнуйся обо мне.

— А твои друзья? — Мира не просто не была знакома ни с кем из приятелей Теодора. Она о них даже ни разу не слышала.

— У меня нет. Откуда у психопатов друзья? — улыбаясь, он пропустил значительную паузу. — Мои друзья остались в Амстердаме.

Всё застопорилось на Европе. Как прокажённая дыра, которая пугала его, не позволяла даже приблизиться к себе.

— Ну, а просто приятели?

— Здесь у меня нет никого, с кем бы хотелось что-либо праздновать. Я много времени провёл наедине с собой, ни с кем по-настоящему не сближался. Работа, развлечения не в счёт. Ты спросишь, а как же БДСМ-тусовка. Там я тоже ни с кем не завязывал близких отношений. В своё время я задержался в ней, потому что люди спрашивали обо мне. Говорили, я хорош. Это место прекрасно тем, что там можно быть собой. Или не быть собой — смотря что тебе необходимо. Все подчёркнуто нейтральны друг с другом. И всем плевать, кто ты есть на самом деле. Главное, кто ты здесь и сейчас.

— А ты не хочешь куда-нибудь выбраться на праздник?

Теодор вопросительно замолчал.

— Я не говорю об Амстердаме. Европа-то большая. Можно начать с чего-то другого, — Мира сглотнула ком в горле. — Например, с Португалии.

Задумчивость Теодора из хмурой стала вновь мягкой.

— Я не против, если ты поедешь со мной. Уверена, мы найдём билеты на завтра.

Теодор отрицательно покачал головой.

— Расскажи лучше ты о своих родителях. Почему они выбрали переехать именно Португалию?

Мира перевела дыхание.

— Однажды они поехали туда в отпуск. Затем снова. На следующий год для разнообразия выбрали Майорку. Но на обратном пути домой всё равно заглянули в Лиссабон. Так они поняли, что это любовь с первого взгляда. И решили переехать. Исполнить мечту их ничего не держало. Они оба могут работать по профессии в любой точке земного шара. Мой папа в инвестиционном деле, а мама…

— А твоя мать офтальмолог, я помню.

Мира удивлённо моргнула. Она рассказывала об этом тысячу лет назад!

— В общем, они нашли жильё в Алмансиле, провинция Алгарви, побережье атлантического океана на юге Португалии. Самый заметный дом по левую сторону от берега. Самый ближний к морю, крайний. Его все знают.

— Ты сказала, они поселились в деревушке.

— Алмансил почти деревня. Население чуть больше восьми тысяч, так что не придирайся к словам.

— Ты единственный ребёнок в семье?

— Да. У родителей долго не было детей, им ставили бесплодие неясного генеза. Они несколько лет пытались, пытались, лечились… А потом в какой-то момент подали на развод. Мама говорила, что в том возрасте это казалось лучшим решением. Но спустя несколько лет они снова поженились. И родилась я.

Теодор задумался.

— Ты очень тепло о них отзываешься. Теперь всерьёз побаиваюсь, что завтра ты улетишь в Португалию навсегда.

— Нет. Я вернусь, — перегнувшись через бортик, Мира обняла Теодора. Как хотела целый вечер. Мокрая грудь крепко прислонилась к ткани рубашки, но Теодора это не побеспокоило.

— Я буду писать тебе сообщения каждый день, — пообещал он. — Обязательно утром и вечером. И, если позволишь, чаще.

— Ты спрашиваешь разрешения?

— Разумеется. Полагаешь, я как психопат стану накручивать тебе счётчик входящих?

Мира хихикнула.

— Ты едешь к родным. Им будет не хватать твоего внимания, если ты прилипнешь к своему телефону.

— Но я ведь не в силах запретить писать мне.

— Ты можешь больше, чем думаешь.

— А ты можешь делать всё, что захочешь. В том числе писать и звонить, когда пожелаешь. Я даже настаиваю.

— Благодарю.

— Да пожалуйста.

Иногда Теодор казался ребёнком. Его приводили в восторг простые вещи, он ценил то, что многие не замечают. Но временами он казался стариком, за плечами которого слишком много груза. Удивительный человек.

— Твоя вода уже остыла. Не хочешь выбраться?

— А ты не хочешь выйти из моего личного пространства хотя бы на минуту?

Улыбнувшись, Теодор поднялся на ноги и скрылся за дверью.

Примечания

5

«Welcome 2 Detroit» и «Without me»