Хенемет-Амон

Павел Сергеевич Марков (2024)

Тень накрыла Египет. Фараон охвачен тяжким недугом. Силы на исходе, и никто не знает победит ли он проклятую болезнь. Кто же станет его наследником? Воля Повелителя ясна, но далеко не все разделяют этот выбор. Великая царица имеет собственные планы на египетский престол. А в это время один наемник получает странное задание. Оно тревожит с самого начала, но перед щедрой платой невозможно устоять. Немало тягот и опасностей поджидают на пути, но они меркнут перед тем, что уготовила ему судьба…

Глава 3

В просторных покоях стоял сумрак. Пламя от пары треножников разгоняло тьму, высвечивая кедровую тумбу. На ней стоял глиняный кувшин с ароматным напитком. Слева примостился высокий деревянный сундук. Ларь был покрыт черной краской, а поверх виднелся рисунок Херу в человеческом обличии и головой сокола. Через решетчатое окно влетал свежий ветерок, дувший с берега Хапи. День уже давно сменился ночью. Свет уступил свои владения тьме. Поэтому прохладный воздух беспрепятственно проникал внутрь, смешиваясь с запахами мирры и сладкого пива.

Он лежал на огромной кровати из черного дерева, инкрустированной серебром. Ложе поддерживали четыре толстые ножки в виде золотых львов. Голова покоилась на мягкой соломенной циновке, аккуратно свернутой под затылком. Наголовник из слоновой кости, так приятно холодивший кожу в душные ночи, сегодня только раздражал и вызывал дополнительную боль. Слегка затуманенный взор зеленых глаз был устремлен в потолок, на котором виднелась ручная роспись, посвященная его походу в северные земли Нубии…

Вот он стоит на боевой колеснице. В нее запряжена двойка прекрасных скакунов. Их головы венчают павлиньи перья. Они величаво развеваются на горячем ветру. Сам он, в сверкающем чешуйчатом доспехе, украшенном драгоценными камнями, гордо смотрит перед собой. Его не страшат ни сильные порывы, обжигающие лицо. Ни орды врагов, поджидающих впереди. Ему неведом ужас. Взгляд серьезен. Подбородок выпячен вперед. Его лик сияет, подобно Ра. Как и положено богу. Ведь он и есть бог. Воплощение Херу[1]. Он натягивает тетиву огромного лука. Пущенная стрела со свистом рассекает воздух и обрывает жизнь врага. Врага, посмевшего восстать против Та-Кемет. А впереди идут его верные воины. Стройные ряды внушают трепет. Прямоугольные щиты, закругленные на конце, защищают их тела, а копья и топорики повергают непокорных в пыль. Они заставляют их склониться перед истинным владыкой, на челе которого сияет позолоченый хепреш[2]…

«Чудесные воспоминания…».

С потрескавшихся губ сорвался тяжкий стон. Каждый раз, когда он возвращался в этот мир, словно утопленник, вынырнувший из реки, тело обдавал нестерпимый жар.

«Нет… Нет…Лучше подумать о чем-нибудь еще…».

В этот момент он почувствовал, как кто-то крепко сжал его правую руку. Чьи-то нежные ладони.

«Я узнаю их…».

Словно издалека, до слуха донесся знакомый мягкий голос.

— Тебе плохо, любовь моя?

Он, Аа-Хепер-Ен-Ра[3], Владыка Та-Кемет, нареченный Джехутимесу, медленно повернул голову.

Возле кровати на коленях стояла его любимая наложница Исет и, с нескрываемой тревогой и горечью, следила за ним. Повелитель невольно подметил, как она исхудала. Округлые щеки осунулись. Их покрыла нездоровая бледность. Под покрасневшими очами появились черные круги. Но для него она по-прежнему оставалась самой красивой женщиной на свете. О, эти прекрасные темные волосы, разделенные продольным пробором и плотно облегающие лицо. Они ниспадают ей прямо на пышную грудь. Идеальный прямой нос. Манящие губы…

Кажется, он вновь стал уплывать в воспоминания. Помимо своей воли…

Она была дочерью знатного вельможи из Уасет. А он оказался так несчастлив в браке, навязанном традицией Та-Кемет, что тут же попал под чары ее красоты. Предложил стать своей наложницей. При этом так волновался, словно он простой деревенский мальчишка, а не владыка долины Хапи. И она согласилась! Да, от предложения Херу не принято отказываться. Но уже тогда Джехутимесу дал себе слово — он не станет брать ее силой. Какой-то частичкой своего Ка[4] пер-А чувствовал, что согласие было искренним. Шло от чистого сердца. Как показало время — он не ошибся. И тем сильнее оказалась привязанность. Исет любила его таким, каков он есть. Тихим. Мягким. Слабым. Никогда не упрекала и не повышала голоса. Никогда не совершала попытки унизить. В отличие от Божественной супруги. Подарила ему долгожданного сына. В отличие от Хатшепсут…

«Чудесные воспоминания…».

Они были лучше, чем о нубийских походах. Светлые. Прекрасные. И только еще более крепкое пожатие заставило его вернуться обратно…

— Тебе плохо? — повторила Исет, едва сдерживая подступивший к горлу комок.

Ей было невыносимо горько смотреть на это изможденное, покрытое испариной лицо. Некогда красивые и так знакомые взору черты неумолимо менялись под ударом недуга. Но она не могла отвести взгляд. В груди щемило и кололо, словно в нее вонзали кинжал. Раз за разом. Все глубже и глубже. А затем острие безжалостно поворачивали.

— Все хорошо, — прошептал он, сжимая ее ладонь в ответ. На пересохших устах появилась вымученная улыбка. — Тебе нужно отдохнуть. Поспать. Я вижу, как ты устала…

Исет старалась изо всех сил, но почувствовала, что не может больше сдерживать слез. Глаза увлажнились против воли.

— Я буду здесь, — с трудом проговорила она, глотая комок, — я всегда буду здесь. С тобой.

Он снова вымученно улыбнулся.

Джехутимесу хотел отослать ее. Чтобы она отдохнула. Набралась сил… И не видела его таким. Не мучила себя. Она бы послушалась. Она всегда его слушается. Его любимая… его ненаглядная Исет… Но он не смог этого сделать. Одна лишь мысль о том, что может больше никогда не увидеть ее, вгоняла в ужас. И эта участь была страшнее смерти.

«Прав был отец. Я слаб не только телом, но и духом. И поздно уже что-либо менять».

Словно прочитав сомнения пер-А, Исет вцепилась в его тощую ладонь обеими руками:

— Нет! Не отсылай меня, мой господин! Я не могу без тебя, слышишь?! Не могу!

Терпеть больше не было сил. Горькие слезы полились из глаз, ручьями стекая по щекам, подобно водопаду. Лицо Исет заблестело в свете пламени треножников.

Джехутимесу ободряюще улыбнулся ей уголками губ.

«Я не хочу видеть ее слез… но и не могу отослать ее… о, эти муки… Усир[5], надеюсь, ты смилостивишься над нами…[5]Я не хочу видеть ее слез… но и не могу отослать ее… о, эти муки… Усир[5], надеюсь, ты смилостивишься над нами…».

Образ любимой начал расплываться перед глазами. Болезненная дрема снова начинала туманить разум. Однако уплыть в ее молочные объятия ему не удалось. В коридоре послышались спешные шаги.

Непроизвольно он скосил взгляд в сторону выхода. Спустя несколько мгновений в проеме показалась она. Все то же привычное белое платье, плотно прилегающее к телу. Да, она знала, как подчеркнуть свою красоту. На шее сверкал усех из золота с головами соколов.

Презрительный взгляд синих подкрашенных глаз скользнул по Исет. Пухлые губы разомкнулись, и она холодно бросила:

— Оставь нас.

— Нет, — испуганно ответила та, вцепившись в руку пер-А.

Очи Хатшепсут налились льдом.

— Я велела оставить нас.

— Нет!

— Великая царица приказывает тебе уйти!

— Я не покину его, — прошептала Исет. Ее тело пробила дрожь.

— Как ты смеешь ослушиваться меня? Наложница! — грозно зашипела она, словно потревоженная кобра.

— Я не брошу своего господина! — рыдая, крикнула та и уткнулась лицом в руку Джехутимесу. Ее слезы тут же высыхали от жара его тела.

«Ох, моя Исет… — … — подумал Аа-Хепер-Ен-Ра, — … — …Моя любимая, храбрая Исет… Не стоит злить Великую царицу…».

— Все хорошо, — с трудом пробормотал Джехутимесу, заставляя себя вернуться в реальность. — Мы недолго. Так ведь?

Супруга сдержанно произнесла:

— Конечно.

— Слышишь?

— Но… — всхлипнула Исет, — любовь моя…

Хатшепсут передернуло, но никто этого не заметил.

— Подожди снаружи, — пер-А нежно провел пальцами по ее руке, — потом сразу вернешься.

— Слушаюсь… господин мой…

Наложница с трудом поднялась, нехотя отпуская горячую ладонь. Она тщетно пыталась унять дрожь. Пошатываясь на затекших ногах, Исет вышла из комнаты, стараясь не смотреть на царицу. Та презрительно оглядела ее заплаканное лицо.

Когда Исет скрылась в коридоре, ее взгляд оценивающе пробежался по исхудалому телу Джехутимесу.

— Как ты? — спросила она чисто из вежливости.

— Не заметно… да? — прохрипел Аа-Хепер-Ен-Ра.

— Просто хочу услышать от тебя, — пожала она плечами.

— Нормально, — сухо ответил он. Так же сухо, как было во рту.

— Судя по виду, я в этом сомневаюсь, — она сделала несколько шагов вперед.

— Что тебе нужно, Хатшепсут?

Она округлила глаза:

— Вот, значит, как ты встречаешь свою любимую супругу? Я пришла озаботиться о твоем здоровье, а ты…

— Любимую супругу… — он закашлялся. — Давай обойдемся без этого.

— Хм. Как хочешь, — вяло пожала плечами она, — лекарь сказал…

— Когда ты в последний раз справлялась о моем здоровье? — резко перебил он. Лихорадка немного отступила, но пер-А чувствовал, что ненадолго. — Можешь не отвечать… Я знаю. Никогда… Лучше давай к делу. Зачем пришла?

«Чем быстрее мы уладим все свои вопросы, тем скорее ты уйдешь отсюда… и я снова смогу увидеть ее».

Скрестив руки на груди, Хатшепсут прошла через всю комнату и остановилась возле окна, устремив взор в кирпичную стену. Прохладный ветерок играл ее темными волосами. Снаружи пальмы шелестели листьями во мраке.

— Кто станет Херу?

— О, я знал, что тебя интересует только это, — просипел Джехутимесу, — не терпится, когда я стану Усиром[6].

— Вовсе нет! — наигранно возмутилась она. — Просто лекарь сказал, что ты можешь уже не встать.

— Лекарь может ошибаться.

— Знаю, но разумнее будет продумать все наперед.

— Вижу… ты уже продумываешь.

— Я забочусь о Та-Кемет, — холодно ответила Хатшепсут.

— А я не забочусь… да? — этот разговор начинал его утомлять похлеще нубийского похода и лихорадки вместе взятых.

— Ты не в том состоянии, чтобы заботиться.

— Не веришь в мое чудесное исцеление, сестренка?

Она не ответила.

Джехутимесу хмыкнул:

— Можешь не отвечать. Ты никогда не верила в меня. С чего бы начинать верить сейчас.

Она продолжала молча смотреть в стену.

— Помнишь нашу беседу в Ипет-Сут?

— Какую еще беседу? — не оборачиваясь, переспросила она.

— Накануне моего похода в Нубию, — Херу вновь закашлялся.

— К чему сейчас этот разговор?

Пер-А пропустил ее вопрос мимо ушей:

— Ты еще тогда назвала меня жалким слабаком… Даже Верховный жрец Хапусенеб это слышал… До сих пор представить не могу, что он подумал обо мне… Аа-Хепер-Ен-Ра позволяет себя пенять, как дворовую собаку… — с губ сорвался стон. — Именно тогда я решил, что отправлюсь в поход.

— Вот как? — в ее голосе засквозило любопытство. — Из-за меня?

— Нет, — Джехутимесу хрипло засмеялся, — ради тебя я не готов был шевельнуть и пальцем уже тогда… — он увидел, как напряглась ее изящная спина.

«А ведь когда-то она возбуждала во мне желание. Страсть. Забавно, правда?».

— Тогда ради кого? Уж не ради ли той наложницы?

— Исет? Нет… мне не нужно ей что-либо доказывать… ни тогда… ни сейчас…

— Так ради кого же? Ради жрецов?

— Нет… — кажется, лихорадка вновь начала усиливаться.

— Значит, для Та-Кемет.

— Ради себя… — возразил пер-А. — Чтобы доказать себе… самому, что я не тот, кем ты меня считаешь.

— Хм, — презрительно хмыкнула Хатшепсут. — Всегда знала, что на первом месте у тебя собственное «я», а не процветание Та-Кемет.

Джехутимесу не ответил на словесный выпад. Он почувствовал, как вновь начинает проваливаться в полубредовое состояние:

— Еще при жизни отец говорил, что мечтал о таком сыне, как ты… Жалел, что родилась дочкой… Помню твое лицо, когда нас связали узами брака. Смотрела на меня, словно на прокаженного… Как цыпленок на змею… До сих пор удивляюсь, что согласилась разделить ложе со мной…

— Хватит! — крикнула царица, резко оборачиваясь. Ее лицо так раскраснелось, словно это у нее была лихорадка, а не у него. — Сейчас есть более важные дела, чем пустые разговоры о прошлом!

— И какие же? — хмыкнул он, смотря в потолок.

«Эх, сейчас бы вновь встать на боевую колесницу…».

— Ты должен подумать, кто будет после тебя, — с трудом сдерживая гнев, проговорила Хатшепсут.

— Разве я этого не сделал? — невинно ответил он. — Какая оплошность с моей стороны… Проклятая болезнь… Из-за нее стало плохо с памятью. Но еще не поздно, верно? — он замолчал, неосознанно стремясь позлить ее.

Крылья носа царицы едва заметно дернулись:

— Ну?

— Уверен, ты знаешь ответ… — прошептал Джехутимесу.

— О, да, клянусь Амоном! — с придыханием ответила она. — Я давно должна была стать Херу!

— Правда?

— Ты прекрасно помнишь волю нашего отца, — ее голос резал, подобно металлу, — но все равно пошел наперекор ему.

Пер-А тяжко вздохнул.

— Да… и я не раз просил прощения… но тринадцать лет назад ты была не против…

— А что ты хотел от юной девчонки?! Напуганной и охваченной горем?! Я не знала жизни, не знала как тогда поступить… — она на миг прикрыла веки, — но с тех пор многое изменилось.

— Тут ты права… — тихо молвил Херу, — многое…

— И я заслужила вернуть себе то, что ты отнял у меня!

— Ты вступила в брак по своей воле… — Джехутимесу закашлялся.

— Ха! — Хатшепсут мотнула головой. — А у меня был выбор? Ты предоставил его мне? Нет! Все, чего ты можешь, так это вечно просить за все прощения! Но все равно поступаешь по-своему, — она шумно втянула ноздрями воздух и выдохнула. — Однако хватит пустых разговоров! Я знаю, в чем нуждается Та-Кемет. Что действительно нужно нашей земле. И мне точно хватить сил и воли, чтобы…

— Я объявляю своего сына наследником Та-Кемет, — прервал ее на полуслове пер-А.

Джехутимесу услышал, как дыхание сестры перехватило.

— Что… ты… что?

— Ты все слышала…

— Он сын наложницы! У него нет права на Черную землю!

— Знаю, — он медленно повернул голову к ней, — зато у Нефру-Ра есть.

Хатшепсут побледнела:

— Только не говори мне, что хочешь…

— Я уже передал свою волю Верховному жрецу… он уверил, что Амон… даст… согласие… на этот союз.

— Ты что… ты что сделал?

— У меня тоже не было права, — прохрипел пер-А, — но я стал Аа-Хепер-Ен-Ра… хоть за что-то могу сказать тебе спасибо.

— Ты не посмеешь!

— Херу сказал свое слово, — молвил Джехутимесу, отворачиваясь. Тело стало содрогаться от лихорадки. — А теперь, прошу, позови сюда мою Исет… Я хочу держать ее за руку.

Чувствуя, что закипает от гнева, подобно котлу с горячей водой, Хатшепсут спешно покинула покои супруга, не удосужив последнего даже мимолетным взглядом.

Джехутимесу был не против. Последние годы он лишь терпел навязанную законом жену. Хоть и в тайне признавал, что сам виноват. Это была плата. Плата за то, чтобы стать пер-А. И он терпел. Терпел в надежде, что Хатшепсут подарит ему наследника. Того, кто станет новым воплощением Херу. Поведет людей за собой. Приведет Та-Кемет к славе, которую та заслуживает. К которой не смог привести он сам. Но боги повелели иначе. Хатшепсут родила ему дочь, очаровательную Нефру-Ра. Он любил ее, несмотря на то, что та унаследовала частичку характера своей матери. Милая малышка со слегка вспыльчивым нравом. Но она не устраивала пакости. Не унижала его, как Хатшепсут. Хотя та постоянно настраивала дочь против отца. Нефру-Ра много времени проводила с Сененмутом… этим зодчим… который с повеления царицы стал ее наставником…

Хатшепсут говорила, что тот обучает их дочь письменности и обычаям веры, готовя Нефру-Ра будущее Верховной жрицы храма Амона-Ра. Джехутимесу пропускал эти слова мимо ушей. Он прекрасно знал, что назначение зодчего в наставники девочки — всего лишь повод, чтобы приблизить его к личным покоям Хатшепсут. Но пер-А было плевать. Он давно перестал испытывать какие-либо чувства к Божественной супруге, и для него не имело значения, с кем та развлекается по ночам. Его больше беспокоило, какие мысли может внушить Сененмут в неокрепший разум маленького ребенка…

Как бы там ни было, пер-А любил свою дочь. Однако истинным светом для него стал сын от Исет. Его прекрасной, ненаглядной Исет…

Которая вновь держала его за руку…

[1] В Древнем Египте фараон считался живым воплощением бога Гора (Херу).

[2] Хепреш — древнеегипетский царский головной убор. Известен как «голубая корона» и «военная корона». Красилась в синий цвет и украшалась желтыми и золотистыми дисками, символизирующими солнце.

[3] Аа-Хепер-Ен-Ра («Грандиозное проявление Ра») — тронное имя фараона Тутмоса II (Джехутимесу).

[4] Ка — жизненная сила, черты характера или судьба человека. Один из эквивалентов души у древних египтян.

[5] Усир (Осирис) — бог возрождения, царь загробного мира в древнеегипетской мифологии и судья душ усопших.

[6] В Древнем Египте считалось, что фараон после смерти становится Осирисом.