Хенемет-Амон

Павел Сергеевич Марков (2024)

Тень накрыла Египет. Фараон охвачен тяжким недугом. Силы на исходе, и никто не знает победит ли он проклятую болезнь. Кто же станет его наследником? Воля Повелителя ясна, но далеко не все разделяют этот выбор. Великая царица имеет собственные планы на египетский престол. А в это время один наемник получает странное задание. Оно тревожит с самого начала, но перед щедрой платой невозможно устоять. Немало тягот и опасностей поджидают на пути, но они меркнут перед тем, что уготовила ему судьба…

Часть I. Аа-Хепер-Ен-Ра. Глава 1

Я не поступал неправедно ни с кем

И не творил я зла заместо справедливости.

Книга мертвых

Тринадцатый год Аа-Хепер-Ен-Ра

Лучи заходящего солнца окрашивали Уасет[1] в оранжевый цвет. Отражаясь от сырцовых стен, они придавали постройкам оттенок легкой желтизны. Несмотря на поздний вечер и длинные тени, в воздухе продолжал стоять зной. Раскаленный за день, он еще не скоро остынет. Лишь ближе к полуночи прохладный ветерок, дующий с Хапи[2], освежит Черную землю[3], принося долгожданное облегчение. Однако сейчас небесный лик Ра[4] оставался жарким даже на закате, а воды плодородной реки переливались в его свете, подобно драгоценным камням.

Она не могла этого видеть. Ведь перед ней стояла высокая стена, покрытая узорами скачущих антилоп. А небольшие решетчатые окна, сквозь которые лился солнечный свет, располагались слишком высоко. Но ей достаточно было представить. Положив мягкие ладони на шершавую поверхность, она закрыла глаза…

Вот Уасет готовится отойти ко сну. Желтоватые хижины бедняков с соломенными крышами ютятся где-то внизу. Рядами, отсюда кажущимися такими плотными, они выстроились вдоль Хапи на небольших возвышенностях…

Ей это не нравилось. Очень. Ей вообще не нравилось, как выглядит главный город Та-Кемет. Каждый раз, когда она смотрела на него, сердце охватывало пламя.

«Он напоминает огромную деревню нищих оборванцев! Бедняцкий пригород. Лагерь пустынных кочевников! Что угодно, но только не олицетворение величия нашей земли! И ради этого мы изгнали гиксосов[5]?! Ради того, чтобы созерцать это жалкое зрелище?! Уасет заслуживает большего. Та-Кемет заслуживает большего! Они должны сверкать, как лазурит в лучах солнца. Стать символом богатства, славы и процветания! Чтобы о них говорили. Все! От дитя до старца. От запада до востока. От Бабилима[6] до Пунта[7]! Они обязаны восхищать, а не повергать в уныние![5]Он напоминает огромную деревню нищих оборванцев! Бедняцкий пригород. Лагерь пустынных кочевников! Что угодно, но только не олицетворение величия нашей земли! И ради этого мы изгнали гиксосов[5]?! Ради того, чтобы созерцать это жалкое зрелище?! Уасет заслуживает большего. Та-Кемет заслуживает большего! Они должны сверкать, как лазурит в лучах солнца. Стать символом богатства, славы и процветания! Чтобы о них говорили. Все! От дитя до старца. От запада до востока. От Бабилима[6] до Пунта[7]! Они обязаны восхищать, а не повергать в уныние![6]Он напоминает огромную деревню нищих оборванцев! Бедняцкий пригород. Лагерь пустынных кочевников! Что угодно, но только не олицетворение величия нашей земли! И ради этого мы изгнали гиксосов[5]?! Ради того, чтобы созерцать это жалкое зрелище?! Уасет заслуживает большего. Та-Кемет заслуживает большего! Они должны сверкать, как лазурит в лучах солнца. Стать символом богатства, славы и процветания! Чтобы о них говорили. Все! От дитя до старца. От запада до востока. От Бабилима[6] до Пунта[7]! Они обязаны восхищать, а не повергать в уныние![7]Он напоминает огромную деревню нищих оборванцев! Бедняцкий пригород. Лагерь пустынных кочевников! Что угодно, но только не олицетворение величия нашей земли! И ради этого мы изгнали гиксосов[5]?! Ради того, чтобы созерцать это жалкое зрелище?! Уасет заслуживает большего. Та-Кемет заслуживает большего! Они должны сверкать, как лазурит в лучах солнца. Стать символом богатства, славы и процветания! Чтобы о них говорили. Все! От дитя до старца. От запада до востока. От Бабилима[6] до Пунта[7]! Они обязаны восхищать, а не повергать в уныние!».

Однако сейчас Уасет делал лишь это. Вгонял в тоску. По крайней мере, ей так казалось. И в ее планы входило все изменить. Придать городу красоты. Блеска. Величия. Такого, которого он заслуживает. Такого, которого еще не видывал свет.

«Клянусь Амоном[8], все было бы иначе. Если бы не он, то все давно было бы иначе![8]Клянусь Амоном[8], все было бы иначе. Если бы не он, то все давно было бы иначе!онКлянусь Амоном[8], все было бы иначе. Если бы не он, то все давно было бы иначе!».

Она подняла веки. Тонкие изящные брови нахмурились, а нежные ладони непроизвольно сжались в кулаки. Воспоминание о прошлом порождало огонь праведного гнева. Дыхание немного участилось. Тело слегка напряглось. И без того облегающее белое платье еще плотнее прилегло к коже, подчеркивая чуть полноватую, но женственную фигуру и красивую грудь. Золотой усех[9] с головами сокола по бокам тускло блестел в сумраке покоев. Блики от него играли на волевом подбородке. Прекрасные синие глаза, подведенные черной краской, метали искры. Она чувствовала, как на гладких, малость округлых, щеках проступает румянец.

«Тринадцать лет… тринадцать лет псу под хвост… неужели он и сейчас осмелится… неужели все-таки осмелится?! Нет! Не бывать этому! Клянусь памятью отца!».

Она закрыла глаза и заставила себя успокоиться. Дыхание вновь стало ровным. Смуглое лицо разгладилось от морщин. Напряжение отпустило, и она шумно выдохнула.

«Клянусь памятью отца…».

— Ты могла бы стать достойным Херу[10], — сказал он тогда, — жаль, что у меня нет такого сильного сына, как ты…

«Достойным Херу… Нет такого сильного сына, как ты…».

Позади раздались тихие шаги. Кто-то приближался. Кожаные сандалии аккуратно ступали по глиняному полу, однако ей не было нужды оборачиваться. Звук этих шагов она узнает из тысячи других. Осторожная и неспешная поступь крепких жилистых ног, так не свойственных простому зодчему…

Веки поднялись. Взгляд синих глаз снова уткнулся в стену напротив. Но мысленный взор видел Уасет, тонущий в оранжевых лучах закатного солнца.

Шаги стихли в четырех махе[11] от нее. Он покорно выжидал, пока она соизволит с ним заговорить.

Не оборачиваясь, она поинтересовалась. Ее голос отдавал легкой хрипотцой.

— Как он?

— У него лихорадка, о, госпожа моя, — ответил гость сладким тоном, подобно меду диких пчел, — слишком сильная. Возможно улучшение, но… — он многозначительно замолчал.

— Но, что? — нетерпеливо бросила она.

— Но неизвестно, будет ли оно. Пока что… все очень плохо.

— Ясно, — в ее словах не сквозило и толики сожаления.

— Врачеватель сообщил мне, что он не встанет с постели.

— Как долго?

— Быть может, что… уже никогда.

Она поджала губы. Ее глаза сузились.

— Этот нубийский[12] поход стоил слишком дорого, — процедила сквозь зубы она, — а он больше ни о чем другом не думает! Как и его сын!

— Госпожа моя…

— У него нет права на Та-Кемет! — дыхание перехватило, она задохнулась от ярости. Пальцы заскребли по кирпичу. — А он… а он… тринадцать лет я… ар!

— Не гневайся, моя прекрасная госпожа, — вкрадчиво произнес он, — они не стоят твоего божественного покоя.

Она вновь на мгновение прикрыла глаза и шумно вдохнула. Горячий воздух обжег легкие, но заставил сердце биться ровнее.

«Его голос… так приятно слышать его голос. Он успокаивает лучше самых нежных благовоний».

Она снова подняла веки. Дыхание пришло в норму.

Солнечный диск достиг горизонта, коснувшись его нижним краем. Ра готовился к очередной встрече с Апопом[13].

— Верно, — уже спокойно бросила она. — Голова должна быть ясной.

— О, моя богиня, она у тебя подобна чистому небу, — все так же вкрадчиво проговорил он.

Пальцы прошуршали по рисунку антилопы. Руки медленно соскользнули со стены, а затем она скрестила их на груди.

— Пусть у него нет прав, — слова тихо срывались с ее уст, — но я всегда просчитываю наперед. А это значит, надо действовать. Пока еще не поздно. Что скажешь?

— Храм Ипет-Сут[14]? — тут же предложил он.

— Может быть, но… — подумав, она решительно мотнула головой. Черные, как смоль, волосы парика описали дугу и вновь опустились, едва касаясь прямыми кончиками плеч. — Слишком рискованно… и ненадежно.

Она услышала, как зодчий скребет пальцами по бритой голове.

— Тогда мне придется подумать об этом еще немного, — молвил он, — но я обещаю скоро что-нибудь сообразить.

В воздухе повисла тишина, в которой были слышны лишь звуки их собственного дыхания.

Какое-то время она молчала. Ее красивые глаза отстраненно разглядывали кирпичную кладку, не замечая, как покои погружаются во мрак. Наконец, нежные пухлые уста разомкнулись. В словах, сорвавшихся с них, сквозила неприкрытая ненависть.

— Я должна найти решение. Слышишь, Сененмут? Причем как можно скорее! Я слишком долго терпела его… их… обоих!

— Все будет хорошо, госпожа моя. Обязательно, — успокаивающе произнес он, делая шаг вперед, — но тебе стоит успокоиться.

Она обернулась через плечо.

Покои утопали в густом сумраке. Очертания большой кедровой кровати смутно виднелись в дальнем углу. Прохладный подголовник из слоновой кости так и манил, чтобы прилечь. Но она не хотела ложиться… Не хотела ложиться одна.

— Ты останешься сегодня.

Голос стал чуть мягче, но зодчий прекрасно знал, что ее просьба равносильна приказу.

Сененмут низко поклонился:

— Твое желание закон для меня, госпожа.

Ее губы подернула вялая улыбка:

— Тогда принеси мирры и пива. Хочу немного отдохнуть. А потом скажешь, что имеется у тебя на уме.

— Уже лечу, словно на крыльях, — проворковал он, и тихо вышел из покоев. Почти бесшумно, как он это умел. Вскоре звук касания сандалий о глиняный пол растворился где-то в глубинах дворца.

Она же вновь обернулась к стене, закрыла глаза и представила город…

Солнце уже полностью покинуло небосвод, на котором стали высыпать мириады многочисленных звезд. Ни одно облачко не мешало созерцанию красот ночного неба.

Город погрузился во мрак. На улицах зажгли факелы. С высоты дворца они казались такими же маленькими яркими звездами, как те, что сияли наверху. Где-то вдали раздался громкий лай собаки. В зарослях прибрежного камыша шипел встревоженный крокодил. Квакали лягушки. Временами доносились оклики стражников, совершавших обход. Однако в остальном ничто не нарушало наступившей тишины. Уасет отходил ко сну.

Однако ей было не до сна. Голова оказалась переполнена думами. Мысли вились, словно разъяренный осиный рой, в котором глупое дитя поковыряло палкой. Она чувствовала, что едва сдерживаемый гнев готов снова вырваться из клетки, подобно голодному льву.

И лишь вновь раздавшиеся шаги Сененмута помогли совладать с яростной вспышкой.

«Он способен успокоить меня простым присутствием».

— О, Апоп ненавистный! — воскликнул Сененмут, заходя в покои. — Темно, хоть глаз выколи.

— Под кроватью должны быть кремнии, — не оборачиваясь, бросила она, — зажги огонь в треножнике.

— Сейчас все будет, госпожа моя, — пообещал зодчий, пытаясь на ощупь найти прикроватную тумбу из черного дерева, инкрустированную серебром.

Впотьмах он случайно ударился о ножку кровати в виде золотой фигурки льва. Сененмут едва не выронил кувшин с пивом, который держал в правой руке. С тонких губ посыпались приглушенные проклятия.

Не поворачиваясь, она издала беззвучный смешок.

«Он такой смешной, когда ругается».

До носа долетел приятный аромат пшеничного напитка, приправленного медом. Запах мирры благодатно действовал на нее. Кажется, гнев стал отступать, сменяясь усталостью.

Тихо ворча себе под нос, Сененмут поставил посуду на тумбу и полез под ложе, шурша руками впотьмах. Потребовалось несколько мгновений, чтобы он нашел искомые предметы и выполз обратно. Раздался стук камня о камень. Полетели искры. И вот у входа уже горел огонь в медном треножнике. Пламя тихо потрескивало, выхватывая из темноты частички окружения. Покои озарились приятным тусклым светом. Теперь Сененмут мог не бояться расплескать по полу пиво. Ухватив глиняный кувшин, он разлил хмельной напиток по двум алебастровым кубкам и покосился на нее. Она продолжала стоять, молча всматриваясь невидящим взором во тьму.

— Ра справится с Апопом и без тебя, — буркнул он.

— Верно, — тряхнув головой, ответила она и отошла от стены, — я устала.

Зодчий ухмыльнулся:

— Если долго стоять на одном месте, то можно пустить корни.

— Ха!

Сененмут плюхнулся на кровать и ухватил кубки обеими руками. За годы, проведенные рядом с ней, он научился легко улавливать настроение своей госпожи. Вот и сейчас, взглянув на нее, понял, что можно отбросить церемониальный тон.

— Так дай же своим прекрасным ножкам отдохнуть.

Криво усмехнувшись, она сбросила сандалии и расположилась на ложе возле него. Ниже колен тут же разлилась истома. Она ощутила, как сильно гудят ступни. Подголовник из слоновой кости приятно холодил кожу. Со стороны окна доносился слабый ветерок, начинавший остужаться под действием ночной темноты. Запах мирры и звук его голоса заставили полностью успокоиться. Голова стала ясной, но мысли не покидали ни на миг.

Она взяла протянутый кубок и отхлебнула напитка:

— Ммм… Прекрасно.

— Для тебя я всегда выбираю все самое лучшее.

— Я знаю, — она отпила еще немного, — ну, что предложишь?

— Выпьем пива, расслабимся, проведем отличную ночь…

— Я не об этом, — перебила она, — что будем делать с ним?

— А, — в голосе Сененмута невольно просквозило разочарование, — вот ты о чем. Хотела вроде отдохнуть?

— Хотела. Но дела все-таки важнее.

Сененмут притворно застонал:

— Может, отложим все это до завтра?

Она отмахнулась и совершила еще один глоток:

— Отдохнем, когда примем решение.

— Тебе и вправду стоит немного отвлечься…

— Сененмут! — она слегка повысила тон и сдвинула брови.

— Хорошо-хорошо, — сдался он, не рискуя спорить. — Так, чем тебе не нравится мысль с храмом Ипет-Сут? — зодчий в свою очередь отпил пива, осушив кубок едва ли не на треть. — Хапусенеб твой верный подданный. Он сделает все, как полагается. И даже лучше.

— Слишком ненадежно, — недовольная, что приходится повторять, ответила она, — мало ли, что может пойти не так? Я не хочу рисковать.

— Не понимаю твоих опасений, — проворчал Сененмут, отрешенно глядя в сторону.

— Потому, что я умею просчитывать наперед. А ты — нет, — подметила она, вертя кубок в ладони.

Зодчий вздохнул, но спорить не стал. Да и кто он такой, чтобы делать это? Его взор устремился вперед.

У противоположной стены виднелся огромный сундук из такого же черного дерева, как и прикроватная тумба. Ларь украшала синяя глазурь, а по бокам были нанесены желтые изображения Херу.

«В нем она хранит свои любимые драгоценности. А знает ли госпожа, что моя любимая драгоценность — это она сама? О, Амон, надеюсь, что знает. И я не могу расстраивать свою богиню. Значит, придется пойти на риск. Очень большой и серьезный… даже кощунственный, но…».

Сененмут вздрогнул и тяжко вздохнул.

Она покосилась на него:

— Что, мысли кончились?

Зодчий сдержанно улыбнулся:

— Есть еще одна. Она посетила меня, пока я шел впотьмах за выпивкой.

— О, — она согнула ноги в коленях и с нетерпением посмотрела прямо в его карие глаза, — тебе явился сам Джехути[15]? Так, рассказывай, давай!

Еще раз подметив про себя красоту ее синих очей, Сененмут наклонился и прошептал ей кое-что на ушко.

Услышав слова, сорвавшиеся с его уст, она ощутила легкое возбуждение. Изящные пальцы крепче обхватили алебастровый кубок. На щеках зарделся румянец. Однако взгляд стал ледяным и сосредоточенным.

— Что скажешь, моя прекрасная госпожа? — поинтересовался Сененмут, слегка отстраняясь и смачно глотая пиво.

— Хм… — ее рот слегка приоткрылся, холодный взор устремился в сторону, — интересно…

— На что только ни пойду для своей богини.

Она вновь обернулась к нему:

— Интересно, но опасно.

Сененмут пожал плечами:

— Кто не рискует, тот не пьет…

— Опять ты за свое! — поморщившись, перебила она, — Понабрался откуда-то этих словечек.

— Я же был простым зодчим! — извиняющимся тоном ответил Сененмут. — Со всякими оборванцами приходилось дело иметь.

— Ты уже не простой зодчий, — напомнила она, — так что прекращай.

— Как скажешь, госпожа, — притворно вздохнул тот, — значит, эта мысль тебе тоже не понравилась?

Загадочная улыбка промелькнула на ее пухлых устах:

— Я такого не говорила. Я сказала, что это опасно… но мне нравится.

— Ради тебя я хоть с Апопом сражусь, — Сененмут вновь приложился к кубку.

— Хочешь стать джати[16]?

Он аж поперхнулся, выплевывая пиво обратно.

Довольная произведенным впечатлением, она грациозно потянулась, словно дикая кошка:

— Вижу, что хочешь.

Сененмут отставил сосуд и ошеломленно воззрился на нее.

«Боги всемогущие, вот теперь… теперь риск полностью оправдан! И плевать на кощунство! Джати… Скажи мне кто об этом пару лет назад, в лицо бы рассмеялся!».

— Что с тобой, Сененмут? — наслаждаясь его изумлением, проворковала она. — Слишком душно, аль дар речи потерял?

— Ты это серьезно? — просипел зодчий.

Она вскинула тонкую бровь:

— А разве когда-то было иначе?

Он уже собрался склониться к ней, дабы впиться в эти манящие сладкие губы, но она сделала предостерегающий жест.

— Но сначала я поговорю с ним. Быть может, ничего и вовсе не понадобится.

— Конечно-конечно, — быстро закивал зодчий, — все будет так, как ты пожелаешь.

Она улыбнулась и в свою очередь отставила кубок:

— Тогда, пожалуй, на сегодня с делами можно закончить.

Ухватив Сененмута за шею, она притянула к себе. Тот впился в ее уста, с которых сорвался стон удовольствия. Дыхание участилось и стало глубоким, но на этот раз уже не от гнева. Усех был снят с шеи и бесцеремонно брошен на пол. Следом полетел и его схенти[17]…

Огонь продолжал приятно потрескивать в треножнике. По покоям разносился запах мирры, а с берегов Хапи прилетал слабый ветерок. Где-то там, во мраке ночи, Ра начинал свою яростную схватку с Апопом, чтобы на рассвете вновь появиться в сверкающей лодке на небе, заявив о победе.

Ей тоже предстояла битва. Битва за Та-Кемет. И она должна выйти из нее победителем. Иначе и быть не может. Ведь она — достойная дочь и наследница своего отца. Дочь, нареченная Хатшепсут.

[1] Уасет (Фивы) — одна из столиц Древнего Египта. Город располагался в 700 км к югу от Средиземного моря на обоих берегах Нила. Начиная с XI династии, город становится главной резиденцией фараонов и столицей всего царства вплоть до XXII (ливийской) династии.

[2] Хапи — древнеегипетское название Нила и одноименного бога-покровителя реки.

[3] Черная земля (на древнеегипетсокм «Та-Кемет») — название плодородной части Древнего Египта. Безжизненные пески Ливийской и Аравийской пустынь назывались Красная земля («Дешрет»).

[4] Ра — древнеегипетский бог солнца, верховное божество у древних египтян.

[5] Гиксосы — название народов, завоевавших часть Древнего Египта в XVIII-XVI вв. до нашей эры. В их число входили амореи, хурриты и, вероятно, хетты. Изгнаны фараоном Яхмосом I, основателем XVIII династии (Тутмосиды).

[6] Бабилим (Вавилон) — древний город в Южной Месопотамии, столица Вавилонского царства. Один из крупнейших городов в истории человечества.

[7] Пунт — известная древним египтянам территория в Восточной Африке. Был расположен на Африканском Роге (полуостров Сомали).

[8] Амон — древнеегипетский бог черного небесного пространства, воздуха. Позже, при Новом царстве — бог солнца (Амон-Ра). Считался покровителем Фив.

[9] Усех — древнеегипетское драгоценное ожерелье-воротник. Изготавливалось из бусин, драгоценных камней или металлов. Иногда имело фигурные изображения-символы по краям.

[10] Херу (Гор) — бог неба и солнца в облике сокола; человека с головой сокола или крылатого солнца.

[11] Махе — «царский локоть», ок. 52 см.

[12] Нубия — историческая область в долине Нила севернее суданской столицы Хартума и южнее египетского Асуана.

[13] Апоп — в египетской мифологии огромный змей, олицетворяющий мрак и зло, изначальная сила, олицетворяющая Хаос, извечный враг бога солнца Ра. Каждую ночь происходит их битва в подземном царстве, из которой Ра выходит победителем, и наступает новый день.

[14] Ипет-Сут — Карнакский храм. «Избранное место». Крупнейший храмовый комплекс Древнего Египта, главное государственное святилище эпохи Нового царства.

[15] Джехути (Тот) — древнеегипетский бог знаний, Луны, покровитель библиотек, ученых, чиновников, государственного и мирового порядка.

[16] Джати — великий управитель, высшая должность в Древнем Египте. Правая рука фараона.

[17] Схенти — льняная набедренная повязка, спереди напоминающая фартук.