Звезды над урманом

Олег Анатольевич Борисенко, 2015

Из рабства бегут четыре раба. Их нелегкий путь лежит из Средней Азии в сказочную страну Шыбыр, где нет князей и бояр. Вогул Угор уводит беглецов от погони, а в далекой Сибири уже оканчивается царство Кучума, и вот-вот туда придут люди Ермака. Увлекательные приключения героев романа-эпопеи на платформе исторического времени.

Глава 28

— Отче, много неведомого ты мне сказывал давече, да мало чего уразумел я.

— Спрашивай, Никита, а я отвечу тебе, коли что неясно. Ведь порой лучше лишний раз спросить, чем невеждой прослыть, скоморохом или шутом пред людьми себя выставить, — согласился старец, внимательно рассматривая происходящее действие у ногайских юрт.

— Вот про Байкал синий ты поутру сказывал.

— Озеро есть такое в стороне восточной. Вода в нем чистая и светлая, прям как очи голубые у красной девицы. Шибко большое и широкое оно. Такое огромное, что с одного берега только полосочку другого брега и видно. Глубину его измерить не хватит воздуха, коль нырять, но дно видно сквозь его воды, как на ладони горошину. А нарекли его люди байским, то бишь богатым. Бай — это, стало быть, богач. А слово «коль» — «озеро» переводится. Вот и нарекли сие озеро Бай-коль. По-нашему, Богатое Озеро будет. Большое и главное, так я разумею.

— А про реку Ра что растолкуешь? — не унимался Никита.

— Да энто проще пареной репы, отрок. То и есть река великая Волга наша. А Ра — ее исконное название, только нынче на татарский ляд перелажено. Ведь у нас изъясняются как? «Направо», «налево» глаголят. А у них талдычат: «солгА», «волгА». То бишь отмежевали татары с ливонцами границы Руси нашей от реки Салка на Балтии до реки Волги. И не смей, русич, далее границ сих соваться. Вот вам граница слева, а вот вам граница справа. Обложили ироды Русь Великую. Но пала ныне Орда да Казань с правой сторонушки. По другую, левую руку Ливонский орден развалился. Вот вам и солгА-волгА. И дойдем мы теперича, ариев правнук, до озера синего, до самого Байкала. Как и предрекали нам волхвы, пращуры наши, которые звезду опричную в древнем небе разглядели и предсказали возрождение царствия великого.

— Ответь, дядя Гостомысл, и на последний вопрос. А что это за море такое — Хва, Хвал, Хвалское? Али как его? Будь оно неладно! Язык поломаешь, покуда вымолвишь название моря неведомого.

— Да Каспий это, недотепа! Куды наша Ра воды несет, — поучительно похлопал по плечу каменотеса Гостомысл, вглядываясь вдаль. — Кажись, заварушка в стане астраханцев какая-то начинается. Ну-ка, подай-ка огниво, отрок, пора, видно, нам Самурхана Огненного запущать да наших кипчаков из беды выручать, если, конечно, получится вычур задуманный нам сотворить, — распорядился Гостомысл.

Никита сбегал за огнивом к могилке, где лежала сума, и подал старцу.

— Так везде, куды ни глянь, названия татарские-то, отче? А русское где начало?

— Русская речь — она и есть колыбель языков земных. С нее и черпнули воду все народы тутошные.

— А вода тут с какого боку?

— Так она, вода, и есть начало начал жизни бренной. По ней три кита плавают, что землю нашу на спинах носят. Дожди водицей урожай поливают. Реки, моря и озера нам пропитание шлют. И все вечное вокруг ее течет, как водица с ключа студеного. Вода и время точит, камни шлифует. Пожары тушит, хлебушек перемалывает. Да и Иисуса Христа, в которого ты веруешь, Никита, тоже ведь не песком крестили, а водой Иорданской, — передавая вспыхнувший трут каменотесу, закончил старец.

— Ох, и задал ты мне, отче, урок, как будто полжизни грамоте учился, — улыбнулся каменотес.

— Ничего-ничего. Ученье — свет, а неученье — чуть свет, и на бахчу, — пошутил Гостомысл.

— Наработался я в рабстве на бахчах да в каменоломнях, на весь свой век хватит, — вздохнул Никита и, вглядываясь в сторону озера, без сожаления и волнения заявил: — Кажись, кончают кипчаков наших.

— Поджигай хворост немедля! — завопил Гостомысл на каменотеса.

***

— Я аркар Исатай. Привез тебе наказ из Сары Арки. От благородного Хак Назар Хана, того, кто покончил с междоусобицами в ханстве и стал единым правителем земель наших, в которые ты не с добром пришел. Вот стрелы джунгарские, ими убиты сородичи твои. Остуди пыл свой и уходи. Не прав ты, и покарает тебя Всевышний за деяния, тобой сотворенные, — не слезая с лошади, глядя в глаза одетому в дорогой халат воину, вышедшему из юрты, проговорил Исатай.

— Больно дерзок говор твой, аркар Исатай. Не поплатиться бы тебе головой своей за слова надменные, — схватившись за рукоять сабли, сквозь зубы прошипел ногаец.

— Я только передал слова благородного Хак Назар Хана, который в малолетстве жил как сын у вашего ногайского мурзы. А если хочешь услышать слова мои, то готовься еще и к худшим речениям, которые ты, собака безродная, заслужил за разорение улусов и пролитую кровь моих сородичей. Там Всевышний наблюдает за нашим разговором, он не простит грехов, и гореть тебе вечно в огне адском! — отвернув руку с камчой в сторону, бесстрашно вскричал Исатай.

Окружившие всадников ногайцы взглянули на Жаман сопку, куда случайно указал Исатай плеткой. Астраханцы все еще находились под воздействием животного страха прошлой ночи.

— О Аллах! — разнесся вопль трехсот глоток.

У самого Исатая от увиденного чуда застучали от страха зубы. Над вершиной сопки поднялось огромное оранжевое облако. Оно подобно ядовитому грибу клубилось шляпой в сером осеннем небе и зловеще раскачивалось на тонкой ножке. Постепенно ужасное облако обрело лик чудища невиданного. А минуту спустя начавшее было развеиваться ветром чудовище вдруг снизу обросло огромными дымовыми кольцами и шарами, которые, как щупальца осьминога, одно за другим вздымались в серое небо.

Перепуганные воины сразу же увидали в них знамение. Кому-то из них мерещилась страшная рожа Самурхана, кому-то — купола мечети, а некоторым — скачущая на них конница с огненными колесницами. Все они один за другим упали на колени и уткнулись лбами в каменистую землю.

Не стали исключением и Исатай со своими проводниками.

— О! Огненный Самурхан, не гневайся! О, просим тебя! — взревели триста три глотки.

Облако дыма внезапно переменилось на серо-белый цвет, и все увидали руку, которая потянулась в сторону ослушников, как бы пытаясь схватить каждого из них и утащить в огонь адский.

Через секунду все бесстрашные воины были уже в юртах. Исатай, прижавшись к ногайскому начальнику, как к родному брату, дрожа всем телом, прошептал

— Не гневи небеса кара-суек более…

— Уходим! Уходим! С восходом нас тут не будет, клянусь, таксыр Исатай!

И только невинные божии создания, лошади, мирно паслись на поле, не обращая внимания на всеобщую панику. В отличие от глупых людей, они не верили в суеверия…