Звезды над урманом

Олег Анатольевич Борисенко, 2015

Из рабства бегут четыре раба. Их нелегкий путь лежит из Средней Азии в сказочную страну Шыбыр, где нет князей и бояр. Вогул Угор уводит беглецов от погони, а в далекой Сибири уже оканчивается царство Кучума, и вот-вот туда придут люди Ермака. Увлекательные приключения героев романа-эпопеи на платформе исторического времени.

Глава 29

Вогул вернулся из тайги, весь покусанный дикими пчелами, но довольный и счастливый. Поставив на пол берестяной бочонок и улыбаясь, взглянул на кузнеца, который отбивал косу. Рядом с камнем, служившим наковальней, лежало еще штук двадцать ржавых литовок без черенков.

— О-хо-хо! Вот это рожа! Где ж тебя так угораздило?

— Мед собирал.

— А мозгов-то нетути? Дымом нужно было их курнуть из дупла. Шаманом прикидываешься, свой народ дуришь, а бортничать не могешь.

— Думал, на мороз не вылетят. Вон и лед уже в ручье встал. Снег лежит, а они не спят еще, бесы, — растирая распухший нос, оправдывался вогул.

Архип отложил косу в сторону и присел на чурбан, вытирая руки о тряпицу.

— Медовуху что ли задумал поставить? Так в кузне ночью холодно, я же огонь тушу опосля работы, не поспеет, — улыбнулся кузнец, все еще разглядывая покусанное лицо шамана.

— Снадобье сотворю чародейское, что женам бая варил для поднятия утешного духа. Оленину и рыбу опосля поменяю на стойбище в Атлымских юртах.

— Шаман ты, Угорка, багдадский! Всех тебе надобно вокруг перста обвести! Давай-ка лучше браги поставим на меду. Не зря же тебе морду покусали мухи полосатые. Почитай четверть веку не веселился раб божий Архип. Попляшем да побузим малость. А я тебе любовный дух кулаками подниму, ох, и люблю я драться по энтому делу! По молодости, помню, супротив троих выходил с дубинами. Только дубины и трещали о хребты тощие, — слизывая мед с пальца, усмехнулся кузнец.

Вогул отобрал у кузнеца бочонок с медом и спрятал его за спину, с опаской посмотрев на кулачищи Архипа, вспоминая, как тот завалил лошадь вместе с ногайским воином. Содрогнулся, представив коваля, сворачивающего, как курице, холеную шею толстого Узун Бека, и, прищурившись, тихо заявил:

— Архип, когда моя тайга пойдет, пляши и бузи. Мне охоты нет на хмельной мед да на тумаки твои напрашиваться. Я не твой баба. А будешь задираться, в медведя превращу.

— Жаль, Угорка, что добром мед не желаешь отдать. Придется силой забирать, — направился Архип к шаману, стараясь преградить ему путь к двери.

— Мне мало надо, остальной мед тебе отдам, — наконец-то сдался вогул.

— Ну, тогды лады. Смотри, не надуй дружка. А то разобижусь. А пошто в медведя меня хотел превратить, а не в зайца или кедровку какую? — вставая, спросил Архип.

— Зайца кормить нужно, проку от него никакого. А косолапого кормить не надобно. Ты зиму всю проспишь, лапу пососешь, а весной я тебе прикажу мед собирать для меня, — потрогав свой распухший нос, рассмеялся вогул.

Кузнец усмехнулся:

— Шутник ты, однако, — и, представив себя спящим в берлоге, поднеся свой огромный кулак со скрученной дулей к распухшему носу друга, добавил: — Нельзя меня в медведя. У меня лапа в рот не влезет.

— Это ты где железяк-то столько сыскал? — разглядывая ржавые литовки, поинтересовался вогул.

— Так это твои родичи, остяки, приволокли. Они, оказывается, у купцов новгородских меняют пушнину на косы. А неведомо им, остолопам, что косы-то отбивать надобно да оселком править. Помашут по бурьяну да бросят за чум, как затупленную, вроде как за ненадобностью. А потом ждут зимы, когды новгородские надувалы приедут. А тем это и надобно. Литовки-то легкие, в обозе место мало занимают, а цена велика. Вот на мех и меняют, разбойники. Царь Иоанн запретил им шабриться по Перми, так они сюда обходным путем приладились нырять. Новгород-то вообще Москву не празднует. Все на запад поглядывает да перечит супротив власти первостепенной. А то и католический крест лобызнуть норовит. И под Литву, и под шведов лечь.

— Что означает шабриться?

— Шкуру без пользы тереть. Промыслом черным заниматься, как они поступают. Ну, ничего, пусть сунутся со своим протухшим товаром, враз охладят пыл свой барыжный.

— Опять чудными словами бросаешься?

— Таки тебе прозвище «барыга» не понятно?

— Ага.

— Это от татарского слова «бар», то бишь «есть». Слово «га», как я уразумею, стало быть, «товар», в наличии имеется, но дохлый и никчемный. «Бар», «болгыр» — есть, но не ладен. Вот в сборе «барыга» и слепился, — пояснил Архип.

Внизу лога затявкали собаки и сразу же, радостно заскулив, примолкли.

— Человек, однако, — насторожился вогул, выглядывая из кузни.

— Кого-то на ночь глядя нелегкая принесла на собачьей упряжке, — проворчал Архип, выходя вослед за Угором.

***

Исатай натянул поводья. Перед ним, словно из-под земли, выросли два волхва. Дорога проходила через ложбину, по низине которой еще стелились остатки желтого дыма. Появившиеся люди в длинных белых рубахах были так загадочно страшны, что если бы у Исатая не текла в жилах кровь великого Чингис Хана, то он бы уже мчался обратно к юртам ногайцев.

Переборов в себе страх, Исатай поздоровался первым:

— Селеметиз бэ физзатты адамзат³².

— Добрый день, храбрый воин, — отозвался из желтого тумана старец.

Гостомысл подошел к Исатаю и подал свиток, перевязанный тонким шнурком.

— Отдай Валихану. Это важно.

— Хорошо, отец, я сделаю, как ты сказал.

— Он не должен попасть в чужие руки.

— Не попадет, — заверил Исатай, внимательно вглядываясь в лицо второго волхва, который, словно камень, стоял за спиной старца.

— Похож ты на моего раба беглого, — произнес, обращаясь к Никите, воин.

— Все мы друг на друга похожи. Сегодня он спас тебе жизнь, пуская дым. Вчера я протянул тебе руку, когда ты тонул в Исиле. Небеса указывают тебе навсегда отказаться от забот своих насущных и заняться более важными делами, — загородив собой Никиту, ответил Гостомысл, показывая пальцем на небо.

— Кажется, истину ты изрекаешь, аксакал, — легонько ударив камчой по крупу коня, согласился Исатай. — Керискенше хош болыныз эулие адам. Сау бол³³.

— И тебе не хворать, мил человек, — кивнул Гостомысл, пропуская всадников.

Проезжая мимо второго волхва, Исатай еще раз вгляделся в его лицо. Никита, окаменев от страха, смотрел, не мигая, в глаза своей смерти, которая, проезжая мимо и разглядывая беглого раба с головы до пят, наверное, навсегда оставляла его в покое…

Примечания

32

Селеметиз бэ физзатты адамзат — Здравствуйте, уважаемые люди.

33

Керискенше хош болыныз эулие адам. Сау бол. — До свидания, святой человек. Будь здоров.