Звезды над урманом

Олег Анатольевич Борисенко, 2015

Из рабства бегут четыре раба. Их нелегкий путь лежит из Средней Азии в сказочную страну Шыбыр, где нет князей и бояр. Вогул Угор уводит беглецов от погони, а в далекой Сибири уже оканчивается царство Кучума, и вот-вот туда придут люди Ермака. Увлекательные приключения героев романа-эпопеи на платформе исторического времени.

Глава 13

Архип остановил вогула, когда тот попытался вытащить стрелы из тел убитых ногайцев.

— Оставь, Угореша, пусть ногайцы думают, что их людей убили богатые воины. Коней тожа не трогай! Оружия никакого, окромя ножей, не брать, пущай полагают, что это джунгары их побили. Лук-то со стрелами ойратские. Да следы своих ног заметите, демоны! Мордушку в реку! Чего встали? Мертвяков не видали!? По колено в воде идти! Чтоб и следа не оставить!

И беглецы бросились вниз по течению.

Кенжеболат, не дождавшись лазутчиков, послал в сторону реки десяток воинов c напутствием в бой не вступать, а разведать, куда пропал Зайнулла с двумя нукерами. Через час воины нагнали отряд, приведя в поводу трех лошадей с перекинутыми через седла телами убитых.

Кенжеболат, подъехав к телу Зайнуллы, с силой выдернул стрелу.

— Джунгарская, — осмотрев ее, объявил он.

— Две луны назад, благородный, сотня джунгар прошла к белым могилам, они не ушли далеко, — склонив голову, напомнил ему его правая рука Кылышгерей.

— Смерть! Смерть монголам, нарушившим обет пропустить нас через степь и убившим наших братьев! — подняв копья, вскричали воины.

Кенжеболат дождался тишины:

— Нас не простит великий предок Эмир Эдиге, если не отомстим за кровь наших сородичей! Похороним с честью павших воинов и через час выступаем! А хан Кучум подождет! Мы настигнем ойратов и вырежем всех до одного! Их сотня, нас три сотни! Я все сказал!

И гром восторженных криков заглушил последние слова его.

***

Исатай вопросительно посмотрел на Еркена.

— Ты воин. Твоих нукеров убили джунгары. Наш бай Валихан интересуется, не вожделеешь ли ты выступить в восстании против них? Оно будет весной, когда вновь монголоиды вернутся на наши земли.

— Я согласен, отец. Нет мне дороги домой, пока не пролью кровь хоть одного ойрата, — прошептал Исатай.

— Валихан желает тебе выздоровления и передает тебе сурковый жир, настоянный с тибетским алтын-корнем. Это поможет пробитому легкому, которое у тебя медленно заживает.

— А что за девушка ухаживает за мной?

— Моя дочь Ботагоз!

— Я женюсь на ней, — просто и чистосердечно молвил Исатай, как будто вся степь уже была согласна с его решением.

— Мы бедные люди, не спеши принимать решение.

— Я тоже небогат.

— Давай поговорим об этом, когда ты вернешься с победой. А пока обещаю, что не выдам ее замуж до твоего приезда. Сам потом примешь решение, — закончил разговор Еркен, вставая.

— Жаксы, отец, — прошептал Исатай и стал погружаться в сон.

Он был еще слишком слаб, чтоб разговаривать так долго.

***

Когда пыль в степи, поднятая удаляющимся отрядом Кенжеболата, осела наземь, вогул поднялся с травы и, хитро прищурившись, сказал:

— Ты, однако, Архипка, великий шаман! Большая хитрая лиса и умный муж, как росомаха. Ты победил Астраханских татар, потеряв всего две стрелы.

— Злоба затмила их разум. Я ведь коваль и знаю, сколь стоит кованый с нанесенным орнаментом наконечник. Ни один воин даже в мыслях себе не допустит, что в нищей степи найдется скоморох, который, выпустив такую дорогую стрелу, не заберет ее назад. Да и стрел-то таких в степи не сыскать днем с огнем.

— Пойдем, браты, далее, а то совсем мы тута засиделись, — предложил Никита.

— Нет, мне нужно пообщаться с духами предков и увидеть будущее, чтобы определить наш путь, — отрицательно кивая головой, возразил вогул, доставая из мешочка порошок сушеного изрекающего гриба, который приготовил еще днем.

— А мне можно узнать наперед, что со мною станется? — поинтересовался Никита.

— Тебе не нужно это знать. Ежели со мной не пойдешь, то дыба царева будет, а пойдешь — я сам смотреть дорогу буду, — ответил вогул, беря двумя пальцами малюсенький, с булавочную головку, камушек изрекающего гриба.

— Дай попробовать, бес ты шаманский. Жуть как на дыбу свою одним глазком глянуть хочется.

— Хошь, пробуй. Вогулу не жалко. Вогул добрый. Тока шибко много не бери, а то не на ту дыбу попадешь ненароком, — пожав плечами, согласился вогул и проглотил свой комочек.

Глаза его закатились, и он, сидя на траве, закачался в такт какой-то заунывной песне, которую загудел в трансе.

— Архипушка, уж дюже хочется. Можно и я взгляну на дыбу царскую? — взмолился Никитка.

— Да пес с тобой. Грызи свои грибы. А я покараулю вас, покудова подметки у волчих сапог правлю. Уж раз тебя совсем Господь ума-разума лишил, то поступай как знаешь, — неожиданно согласился Архип, разглядывая грязный палец правой ноги, торчавший из протертой волчьей шкуры.

Никита схватил мешочек, лежавший подле вогула, и зачерпнул из него целую осьмушку.

— Э! Э! Э! Ты так много не ешь! — закричал Архип, но каменотес уже проглотил порошок, облизав ладонь.

Глотнул, икнул и, закатив глаза, плюхнулся на спину, раскинув ноги и руки в разные стороны.

Солнце катилось к закату. Ветерок игрался с листвою. Архип ивовой корой мастерил и чинил обувку. Вогул качался из стороны в сторону. А Никитушка стонал, охал, корчился и дергался, как будто и впрямь висел на царской дыбе.

Угор вышел из транса первым. Сходив к речке, умылся, подошел к Архипу.

— Вон, глядь на него. Твоего гриба испробовал, дурень, — кивнул Архип на Никиту, продолжая как ни в чем не бывало точить обувку.

— Тошно там ему. Ой, тошно! Куды ж ты попал-то, Никитушко? Неужто хуже есть на земле место, чем изба приказная? — присев на корточки и разглядывая мучительные судороги каменотеса, запричитал Угор, качая нечесаной головой.

Никита вскоре начал приходить в себя.

— Подпишусь! Подпишусь! Ей-Богу! Как на духу! — кричал он в бреду, извиваясь на земле. — Во всем каюсь! Токмо снимите меня с дыбы, опричники дражайшие…

Каменотес очнулся. Сел. Вытер холодный пот со лба. Осмотрелся по сторонам.

— Ух, робяты, ну и ну. Такого и ворогу не восхочешь. Оказался я в стороне неслыханной, в подвале каменном. Лампады горят, а дым от них не идет. Музыка играет, а дударей не видать. И кабы-то сия музыка со стены из коробочки доносится. А пытал меня боярин-опричник. Холеный такой, важный. Шаровары синие с лампасами. Кафтан зеленый. В ремнях скрипучих весь да в сапожищах заморских. Усов, бороды нетути, скобленный, стало быть. Ну прям как ливонский пан. Подвесил меня на дыбу и рвет за бороду: «Признавайся, мышь старообрядная, как супротив народной власти игитировал!».

— Говорил я тебе, дурень, не ешь гриба много! — расхохотался Архип, надевая починенную обувку. — Придумал тоже! Боярин и без бороды!

Через час начало темнеть, и беглецы двинулись в путь…