Кара Булганака. Роман

Константин Стерликов

В мае 1942 года солдаты 510-го зенитного дивизиона вместе с медиками полевого госпиталя Крымского фронта, попав в окружение и не пожелав сдаваться врагу, спустились во мрак Булганакских каменоломен… Они создали грозную подземную цитадель, не дававшую покоя оккупантам ни днем, ни ночью… Они сражались на грани всего мыслимого. Они победили, несмотря ни на что. Они выиграли невозможную схватку, многие так и не увидев голубого неба, уйдя в угрюмый камень бескрайнего подземелья Булганака… Книга содержит нецензурную брань.

Глава 5. Встреча во Тьме…

28 мая 1942 года в Булганакских каменоломнях, в штабе отряда собрались старшие командиры. За столом из ящиков от снарядов, в свете фонарей «летучая мышь», склонились над картой старший лейтенант Михаил Светлосанов, комиссар Валериан Гогитидзе и младший лейтенант Елкин. Чуть поодаль, в углу, радист сержант Дементий Гегечкори настраивает рацию.

— Немцы, похоже, поняли наши серьезные намерения, — докладывает обстановку Елкин, — и тоже обстоятельно взялись за дело.

Нас окружили плотным кольцом армейских частей и мертвой зоной в 200—300 метров, в зависимости от характера местности.

— Насколько сильная линия обороны? — спрашивает Светлосанов, — Бреши есть?

— По данным разведки, достаточно мощная и продуманная, — отвечает Елкин, — Минные поля, колючая проволока, окопы в несколько рядов, пулеметные точки, много пехотных подразделений, саперные части и минометные батареи… разнокалиберные — от легких, до тяжелых новых шестиствольных! У них убойная сила, как у полевых пушек. Снайперы еще появились — проверяли на приманках — бьют безупречно. Начинают возводить дзоты. Наши секретные лазы пока не обнаружили.

— Значит, мы блокированы, — задумчиво произносит Светлосанов, — Собственно этого и стоило ожидать… Немец тоже далеко не дурак! Сети плести они умеют…

Наши каменоломни достаточно протяженные, может, есть выходы за полосой обороны фашистов? Это бы нам здорово помогло…

— Пока не обнаружили, — говорит Гогитидзе, — исследуем, будем искать! Мы едва на своем участке с обустройством разобрались, да охрану у известных входов выставили, а тут вокруг — настоящее море камня! Бескрайнее… Заблудиться в два счета… При невероятно запутанном лабиринте глубина до 30 метров доходит, это не шутки! Система очень сложная, месяцами, если не годами нужно изучать. Все очень непросто и непонятно.

— Нет у нас никаких месяцев, Валериан Сафронович! — строго отрезает Светлосанов, — Нам надо знать территорию базирования как свои пять пальцев! Иначе жди гостей… Враг тоже не дремлет! Если мы фашистов пару раз отпугнули в тоннелях, это еще не значит, что они в другом месте не полезут! Будем ходить и изучать, методично, шаг за шагом, каждый поворот, каждый камень… Это вопрос жизни и смерти! Создадим дежурные команды и все по очереди пойдем в дальнюю разведку катакомб. Будем составлять подробную карту. Это необходимо. Может, откроется что-то интересное. Что со связью, Дементий?

— Пока ничего, — отвечает Гегечкори, — эфир забит немецкой речью… На наши позывные никто не откликается! Слой камня очень внушительный, большие помехи… Надо антенну вытягивать наружу, может тогда дело лучше пойдет.

— Тяните, — сурово чеканит Светлосанов, — не медлите! Нам связь нужна как воздух. Надо узнать обстановку вокруг нас и соответственно принимать решения. Боевые действия лучше координировать с операциями на фронте, а не идти вслепую…

— Даже если наш услышат, — замечает радист, — вряд ли будут с нами говорить!

— Это еще почему? — восклицает Гогитидзе, — Чем мы провинились?

— Не провинились, товарищ комиссар! Дело совершенно в другом, — поясняет Гегечкори, — при отступлении или крупной передислокации меняются коды и шифры… Обычная практика. Наши призывы могут принять за провокацию немцев. Так что все это очень ненадежно.

— Что ты предлагаешь? — пристально смотрит Светлосанов, — Бросить совсем рацию?

— Нет, — улыбается Дементий, — Внимательно слушать и немцев, и наши сводки, когда сумеем перехватить… На основании всей информации выстроить общую картину происходящего в нашем районе.

— Толково! — одобряет Светлосанов, — Хоть что-то будем знать. Как с внешним наблюдением? Известно еще что-то помимо фашистской блокады?

— Да, кое-что есть, — сообщает Гогитидзе, — в юго-восточном направлении идут сильные бои и днем и ночью. Похоже, там сражается крупная группировка наших войск… Это тоже район старых выработок — каменоломен. Может, там еще линия фронта проходит.

— Будем производить разведку, — твердо заявляет Светлосанов, — и лучше — подземную! На поверхности сейчас любое появление чревато большими жертвами. Поэтому наш козырь — это подземелье и темнота! Будем привыкать, и обживаться в новых условиях.

— Место нам досталось, конечно, очень необычное, — задумывается Елкин, — в плане скрытности понятно и все надежно. И снаряды не пробивают, и нас не разглядишь и не найдешь, как ни старайся…

Но сами условия обитания здесь… Холод, пронизывающий до костей, в шинелях мерзнем! Тьма как болото утягивающее, брошенные подземные выработки, растянутые на десятки километров! Как будем контролировать такую громадную площадь? Нас не так много…

— Страхом… — улыбается Светлосанов, — Фашисты не знают, сколько нас и где мы конкретно находимся. Тьма и каменный лабиринт наши союзники, а не враги!

Мы как призраки, будем появляться, и растворяться во мраке. И где мы возникнем в следующий раз, предугадать невозможно. А по площади катакомб поставим посты на пересечении главных узлов галерей… И пусть попробуют нас взять! Мы везде — за каждым неприметным камнем, в каждой скользящей тени, в каждом темном углу… Им никаких сил не хватит! Простое оружие здесь уже бесполезно. Тут другая схватка разворачивается…

— Лейтенант прав, Михаил Викентьевич! — замечает Гогитидзе, — Людям непросто будет в таких подземных условиях. Это не казарма и не окоп, где вся привычно и понятно. Солнца нет. Воздух спертый, тяжелый… Холод опять же, постоянная темнота. Здесь особый подход нужен. Не каждый к этому готов! Я буду с солдатами лично беседовать. Укреплять и оттачивать их дух и волю! Чтоб выдержали все подземные испытания.

— Все правильно. Дело говоришь, Валериан Сафронович! — поддерживает Светлосанов, — Без внутренней силы и убежденности любое оружие — хлипкая деревяшка или железка. Сердца надо зажигать, чтоб полыхали как ночной пожар!

— Не сомневайся, командир! — воодушевляется Гогитидзе, — Зажжем… Будут так гореть, что в этой тьме катакомб станет светло как днем! Кровь в жилах будет огнем неистовым полыхать, глаза молниями сверкать, воля как горы к небесам поднимется! Победа будет за нами!

— Мы все ушли сюда, — добавляет Гегечкори, — в каменную пропасть осознанно… Сделав свой выбор! И других вариантов для нас больше нет. Кто хотел — тот сбежал к проливу, как трусливый шакал… А мы будем сражаться, сколько сил хватит!

— Я уверен в нашем дивизионе, — заключает Гогитидзе, — но свою комиссарскую работу буду проводить еще интенсивней и глубже… Каждый может оступиться или поддаться слабости. Наш бой непростой и тяжелый. Я должен быть рядом.

— А насчет огня… — усмехается Елкин, — Мы тут уже пошалили слегка! Ночью, ближе к утру, когда немец дрыхнет, выкатили наших красавиц спаренных пулеметных, добавили ракет, сигналок — их целые ящики остались и задали жару! Пулеметные очереди как змеи прошивают всю степь… Ракеты вспыхивают везде — небо полыхает, как будто целый полк в тылу у фрицев высадился! Мы еще сирены — с десяток ручных «ревунов» включили, вот так потеха началась! Акустика в скалах знатная. Натурально атака с воздуха! Вот получился праздник и фантастическая иллюминация! Нашим бывшим царицам такое и не снилось! Фейерверк неописуемый! Фашист в окопах аж подпрыгнул… Ополоумел! Понять не может, что к чему. Умора! Настоящее Светопредставление… Пока они челюстями щелкали, наблюдая воздушные узоры, и выискивая в темноте неба наши самолеты, мы с флангов зашли и знатно их потрепали! Пока мы в окопах пехоту долбили, их прожектора небо режут туда-сюда, зенитки просто захлебывались, расстреливая пустое пространство. А мы их во мраке ночном тихо давим, как паразитов несносных. Славно прогулялись!

А потом, только мы скрылись, они вдогонку свою какофонию минометную включили! Будто землетрясение началось! А нас уже не достать. Они только вход обвалили и все…

— Кончились у них спокойные дни! — довольно сияет Гогитидзе, — Спать мы им теперь точно не дадим! Они это уже уяснили — сами уже на взводе… По ночам палят с перепугу от каждого шороха или просто от нервов. Знают, псы нацистские, чем для них южная ночь может обернуться!

— Что ж, отлично! — резюмирует Светлосанов, — То, о чем я и говорил, они уже нас боятся! Дальше — больше. Стянут войска. Пойдут еще раз на штурм, понесут потери. Что нам и нужно!

Каждый бой здесь — это облегчение положение на фронте. Фашистских сволочей надо бить везде, во всех уголках земли, в лоб, в спину — куда угодно, главное бить!

Тогда и общее дело быстрей пойдет и Победа не за горами будет!

— Вроде европейцы, претендуют на культурную нацию, — усмехается Гегечкори, — а элементарных вещей не понимают. Бесполезно с нами воевать! Как можно победить горы и Солнце? А мы сейчас, как и они, за Жизнь боремся! Как предки наши! И Правда на нашей стороне!

А все лживое и темное, хищное и алчное обречено на позорную Смерть!

— Мы этой войны не хотели, — гневно произносит Елкин, — гансы сами напросились, все здесь и останутся! У них другой дороги, кроме черной пропасти, нет!

— Вот мы ее здесь и организуем, — подмигивает Светлосанов, — в лучшем виде! Так нам нужно еще подумать…

В коридоре внезапно раздается шум. Инстинктивно, все тянутся к оружию. Из густой темноты выныривает сержант Егоркин, весь неузнаваемо в белой известковой пыли.

— Ты откуда такой взъерошенный, Алексей? — спрашивает Гогитидзе.

— Типа шухер, товарищи, — сержант прислоняется к выступу, тяжело отдышавшись, — в смысле тревога!

— Что стряслось? — внимательно смотрит Светлосанов, — Говори скорей…

— Похоже, фрицы в штольнях…

— Вот те на! — восклицает Елкин, — Каким образом? У нас все блокировано! Сквозь стены прошли что ли?

— Хрен их знает… — сплевывает известковую крошку Алексей, — Но сидят над нами, на верхнем ярусе.

— Вот это поворот событий! На все девяносто градусов, — изумляется Гегечкори, — Это как мы их проморгали?

— Видимо, недооценили мы врага, хотя были предельно внимательны и осторожны! — хмурится Светлосанов, — Слишком самонадеянны были. Но если все-таки противник нас перехитрил, но каким образом, мы же как в коробке сидим, с закрытой крышкой? Как они могли появиться у нас незаметно после всех атак и пройти посты? Что-то тут не то…

— Каменоломни большие, — замечает комиссар, — наверняка лазы еще где-то есть… Может из местных кто скурвился, помог! Есть такие — за банку немецкой тушенки мать родную продадут, не то что, Родину! Вот и нашлись проводники, привели псов прямо к нам!

— Ты уверен, что это немцы? — Светлосанов пристально смотрит на сержанта, — Хорошо разглядел?

— Ну… не глаза в глаза конечно, — рассказывает Егоркин, — но с близкого расстояния, видел в щель… Сидят у костра, причем костер у них почти незаметный, по всем правилам разведки сделан, прикрыт, сразу и не заметишь! И с фонариками по тоннелям ходят, все что-то ищут, факелов нет, а фонарей много, что не характерно для наших отступающих частей, и лучи у них не как наши с желтизной, а белые немецкого производства. И самое главное, тут уж никаких сомнений — балакают не по-нашему! Речь чужая, это я точно разобрал! Точно они!

— Тебя не заметили? — напряженно спрашивает Елкин.

— Нет. Я осторожно, аки мышь! — улыбается сержант.

— Сколько их? — снимает со стены висящий автомат, Светлосанов, — посчитать успел?

— Темно было… Но судя по голосам, лучам фонарей и прочим приметам около 10—15 человек точно, не больше…

— Как раз количество для опытной диверсионной группы, — констатирует Гогитидзе, — надо их резать по-тихому! Пока не расползлись по каменоломням по 2—3 человека для выполнения подрывной работы любого профиля — от взрывов до устранения командного состава. У них это отлажено, как конвейер работает. Поди, еще в нашу форму одеты. Медлить нельзя, их надо давить, чем быстрее, тем лучше. Изучить местность и засаду устроить для других вражеских групп.

— Комиссар как всегда прав! — оглядывает всех Светлосанов, — Поднимайте 2 взвода — Азарова и Кобы и все туда… Далеко это?

— Нет! — оживляется Егоркин, — Самое тревожное, что совсем рядом… Не на окраине, а в расположении нашего гарнизона!

— Ничего! — успокаивает Гогитидзе, — Фриц дурак, сам пришел! Смерть уже нашел! В путь, товарищи!

На запутанно-изломанной границе между верхним и нижним ярусами катакомб, пробивается тусклый призрачный свет из одного из узких проходов… Недалеко, слившись со скалами, затаились красноармейцы Светлосанова.

— Ну, что, когда пойдем? — шепчет Гогитидзе, — А то руки настоящего дела просят… Святого Возмездия! Мы уже на одном уровне с ними. Пора, момент самый удачный, а то уйдут…

— Сейчас присмотримся, — почти оцепенело, не отводит взор от группы противника Светлосанов, — бить надо наверняка, в самый подходящее время и в десятку! Чтобы враг и понять не успел, что происходит…

— Мутно все, — чуть опускает ствол автомата Елкин, — ни черта не видно. Маячат как привидения!

— Странные они какие-то, — недоумевает Гегечкори, — на военных не очень похожи…

— С чего ты взял? — приглядывается Елкин, — Фигуры обычные и весьма увесистые!

— Осанка у них не тянет на разведку, — говорит радист, — и штурмовиков, да и вообще на какое-либо спецподразделение! Движения бестолковые, очень безалаберные, развязанные, суетливые, почти гражданские. Диверсант скользит как тень, крадется как кошка, ступает как мышь, проносится как дуновение ветра. Его захочешь — не заметишь! А эти, гляньте — увальни… шатаются как пьяные медведи!

— А ведь Дементий прав, — поворачивается к подчиненным Светлосанов, — Какие-то они не такие! Надо бы их прощупать как-то…

— А может шмальнуть по ним всем нашим народным хором, — выдвигается вперед сержант Егоркин, — и дело с концом, и никаких сомнений! Отсюда удобно… А там разберемся, кто они — «СС», «СД» или еще какая холера, но что не наши — факт! Позиция у нас, как раз что надо… В минуты всех положим до одного! Пискнуть не успеют…

— Расстрелять их всегда успеем, — размышляет Светлосанов, — наше положение действительно выгодное — они почти в тупике. Тут все-таки понять надо. Зачем они здесь. Как попали и главное кто они. Уж и вправду, больно подозрительные. В смысле не типичные военные…

— Да что там понимать, командир! — горячится Елкин, — По мне так пару гранат для начала, потом магазин разрядить от души, и повязать тех, кто останется… Лешка прав, речь то не наша!

— Ну, правда, что ждем, Михаил? — теряет терпение Гогитидзе, — Пока разбегутся по щелям, как тараканы, ищи их потом в этой беспредельной каменной бездне… Атаковать надо и прямо сейчас!

— Может вы и правы! — колеблется Светлосанов, — Ладно, всем приготовиться! Огонь по моей команде. И сильно не увлекайтесь, нам пленные нужны! Работаем аккуратно!

— Все будет как на хирургическом столе… — улыбается Елкин, поглаживая корпус оружия, — Уж что-что, а стрелять мы умеем, хошь из зенитки, хошь из автомата!

Немецкие прославленные асы, что в степи валяются, в сгоревшем железе, красноречиво подтвердят…

— Вон там в углу, в темноте, — указывает комиссар, — еще группа сидит. Возьмите на прицел! Чтоб не ушли…

— Есть! — вскидывает автомат Егоркин, — Сейчас мы их…

— Стоп! — неожиданно рубит на полуслове Гегечкори, — Товарищи… Это не немцы!

— А кто ж это, по-твоему, французы? — саркастически бросает Елкин, — Арабы или индусы что ли? Кто здесь еще может быть?

— Откуда такие выводы? — поворачивается Светлосанов.

— Речь не немецкая! — твердо резюмирует Дементий.

— Ты как разобрал? — удивляется Егоркин, — Тут особо не слыхать ничего…

— Я радист! — объясняет Гегечкори, — У меня ухо уже как антенна работает… Я скоро летучих мышей местных понимать начну! Так вот не немецкий это язык…

— Может румыны или итальянцы? — предполагает Светлосанов, — Их тут навалом наступало вместе с фрицами. Всю культурную Европу собрали, мать их…

Ну, так что слышишь, Дементий?

— Что-то очень знакомое… — замирает Гегечкори, вслушиваюсь в тишину подземелья, — Сейчас!

— Вах! Я теперь тоже разбираю, слышу, — улыбается Гогитидзе, — я все понял… Кто бы мог подумать!

Комиссар встает в полный рост и идет к проему, высовывает туда голову…

— Ты куда? — почти полусвистом змеиным шипит Светлосанов, — Совсем сбрендил, комиссар? А ну назад!

— Все нормально командир! — уже в голос басит Гогитидзе, — Расслабьтесь все… Это не то, что вы думаете.

И далее гремит в густую темноту по-азербайджански:

— Salam yoldaşlar! Sizi necə, buraya düşüb? Haradan?

( — Привет товарищи! Как вас сюда занесло? Откуда вы?)

— Ты с кем там болтаешь, Валериан? — ошалело хрипит, вцепившись в трофейный МП-40 Елкин, вжимаясь в скалу, — Ты же всю группу раскроешь! Что за…

— Uzun danışmaq! — раздается в ответ голос по-азербайджански, — Bəs siz kimsiniz?

( — Долго рассказывать! — А вы кто?)

— Так, если там наши советские, — выкрикивает Светлосанов, не снимая палец с курка, — давайте перейдем на язык понятный всем!

— Как скажешь дорогой! — летит эхом с акцентом, по каменным залам в ответ, — Так кто вы?

— Это наши азербайджанские части… — шепчет Гогитидзе, — все в порядке! Я их разговор понял, они не диверсанты!

— Вы на мушке! — Светлосанов на всякий случай отодвигает комиссара от проема, — И давайте-ка вы нам представитесь, как положено, чтоб не было никаких недоразумений.

— Хорошо… — парит эхо над изломанными сводами, — Будь по-вашему!

Из мрака выходит крупный человек в грязной, потрепанной советской форме, осунувшийся и закопченный.

— Начальник госпиталя медико-санитарного батальона 396-й горно-стрелковой дивизии 51-й армии, военврач 3 ранга Гусейнов Мехбала Нуралиевич! — представляется он, — Со мной медперсонал и раненые… Мы здесь почти неделю скитаемся.

— Документы есть? — выходит вперед Светлосанов, одной рукой держа на ремне автомат у пояса в боевом положении, — Да, вид у вас, прямо как у нас, все прелести подземелья на лице отпечатаны!

— Конечно, все как полагается! — Гусейнов достает из кармана помятые бумаги, — Можете посмотреть…

— А ты откуда, Валериан Сафронович, азербайджанский знаешь? — интересуется Елкин, — Ты же грузин, насколько я еще что-то понимаю в нациях.

— Я все наречия кавказские знаю, — отвечает Гогитидзе, — я, когда услышал, ушам не поверил, потом догадался.

— Значит, дружба народов спасла всех… — восклицает Елкин, — Хорошо, обошлось! А то бы своих постреляли… Ну а ты, Егоркин, артист! Не наша речь! Вот тебе и немцы, перед тобой стоят!

— Дак, я же что… — слегка конфузится сержант, — Не по-русски же шептались! Поди тут разбери на войне, чей язык, за фашистов целая орда сражается! А у нас в Красной Армии все только по-русски изъясняются…

— Все верно, — поддерживает Светлосанов, — Алексей молодец! Группу обнаружил и был крайне осторожен. Объявляю благодарность! Так держать!

— Служу трудовому народу! — бодро отзывается Егоркин, — Спасибо товарищ командир!

— А Вы товарищ Гусейнов, присаживайтесь, — продолжает Светлосанов, — да поведайте нам, как вы очутились в наших подземных краях…