Кара Булганака. Роман

Константин Стерликов

В мае 1942 года солдаты 510-го зенитного дивизиона вместе с медиками полевого госпиталя Крымского фронта, попав в окружение и не пожелав сдаваться врагу, спустились во мрак Булганакских каменоломен… Они создали грозную подземную цитадель, не дававшую покоя оккупантам ни днем, ни ночью… Они сражались на грани всего мыслимого. Они победили, несмотря ни на что. Они выиграли невозможную схватку, многие так и не увидев голубого неба, уйдя в угрюмый камень бескрайнего подземелья Булганака… Книга содержит нецензурную брань.

Глава 4. Что мы сможем? Танталова Кухня…

В глубине каменоломен, в зале средних размеров, уставленном ящиками и мешками, копошится несколько человеческих фигур. У дальней стены коптит полевая кухня. Около нее хлопочем дивизионный повар Капитон Гагуа… Чуть поодаль, врач Макогон и его жена Галина, промывают в кипятке медицинские инструменты. Входит политрук Николай Кагин.

— Здравствуйте товарищи! — приветствует Кагин, — Как обстановка?

— Все согласно распорядку, Николай Александрович! — отзывается Гагуа, — Готовлю ужин, из того, что есть… Запасов у нас не густо! Приходится изобретать на ходу.

— И что мы имеем на сегодняшний день? — уточняет комиссар.

— Рацион пока будет такой: два раза приварок из перловой каши, сваренной на комбижире и частично воде, около трех столовых ложек и кусочек лаваша. Лаваш сам пеку, муки еще есть немного. Сахара, соли и обычного хлеба нет. Только запас крупы, и тот небольшой. И это еще зависит оттого, сколько нам здесь придется обитать, — сообщает повар, — надолго еды не хватит. И под землей я хлебных полей не наблюдаю, как и пасущийся скот… Что-нибудь известно, каковы наши планы?

— Да, меню далеко не ресторанное и даже далеко не казарменное… Но пока будем сидеть на таком пайке, — говорит Кагин, — а там что-нибудь придумаем. Насчет сроков пребывания — все зависит от обстановки на фронте… А сейчас проанализируем ситуацию вокруг нас, соберем разведданные, там и примем решение — что мы реально можем сделать и сколько нам здесь пребывать. У Вас как дела, Олег Андрианович?

— Да вот пришли с супругой, шприцы прокипятить да прочий инструмент обработать, — улыбается Макогон, — мы теперь с кухней соседи, наш медблок рядом, за углом, пара поворотов… Так что все при деле!

— Все правильно. Иначе нельзя, — оглядывается вокруг комиссар, — У нас тут условия особые. Чуть расслабился — сразу капут! В этой темноте бездны каменной, всегда нужно быть начеку…

— Какие все-таки варианты нашего ближайшего будущего есть? — спрашивает Галина, укладывая готовые шприцы в медицинскую биксу, — Долго же здесь нельзя находиться! Каменный мешок, изоляция полная. Мы здесь отрезаны от всего и всех… Что думают командиры?

— Вариантов может быть два… или больше, — поясняет Кагин, — пробиваться к партизанам в Крымские леса, либо на соединение с какой-то более крупной воинской частью, подобной нам, попавшей в окружение. Выйти с боями к побережью, и уйти через Азовское море. Или оставаться здесь, наносить удары по врагу и ждать возвращения нашей армии. Что более разумно и надежно.

— А какова гарантия скорейшего прихода наших войск? — спрашивает Макогон, опуская в кипящую воду хирургическую сталь, — То, что мы видели, весь этот разверзшийся Ад, то, что творилось и продолжает твориться вокруг — внушает очень нерадостные мысли. Армии разбиты, фронт уничтожен… Повсюду полный хаос и огромные потери в живой силе!

— Гарантий нет. Но есть объективная обстановка, — твердо произносит политрук, — фашистов остановят, если уже не остановили… Такой бег по степи нацистская собака не выдержит! Выдохнется и ослабнет. А дальше будет мощное контрнаступление, и мы наконец-то погоним эту свору палачей вон из Крыма. Немцы измотаны боями не хуже нас. Кто-то бежал, а кто-то яростно сопротивлялся фашистским ордам. У фрицев тоже потери немалые, взять конкретно нашу батарею, сколько мы их за эти дни перемололи! И их наступающие части тоже порядком потрепанные, еще до всех этих событий. По данным разведки, у них большой недокомплект в дивизиях был. Моральный упадок. Усталость от изнурительных позиционных боев… Так что их успех временный, можно сказать случайный. Скоро мы ответим и ответим очень мощно и грозно! Недолго им осталось здесь гулять….

— Еще мой дед говорил, — подкладывает в печь дрова Гагуа, — нельзя чужое забирать — больше отдашь, все потеряешь и сам погибнешь… А эти фашисты — хуже зверей! Один прах и пепел за собой оставляют, кровь и могилы. Нет им пощады! И одна у них дорога — в Черную Пропасть…

— Горя они много людям принесли, — вздыхает Галина, — Не сосчитать, не измерить… И наказания такого не придумаешь, чтобы заплатили за всю боль и пролитую кровь! Несоизмеримо. Они же проносятся как саранча, как стихийное бедствие, выжигая все, что связно с Жизнью…

— Свет и Тьма, Добро и Зло, Жизнь и Смерть… — рассуждает Макогон, — Бытие и Пустота, Яхве и Сатана — испокон веков сражаются! Вот и наша битва — только продолжение Того, что началось когда-то очень и очень давно… И мы за Жизнь боремся, как можем, а не за всемирный Концлагерь и Кладбище народов…

— Ну, Олег Андрианович, дорогой, — улыбается Кагин, — тут уже мифологией сильно попахивает и фантазиями околорелигиозными! По мне так фашист — просто выродок, сорняк, аномалия человеческого племени, эпидемия, которую надо ликвидировать. Здесь и Сейчас! А не где-то там, в смутных истоках, в глубине веков…

А как бороться с опасными вирусами — это Вы сами знаете, Ваша непосредственная область. Огнем и Хирургическим Мечом, и сокрушительной атакой антибиотиков…

— Мифы тоже на какой-то почве возникают, — возражает Галина, — не просто так! Может и про нас что-то сложат… Как мы в Бездны каменные погрузились и боролись с лютым мировым Злом.

— Ну с вами не соскучишься! — смеется Кагин, — Так мы и до сказок дойдем… Не могу себя представить волшебным персонажем! Хоть как крути. Другой у нас отчет, более жесткий… Тут никакая магия не выдержит.

— «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью! Преодолеть пространство и простор!» — лукаво напевает Капитон, — Разве не так, да? А товарищ комиссар?

— Не то берете, — парирует политрук, — наши общественные достижения основаны на науке, а не на смутных древних преданиях! Мы драконов не выводим, а куем на заводах самолеты! Есть разница? Так-то… Есть насущные социальные задачи и есть пустые вымыслы, мечты болезненные бесплотные, зачастую даже вредные! Эту границу надо четко понимать. Где химеры, а где подлинная реальность. И соответственно выбирать правильный курс на основе показаний нашего Разума!

— Только всегда ли мы руководствуемся разумом в принятии именно верных решений? — улыбается Макогон, — А как же наши чувства, чуткость, внимание, сострадание?

— Да… и как же Сердце? — подхватывает Галина, — и Любовь?

— Вы прям все в одну кучу свалили! — усмехается комиссар, — Чувства это уже другая область. Нравственная. Она необходима. Это стержень всего! Но мы речь не об этом ведем… Есть и другая составляющая нашей природы.

Одной любовью танк не подобьешь, и из винтовки не выстрелишь! Для этого и иная закалка нужна.

— Может это и есть Любовь к Родине? — замечает Гагуа, — Только преломленная в стальную волю и праведный гнев? Разве не любовь к своему дому и близким, нас всех здесь, в брошенных каменоломнях, собрала? И заставила взять в руки оружие и сражаться? Разве мы сейчас не любим?

— Капитон прав! — восклицает Галина, — Еще как любим! И так сильно, что даже в глубину земли спустились, как герои древнегреческих мифов… И готовы дальше идти, в самый Тартар!

— Ох, женщины! — грустно вздыхает Кагин, — Сидеть бы вам дома, детей растить, хозяйством заниматься, а не с нами под пулями бегать… Вам все романтику подавай, даже на войне. Вы и здесь красоту находите. В ужасе всего происходящего! Все, увы, гораздо прозаичней! Есть дикая, беспринципная, беспощадная схватка, без каких-либо правил… И все! Никаких героев, никаких титанов, никакой божественной помощи Извне… Никаких разукрашенных красивых побед! Ты жив — а рядом дымящиеся трупы твоих товарищей. Это «победа»! Никакой грандиозной эпической поступи! Только смертельное дыхание врага и собственное раскаленное напряжение на грани лихорадки! Кто кого разорвет в клочья… Как будто постоянно висишь на краю обрыва, и постепенно с этим свыкаешься.

— Война может влиять по-разному! — размышляет Макогон, — С одной стороны крайне ожесточить, но с другой — сделать еще более человечней и светлей… Научить ценить Жизнь, каждое ее мгновение.

Все тяготы и лишения войны, могут человека, и сломать, и уничтожить, но могут сделать Великим и Мудрым! И только от него зависит, к какому берегу идти…

— Да! Война нас меняет… — задумывается Гагуа, — Мы уже никогда не будем прежними. Она и закаливает, и опустошает… Главное — человеком остаться, не сорваться с катушек!

— Может быть, это и есть самое трудное, — оглядывается по сторонам на нависшие глыбы политрук, — остаться самим собой, несмотря ни на что…

А на фронте на нас столько сваливается, что и не успеваешь подумать о чем-либо!

— Человеку все это не присуще, — тихо задумчиво Галина, — убийство, горе, потери… В основании своем мы не хотим всего этого, ни к этому стремимся! Нам нужен покой, гармония, процветание, рост, а не разрушение… У нас другая природа! Как мы вообще выживаем в этой бойне… Мы же светлые существа, сотканы из солнца, небес и цветов! Как надо себя сломать, исказить, растоптать, стереть — чтобы хотеть убить мирного другого человека. Я о фашистах! Это действительно болезнь сознания. И очень опасная!

— Это все идеология, — констатирует Макогон, — играющая на человеческих слабостях. Искушение! Такое же как от Эдемского змея… Стоит шагнуть — и обратной дороги нет. Ядовитые иллюзии оплетают как щупальца голодного чудовища, или как болотные гадюки! И с каждым укусом отрава становится все изощренней и смертельней, а кажется небесным нектаром…

Так человек и запутывается в сетях гибели!

— Рубить надо наотмашь! — горячится Капитон, — Без сна и отдыха! Как наши отцы и деды в Гражданскую… Чтоб ничего мерзкого и темного не осталось.

— Это как Гидра! — продолжает Макогон, — Одну голову срубил, тут же отрастает две или три, еще вероломнее и ужасней… Опять же это темные заводи, глубины нашей скрытой непредсказуемой природы, наших потаенных желаний! Если только Огнем, как в мифе…

— Опять вы за свое! — распаляется Кагин, — Мифы пусть остаются мифами, сказки — сказками! Пусть эти истории для воспитания младшего школьного возраста останутся… У нас здесь все раскалено до плавящегося Железа Правды! Кстати, как и было в Древней Руси, без сказочных туманов — просто и сурово! Под огнем все на свои места становится, и ты понимаешь, кто ты есть на самом деле… А под Красным пролетарским огнем — особенно!

— Важно только чтобы самим не превратиться в пепел… — печально замечает Галина, — Тогда будет уже поздно что-либо понимать.

— Плоть — ничто! — категорично заявляет Гагуа, — Главное — дух… Внутренний Порыв, как горный ветер беспредельной свободы!

Только огнем клинок закаляется и становится непобедимым оружием! Товарищ комиссар прав! Только пламя цвета нашего знамени делает нас настоящими большими людьми. И может, другого пути к этому нет…

— Дорог у нас много, — заключает Макогон, — но все они сходятся в одном, самом главном — предназначении человека… Нести Свет и Развитие! Продолжать начатое до нас.

— Свет надо защищать, — отрезает политрук, — и очень яростно! Иначе он погаснет от тяжелого дыхания мрака.

И в этой борьбе не может быть никаких сентиментальностей! Здесь только Огонь и Сталь… И сознание, которое в этом всем плавится! Так создаются новые эпохи.

— Эпохи Камня и Железа? — улыбается Галина, — А Цветы не живут в пламени… Они гибнут сразу!

— В огне рождаются Новые Цветы, — вдохновенно декламирует Гагуа, — только их надо увидеть! Они как звезды на небе, освещающие путь всем обездоленным и заблудшим! И они не сравняться ни с чем!

— Мне кажется, в непрекращающихся войнах, — печально произносит Макогон, — мы все дальше уходим от своей истинной природы. Все больше запутываемся и теряем присущие нам силы. И летим вслепую… В коварную пропасть!

— Впервые в Истории мы вознесли простых рабочих людей… — гордо вещает Кагин, — Поставили на пьедестал Славы! На которых плевали веками, держа за «чернь» и холопов. Относились как к домашнему скоту! А мы с этим покончили! Вот настоящее сострадание! И подняли знамя Справедливости!

Мир только начинает прозревать под лучами нашего социалистического Солнца! И мы больше на блуждаем в потемках, а идет уверенной победной поступью… К Счастью для всех народов! Когда не будет границ и государств, а будет Большая Дружная Семья Человечества!

— У всех есть семья, — мечтательно тепло улыбается Гагуа, — самое святое, что есть! Это основа всего… Так почему не сделать одну Огромную семью?

В принципе все так просто… А мы все кровь льем! Веками…

— Спесь всему виной, эгоизм и пренебрежение ближним, — негодует Галина, — если бы уважали и трепетно относились ко всем, все было бы иначе! Каждый считает себя лучше другого, еще и свою национальность тоже…

Все хотят превосходства над себе подобными и еще и жить за счет них! Вот и вся формула.

— Если внимательно присмотреться, Человек — странное существо, — как то отрешенно говорит Макогон, — он способен на все, на все немыслимые действия и поступки. Такое ощущение, что мы только врата или площадка, пристань, или своеобразный радиоприемник, и через нас постоянно что-то транслируется до конца неведомое нам…

— Это уже сумасшествие какое-то, достопочтенный Олег Андрианович! — усмехается комиссар, — У нас есть разум и воля! И они отфильтровывают все стихийно-психические реакции. Вам ли это не знать?

— Человек гораздо глубже простой физиологии, — возражает Макогон, — в нас еще много такого, чего мы и не представляем.

— Когда-нибудь все узнаем, — бодро говорит Гагуа, — все поймем! Мы твердо идем Вперед! Развиваемся… Становимся сильнее и лучше! И никаких пределов нам нет.

— Только так и не научились за века, — мрачно иронизирует Галина, — жить вместе и не уничтожать друг друга! Еще считаем себя цивилизованными…

— Передовая часть человечества осознала это, — пылко заявляет Кагин, — а с тьмой и невежеством мы успешно боремся. Не все сразу дается! Счастье надо завоевать… В любом случае прогресс идет полным ходом.

— Прогресс больше технический, — не соглашается Макогон, — а в нравственном плане мы такие же дикари как и тысячи лет назад… Те же желания и устремления. Ничего не изменилось!

— Да что Вы сегодня такой мрачный, Олег Андрианович! — подмигивает Гагуа, — Как на похоронах! Жизнь прекрасна, чтобы не происходило! Мы — живем, это уже великий дар! Мы полны сил и способные на многое…

— Я, Капитон, предпочитаю понимать реальность, как она есть, — поясняет Макогон, — объективно, без розовых очков! И она, наша окружающая действительность, сложна и сурова, при кажущейся внешней дружелюбности и простоте, если не сказать — Жестока! И не всегда мы можем понять, что на самом деле происходит. Мир носит маски, почти непроницаемые, за которыми увидеть суть и истинное лицо почти невозможно….

— Нам и в самих себе бывает трудно разобраться, — добавляет Галина, — как головоломка внутри, не говоря уже о необъятном мире вокруг!

— Ну как бы там ни было… — деловито говорит политрук, — Нам здесь придется разбираться со всем — без всякой мистики! И с собой, и с каменоломнями этими бездонными, и с фрицами наверху… Капитон, насколько продуктов точно хватит?

— Недели на две, — хмуро выдыхает повар, — максимум на три, может, протянем! А там все…

— Мысли есть? — спрашивает Кагин, — Как и где можно харчами разжиться?

— Будем растягивать из того, что есть, — поясняет Гагуа, — урезать паек насколько возможно. Село рядом! Там скот пасется, иногда сюда забродит к каменоломням, я сам видел. Да и лучше с местными контакт наладить, постоянную связь установить. Это нам сильно поможет, если не сказать спасет от голодной смерти. На крайний случай на поверхности у катакомб много травы растет, разной… Повезло, что сейчас весна и уже лето наступает! Из травы варить тоже можно что-то вроде супа… Попробуем.

— Неплохо, — задумывается политрук, — Будем прорабатывать все варианты. Связь нам нужна, как воздух — и с местным населением и с Большой землей. Без нее мы как в густом тумане…

— А что с водой? — спрашивает Макогон, — Как мне известно, запасы на исходе, а в каменоломнях этих диких, колодцев нет. Что будем делать? Без еды мы еще можем как-то протелепаться, а вот без воды — пару суток и все… Ни один живой организм не протянет… А у нас еще раненых сколько!

— С водой плохо, — тяжело вздыхает Гагуа, — На несколько дней осталось… А там неизвестно что.

— Эту проблему решим, — уверенно говорит Кагин, — Есть кое-какие наметки и предложения. Выход найдем. Если мы под землей сумели оборону организовать, то хозяйственные нужды решим и подавно!

— Без воды мы все быстро погибнем, — констатирует Галина, — тут простая арифметика природы — «или-или»… Ничего не сделаешь, против монолитных законов этого мира!

— Не хорони нас раньше времени, Галя! — смеется Кагин, — Никто не умрет! Красная Армия не из таких ситуаций может выйти! Не обстоятельства и условия подчиняют нас, а мы их! Так было и будет!

Мы и в этой Тьме, будем гореть неодолимым алым пламенем!