Зачем учить математику

Иван Александрович Гобзев, 2016

Школьник, страдающий нервными тиками и кучей комплексов, пытается быть таким как все. Что у него получится, когда отец алкоголик, матери никогда нет дома, а учителя в школе заставляют делать то, что противно твоей природе? Да ещё и любовь – конечно, несчастная, потому что ну кому может понравиться неполноценный. Впрочем, любовь творит чудеса. Особенно, если это любовь к директору.Содержит нецензурную брань.

Будь непосредственным

Алевтина Гекторовна, учительница английского, только недавно приехала из США. Там она прошла длительную стажировку и теперь считала себя настоящей американкой. С собой она привезла особый критерий оценки школьников, которому надо было соответствовать, чтобы нравится ей. Больше всего ему соответствовал Костя Титяев.

— О, Костя, он такой классный, непосредственный, настоящий американский мальчик! — говорила она, улыбаясь, закатывала большие глаза и хватала себя за груди.

Титяев и в самом деле был очень простым и легким в общении. Ничего он не стеснялся, никогда не робел и со всеми был дружелюбен. Кстати, его мама тоже преподавала английский в этой же школе, но у других классов.

А вот Тихонова и Денисова Алевтина Гекторовна не любила. Ещё бы, они совсем не походили на отвязных американских мальчиков. Тихонов вообще чуть что краснел и прятал глаза.

— Ну, Тихонов, — насмешливо могла она заметить при всех, — что потупился, как девушка?

От этого он совсем терялся, нервно ерошил волосы и морщил лоб. Все, конечно смеялись. Самое обидное, что после таких тупых замечаний кто-нибудь обязательно начинал его дразнить:

— Эй, девушка! Можно с вами познакомиться?

В общем, довольно быстро он её возненавидел и на английский совершенно забил. На уроки он приходил с книжкой, садился в глубине и читал. Денисов дал ему фантастический роман одного болгарского писателя про приключения двух подростков, землянина и инопланетянки. Тихонов с головой ушёл в это чтение, забросив даже комиксы и стихи. Так его захватила история, что он хотел быть там вместе с главными героями, а лучше на месте одного из них. Отрываясь иногда от книги и глядя в окно, поверх крыш, туда где, казалось, начинается совсем другой мир, и дома уже не такие, и люди другие, и отношения между ними иные, он с горьким сожалением мечтал о подружке-инопланетянке. С сожалением — потому что он ясно осознавал неосуществимость мечты. В свои пятнадцать лет Тихонов уже чётко понял, что интересные книжки и реальность, в которой он живёт, — две совсем разные вещи.

И почему у него нет таких отношений ни с одной девочкой? Что не так он делает? Ему казалось, что он нравится Гришиной. Да и Света Ступакова иной раз давала понять, что не прочь… И Маша Петрова была с ним ласкова. Хотя Маша Петрова ласкова была со всеми.

Как-то Ступакова специально дождалась его после уроков около раздевалки. Ради него ей даже пришлось прятаться от подруг и поклонников. «Тихонов, — спросила она, — ты сейчас домой идёшь?» Он, прекрасно поняв намёк, сделал вид, что ничего не понял. Вместо того чтобы просто сказать: «Да! Давай я тебя провожу», он криво улыбнулся, скосился куда-то в сторону, и вдруг спросил хамским, не своим, голосом: «А чё ты хотела?» «Ничё», — вздохнула Ступакова так, как вздыхают, встретившись с идиотами.

Тихонов проклинал свою застенчивость и завидовал Стаханову. Потому что Стаханов, ничуть не робея, подходил к любой девочке и заводил с ней разговор так, как будто он самый прекрасный мужчина на свете и устоять перед ним невозможно. Самое удивительное, что почти никто и в самом деле не мог устоять.

Притом что, — думал Тихонов, — он же дурак и урод!

А я? Я умница. Ну, может, не красавец, но уж точнее лучше Стаханова! Хотя нет… Я трус. Я просто трус, если даже с девочкой не могу просто поговорить…

И он с тяжким вздохом и слезами на глазах возвращался в книге, чтобы побыстрее утонуть в упоительном мире грёз.

— Тихонов! — прозвучал резкий голос Алевтины Гекторовны, врезавшись бульдозером в его мечту, — что это у тебя лицо, как у монахини?

Он не сразу сообразил, в чём дело, потому что слишком был погружен в чтение. Подняв голову от книги, он увидел ироничный взгляд учительницы.

— Читаю, — сказал он дрожащим от бешенства голосом. — Не всё же всякую чушь слушать.

Алевтина Гекторовна вдруг посерела, и смех в классе мгновенно стих.

— Тихонов, после уроков зайдёшь к завучу. Я её проинформирую о твоём поведении.

Читать дальше было невозможно, настроение пропало. До конца урока он томился, думая о предстоящем неприятном разговоре с завучем.