Зачем учить математику

Иван Александрович Гобзев, 2016

Школьник, страдающий нервными тиками и кучей комплексов, пытается быть таким как все. Что у него получится, когда отец алкоголик, матери никогда нет дома, а учителя в школе заставляют делать то, что противно твоей природе? Да ещё и любовь – конечно, несчастная, потому что ну кому может понравиться неполноценный. Впрочем, любовь творит чудеса. Особенно, если это любовь к директору.Содержит нецензурную брань.

Стихи

Когда Тихонову надоедало рисовать комиксы, он сочинял стихи. Вот и сегодня, скучая на литературе, он решил посочинять что-нибудь романтическое. Лучше всего для этих занятий подходил урок обществознания — там он сидел за одной из задних парт, и учительнице дела не было то того, чем он занимается. Но и на других предметах он тоже ухитрялся заняться творчеством. Кроме математики — от Ирины Александровны скрыть ничего нельзя было.

На русском и литературе он сидел за первой партой. Не по собственной воле, конечно, так распорядилась Надежда Павловна, потому что считала его умным и талантливым (она даже иногда зачитывала его сочинения классу), и не хотела, чтобы он занимался всякой чепухой. Но будучи от природы женщиной мягкой и доброй, она вместе с ним посадила и Денисова. Что было, конечно, педагогической ошибкой.

Надежда Павловна любила на уроке литературы читать вслух произведения классиков. Она прислонялась бедрами к парте Тихонова, так что торец впивался в пухлые выпуклости, и начинала с таинственной улыбкой декламировать, временами многозначительно поглядывая в класс. За чтением она забывала обо всём, кроме книги, и так погружалась в неё, что глаза её застилала пелена, взгляд становился томным и мечтательным. Длинные кудри вздрагивали, грудь вздымалась, как на волнах, и изо рта вылетали слюни: с таким выражением она читала, так расставляла ударения, словно взрывая слова губами, что мелкий дождь то и дело орошал Тихонова, и он сидел, низко склонив голову, чтобы хоть лицо спрятать.

Но был и плюс: Надежда Павловна в эти мгновения совершенно не замечала, что происходит прямо перед ней, и можно было смело заниматься чем угодно. И Тихонов занялся сочинением поэмы, которую он собирался анонимно отправить Кате Гришиной.

Катя, моя принцесса,

Сохну я по тебе.

Урока черная месса

Держит меня во гробе́.

Ты позади за партой,

Слушаешь эту хрень.

Но скоро 8 марта —

Похищу тебя в этот день.

Тебя увезу я далёко,

Раздену и привяжу.

Нам будет любовь уроком —

Я всю тебя оближу.

— Ну, Дэн, — шёпотом спросил он Денисова. — Как?

Денисов внимательно прочитал и ухмыльнулся.

— Гениально!

— Ещё бы, вдохновение! На одном дыхание сочинил.

Надежда Павловна корешком книги легонько хлопнула Тихонова по затылку, не переставая читать. Он медленно, стараясь не шуметь, выдернул листок со стихом из тетради, сложил его несколько раз и надписал: «Кате Гришиной». Потом протянул Денисову влево, жестами прося передать, хотя адресат сидел справа. Так он надеялся запутать следы.

Как только записка ушла, Тихонов откинулся на стуле и с нарочитым вниманием стал слушать учителя. Теперь в поле его зрения была Гришина. Он ждал её реакции, поэтому был готов терпеть даже брызги в лицо. Понравится или нет? — думал он. Если нет, то очень обидно, поэт он блестящий. А если понравится, то зачем же он не подписался? Вдруг она подумает, что это написал другой, и отдаст ему своё сердце? Чёрт, вот так всегда, — расстроился он, — сначала думай, а потом делай! Надо было подписаться.

Никакой реакции со стороны Гришиной не последовало. Он даже не заметил, дошла до неё записка или нет.

Когда прогремел звонок, Надежда Павловна с огорчением остановилась на полуслове, понимая, что продолжать чтение после звонка бессмысленно.

Светочка Ступакова, отличница и красавица, подбежала к ней:

— Спасибо, Надежда Павловна, это было так прекрасно! Да ведь, ребята?

— Угу, ничё, норм! — раздалось в классе.

— Спасибо, мои милые! — улыбнулась Надежда Павловна.

Денисов с Тихоновым вышли в коридор, закидывая рюкзаки на плечи.

— Стойте! — это была Катя Гришина.

Глаза у неё блестели, лицо непривычно порозовело.

— Кто это написал? — спросила она, показывая листочек со стихотворением. — Ты, Тихонов?

И тут Тихонов, вместо того чтобы признаться и получить вознаграждение, вдруг заробел и неуверенно посмотрел на Денисова, как бы ища поддержки. Гришина восприняла это как указание и перевала свой взгляд на того.

— Значит, Денисов, ты?

Денисов напрягся и промолчал. Тихонов понял, что нужно срочно признаваться, иначе лавры незаслуженно достанутся другому. Но не успел.

— Как тебе не стыдно, такая гадость! — воскликнула Гришина и с размаху влепила Денисову пощёчину. Потом резко развернулась, так что юбка взлетела, и пошла прочь.

— Блин, — Денисов прикрыл лицо руками. — Мощно.

Щека у него покрылась красными пятнами и как-то странно вздулась.

— А ещё говорят, что ты не романтик…