Зачем учить математику

Иван Александрович Гобзев, 2016

Школьник, страдающий нервными тиками и кучей комплексов, пытается быть таким как все. Что у него получится, когда отец алкоголик, матери никогда нет дома, а учителя в школе заставляют делать то, что противно твоей природе? Да ещё и любовь – конечно, несчастная, потому что ну кому может понравиться неполноценный. Впрочем, любовь творит чудеса. Особенно, если это любовь к директору.Содержит нецензурную брань.

Пиши правильно

Бубнов и Батонов, два друга, зажали в углу Стёпу Василькова.

— Попался, жирный! — кричали они со злорадным смехом. — Сейчас мы тебе сифню за шиворот запихаем!

На самом деле он не был жирным, скорее, полноватым. С красным лицом, растерянно улыбаясь, он сидел покорно на стуле и смотрел затравленно по сторонам, пока эти двое засовывали ему под одежду вонючую тряпку.

— Держите его! — это подошёл Рыбенко. — Есть ещё одно важное дело.

Он убрал волосы со лба Василькова и аккуратно вывел маркером: «ЖЁПА».

— Свободен теперь, гуляй!

— Стойте! — возмутился Тихонов. — Да что же вы?

— А что? — удивились трое. — Он же сифак.

— Дайте сюда маркер, грамотеи! Розенталь на вас глядя, в гробу перевернулся.

Выхватив маркер из рук Рыбенко, он зачеркнул букву «Ё» и написал «О».

— Вот теперь порядок!

Васильков, почувствовав, что свободен, побежал в туалет отмывать лоб перед следующим уроком.

— Ну-ну, долго мыть будет, — ухмыльнулся Рыбенко. — Маркер-то перманентный.

В класс вошла Евдолина Парисовна, преподаватель биологии. Она была очень стара и, похоже, плохо видела и слышала. Но Тихонов её уважал — за добрый нрав и интересные уроки. В ней сохранилось что-то старорежимное, ещё из позапрошлого века. Аристократический облик, прямая осанка, сдержанный голос. С ней нельзя было не считаться, одним своим видом она внушала почтение. С учениками Евдолина Парисовна держала себя всегда ровно, никого не выделяя и никогда не переходя на личности.

Тихонов сегодня выбрал место позади Кислова. Ради этого ему пришлось сесть рядом с Рыбенко. Перед самым началом урока он высыпал полпачки канцелярских кнопок на сидение Кислова, и ждал теперь, когда тот сядет, чтобы насладиться местью за поруганную честь Гришиной.

Кислов сел, как ни в чём не бывало, ничего не заметив и, похоже, ничего не почувствовав. Рыбенко, который всё это видел, вытаращил глаза в изумлении.

— Одно из двух, — прошептал он, — либо Кислов Железный человек, либо у него железная жопа.

— Это одно и то же, дурак, — закатил глаза Тихонов.

— Я слышал, есть такие люди, — сказал с задней парты умный Ерошкин, — которые ничего не чувствуют. Что-то с нервной системой.

— Вы у биологички спросите, — саркастично посоветовала Наташа Громова. — Она наверняка знает!

Тут открылась дверь и зашёл Васильков, держась за лоб.

— Извините, — промямлил он и прошёл к своей парте.

— Серёжа, что с тобой? — вежливо спросила Евдолина Парисовна. — У тебя голова болит?

— Да, немного, — ответил он, не опуская руки. — Можно я домой пойду?

Бубнов с Батоновым сдавленно заржали.

— Серёжа, конечно, иди! Зайти к медсестре по дороге!

— Ага, вот ей будет весело, — прошептал Рыбенко.

— Ой! — воскликнул Васильков. — Рюкзак пропал…

Тут Маша Петрова не выдержала:

— Да это всё они над ним издевались! Евдолина Парисовна! Эти их рук дело! — и она указала на парту Рыбенко и Тихонова. — Они у него на лбу знаете какое слово написали?

— Да-да, скажи! — заржали Бубнов и Батонов.

Евдолина Парисовна не совсем поняла, в чём суть, но догадалась, что произошло какое-то хулиганство. Она строго посмотрела на предполагаемых виновных и произнесла холодно:

— Молодые люди, выйдите вон! Директор обо всём узнает.

Тихонов и Рыбенко встали, молча собрали рюкзаки, и покинули класс. По поводу директора, конечно, можно было не волноваться, такое невозможно, чтобы Евдолина Парисовна стала докладывать про этот случай. На настроение испортилось. Стыдно было упасть в её глазах. Что она теперь будет обо мне думать? — расстроился Тихонов.

Он вышел из школы и сразу увидел рюкзак Василькова. Тот свисал на шнуре от гардины, выпущенном из кабинета биологии на третьем этаже, и болтался теперь почти на уровне земли. Прохожие с удивлением смотрели на него и шли дальше.

— Васильков! Василько-о-ов! — заорал Тихонов, подняв голову. — Тут твой рюкзак!

Спустя минуту открылось окно, выглянул красный Васильков, и втянул шнур с рюкзаком обратно.