S-T-I-K-S. Начни сначала

Ева Элатори (2023)

Миры Артема Каменистого. В страшный и невероятный Стикс приносит с новой перезагрузкой девушку, не помнящую о себе ничего и парня, увлекающегося яхтингом. Бывший диверсант, спец, ищущий в Стиксе свою потерянную любовь, химик-наркоторговец, ученый биолог, бывший работник морга и странный элитный зараженный Десятый. Судьбы всех участников пересекаются и затягиваются в детективный клубок. Новый безумный мир Стикса заставляет героев пересмотреть свои взгляды на жизнь и начать сначала. Снова начать жить, любить, идти за мечтой. И пусть мир Стикса страшен, а каждый шаг может закончиться смертью, герои не сдаются. Сумеют ли они найти все, что уже потеряли? Даже тот, кто уже не является человеком? Безымянной — имя, диверсанту — любовь, мечтателю — приключения, ученому- удивительные тайны, зараженному — разум.

Акт 1. Сцена 7. Юрка

За стеной летней каюты компании в старейшем яхт-клубе Урала, в богом забытом городке, уже распевали песни. Пели нескладно, но зато с большим душевным рвением на несколько луженых и, естественно, смазанных спиртным глоток. Я, выбивший себе право ночевать в старом эллинге, а не уехать в гостиницу со всеми участниками соревнований, неоднократно об этом пожалел. Три недели назад дал зарок не пить. Хватит уже, допился так, что чуть не женился. Скоропалительно и очень глупо. И вот лежу, злюсь на этот хор имени Пятницкого. И опять на себя, вот зачем поехал? Зачем остался при эллинге? Почему я такой… дол… черт, да слов нет. Опять сглупил.

На эти соревнования уговорила меня мой бывший тренер. Как раз сразу после того, как я чуть не женился. Или лучше сказать, сразу после похмелья, которое плавно переросло в трагикомедию с моим непосредственным участием в качестве лопуха, шута, и просто дол… приличных слов так и не нашлось, чтобы себя обозвать.

Утром того похмельного дня одна из вертихвосток, что ночевали на яхте, порадовала меня двумя полосками на тесте и претензиями на моё отцовство. Честно, даже мысли не возникло, что отцом мог быть не я. Тфу, девушка красивая, неплохая, правда, пару недель назад была подругой моего друга, но они же расстались? Я такой: с яхтой, с открытой душой. Утром две полоски и разговоры о скорой свадьбе. Я ж сын офицера. Благороден и всё такое. Не стал думать, раз две полоски предъявили, значит, жениться надо. Тут же порадовал отца и мать. Все в шоке, невеста на пьедестале местных подмостков трагедию отыгрывает. Сижу я благородный на деревянных ступеньках к эллингу, отравляю перегаром свежий воздух. Жизнь то ли кончилась, то ли началась.

Елен по утру обозрела всю нашу честную компанию, на мать посмотрела, и ко мне подошла. Похлопав по плечу, отмахнулась от перегара:

— Ты с чего это Юрка такой бледно зеленый, гриву повесил?

— Женюсь — ответил я кисло.

— О, дело хорошее, жениться-то, только морда у тебя кислая. А случаем невеста кто у нас? Ну я и рассказал и гривой кивнул на счастливую невесту. Елен хмыкнула, посоветовала на солнце в таком виде не сидеть, о мечтах своих про море подумать, и ушла. Через два часа трагикомедия подошла к завершающему акту. Елен как-то незаметно переговорила со всеми участниками действа, и дело внезапно разрешилось: невеста отошла к нужному жениху, мать оставила валерьянку в сторону, отец правда уже набрался коньяка, но был важен и явно мной гордился. А Елен дала мне заслуженный подзатыльник со словами:

— Учи матчасть, жених. Т.е. физиологию женщин и, блин, календарь что ли заведи, пьянки свои отмечать. А то так придется сразу на всех жениться. И чему я тебя такого взрослого и красивого научила? Явно не жизни.

Через пару дней снова выловила меня в нашем яхт-клубе и предложила поработать помощником тренера, то есть её помощником, хотя бы пару недель.

— Вот поработаешь с пацанятами, глядишь, поймёшь про жизнь хоть что-нибудь. И я за тобой, хмс,… присмотрю.

Елен вообще классная тётка, если бы она была помладше или я постарше. Эх, вот точно бы женился. Меня к ней отец привёл в одиннадцать лет. Ей было тогда двадцать. Привёл, сдал со словами:

— Вот, Елен, прошу, научи парня понимать ветер. Разрешаю, если тугой к науке будет, учить по боцмански. И Елен научила. Незаметно как-то, легко, мягко. Так что я твёрдо решил, как окончу институт, пойти в кругосветку на парусной яхте, хотя бы просто матросом. И вот так оказался сначала в роли помощника Елен и приехал сюда с десятком её воспитанников на соревнования. Так сказать, начал путь к кругосветке.

Певцы за соседней стенкой угомонились далеко за полночь. А после разбушевалась гроза. Ливень хлестал по металлической кровле эллинга громко и гулко, заглушая раскаты грома. Внутри пахло детством: парусиной, пенькой, деревом. Вот и паруса уже давно не шьют из хлопка, а все из дакрона и лавсана, и концы из репшнура, а не из пеньки, и корпуса пластиковые, а в эллинге все равно пахнет ветром и лодками. Загадка. “Пахнет ветром”, — говорила Елена, когда мы учились собирать паруса: “Ветер всегда разный, но всегда приносит запах моря, даже если ты где-нибудь в центре континента и до моря этак две, три тысячи километров. Не веришь, Юрка? Вот будешь ходить на каком-нибудь катамаране, вспомни мои слова: ветер всегда пахнет морем и тем, где он пролетал”. Мне нравился этот запах, нравился шум дождя, даже гроза нравилась. Но я не выспался совсем.

Как только первые лучи раскрасили небо в винно-розовый цвет, я выбрался из старого эллинга. Собрал свои вещи в рюкзак. Сегодня предпоследний день соревнований, и в следующую ночь точно поеду в город ночевать. Ну их, певцов этих. Пить я не буду, в компанию не вписываюсь, да и мучиться с похмельем, когда надо собирать пацанят в обратную дорогу, таскать лодки, мачты, закреплять это всё в машине. С больной головой и тошнотой да на жаре не стоит этого делать. Как этим господа тренеры будут заниматься на похмельной голове, не знаю. Я точно пасс.

Закончив упаковывать личные вещи, выбрался на слип. Сегодня, кроме заключительной гонки пацанят, еще одна гонка для тренерского состава и тех, кто на разряд сдает. Они, наверное, специально бухают перед гонкой, чтобы их питомцы точно разряд получили. Хочешь первый взрослый? Надо обогнать мастера или пару первых взрослых. Точно из-за этого пили и песни пели. А мне, как участнику, надо набросать план, посмотреть, как тут ветер рождается, подумать.

Хотя Елен всегда смеется: “Ты, Юрка, не понимать и рассчитывать должен, а чувствовать. Яхтинг — это тебе не только и не столько расчет, а сколько умение сливаться с парусом, с водой, с ветром. Вот птица летит — она же не рассчитывает, как крыло повернуть или сколько взмахов делать, для неё это естественный процесс, полет. Вот так и твои знания и прикидки. Хорошо, что головой думаешь, но пока твой парус и лодка не станут частью твоего тела, никуда ты не полетишь, сокол ясный.” Вот ведь Королева штиля. Она может с ветром и водой договориться, все соревнования выигрывает. Иногда в шоке: все еле тащатся, а её яхта впереди, как с мотором. Даже пытались бить и ругались на неё страшно. Но Елен — это Елен, ей пофигу. Она и вдарить может, и обозвать, и напинать. Да и подзатыльник. Да, вот вспомнил про подзатыльник. Пойду попробую дзен ловить, ветер прочувствовать, с водой договориться.

Над водохранилищем стоял плотный туман, что обычно бывает после ночной грозы. Пахло чем-то едким. Хотя чего удивляться, тут металлургических и химических производств вокруг — море. Скинули под грозу что-то, и туман прижал запах к земле.

Сел рядом с выигранным в лотерею “финном”. Корпуса спортивных яхт среди участников распределяют, а такелаж и паруса свои. Достался мне розовый пластиковый корпус с"четким"названьицем: “Пряник”. У кого “синий сокол”, “белая ласточка”, а у меня “пряник розовый”. Судьба отжигает.

С воды потянул легкий утренний бриз. Пожалуй, стоит скинуть Пряника на воду, вооружить и прогуляться по будущей акватории гонок, всё равно делать нечего. Заодно и с ветром договорюсь, если получится. И следующие полчаса потратил на то, чтобы поставить мачту, заправить в гик парус, полирнуть перо руля, заправить шкоты. Закинул ещё в кокпит фляжку с водой, завтрак и мультитул с инструментом. Проверить блоки, оттяжки, стопора — вдруг что подтянуть надо? Пряник, чувствую, тут в отстойнике в основном стоял, не ласточка, как ни как.

Следующие два часа я доводил розовый Пряник до ума. Поворачивал, ловил ветер, виснул на ремнях, подтягивал под себя. Не люблю"финн", конструкция, конечно, классическая, временем проверенная и всё такое, но, во-первых, экипаж нужен весом от девяноста и выше на сильный ветер, а я так, если до семидесяти дотяну, и ладно. А, во-вторых, гик низко, парус низко, и подлостью это грозит на полных курсах, особенно на фордаке. И это тебе не какой-нибудь там современный"луч-лазер"или"семидесятка". Если прилипнет к воде парус — хрен я со своими маслами его за пару минут оторву от воды.

Мне показалось, что днём поднимется ветер, и я решил сменить дакроновый парус на старый лавсановый. Елен бы точно"настоятельно рекомендовала". Пока я возился, яхт-клуб оживал. Уже заправили катера, приготовили знаки для соревнований, умылись и привели себя в порядок тренера. Вот-вот должны приехать с гостиницы пацанята и Елен. Обязательно пожалуюсь ей на жизнь, на утро, на ветер, на этот розовый Пряник. Знаю, что обсмеет, но и дельное подскажет. Азарт перед гонкой разгорается, хочу выиграть. Время шло к девяти утра, а автобус из города не ехал. Меня это не волновало, уж за Елен с компанией волноваться точно не стоило. Я пока проверял лодки пацанят. Затем отвёл свой розовый Пряник к понтону и ошвартовался, пошёл к живописной группе похмельных тренеров узнать, в чём задержка. Тренера были хмурыми.

— Да черт его знает, электричества нет, телефоны не работают. Надо сгонять до гостиницы, может, автобус сломался? Вот ты, Юрка, как самый молодой и здоровый, и сгоняй. Права-то есть?

Я кивнул. Права были, а вот особого опыта не было, сдал на права два месяца назад. Тащиться в незнакомый город никак не хотелось. Но эти хмурые рожи настаивали и уговаривали:

— Нам, Юрка, никак нельзя, ты ж чуешь, какой перегар? Так мы еще с утра подлечились. Так что только ты в строю.

Я отнекивался, мол, в страховку не вписан. Ключи у меня только от микроавтобуса Елен, а она, сами знаете, как относится к своему старому Фиату. Распустит на ленточки. Да и там куча хлама всякого — от парусов, спасжилетов и инструмента до канистр с бензином — куда все девать?

— Если попадёшь на штраф, мы заплатим. Не ссы, Юрок. Елен тоже все объясним. Вещи выгрузим в прицеп. Канистры еще возьмешь, бензина на заправке закинешь. Да и лекарства нам купишь, у тебя ж паспорт есть?

Мне совсем не нравилась перспектива таскаться по городу, покупать бензин, искать, где выпить, закусить. И, естественно, огрести от Елен. Та точно не обрадуется, что меня сделали молодым на побегушках, затащили водителем в ее бусик и вытащили все вещи из него. Сейчас вытащили, а кто потом назад складировать будет? Правильно я, или она, или пацанята. Тфу.

Но через двадцать минут бусик выруливал со стоянки, я пыхтел за баранкой, сумочка раздувалась от бабла, из которого я могу потратить на свои хотелки аж две штуки. Компенсация за всё, что ещё получу от Елен.

Город встретил меня сумятицей. На первой попавшейся заправке я заполнил канистры, хотя тётка в будке ругалась — после грозы пришлось запускать резервный генератор. Закупил в магазинчике пойло и закуску. Там покупателям рады, особенно если с наличкой. Не с Елен же потом заезжать, она не даст тратиться на алкоголь. Светофоры не работали, не работал и навигатор на телефоне, так что пришлось узнавать путь к гостинице у редких прохожих.

Снулая тётка на перекрестке махнула рукой «туда», такой же снулый недружелюбный мужик через два светофора махнул направо, и потом налево: «там проедешь частный сектор и увидишь бизнес-центр и башню гостиницы». Через пару кварталов частного сектора я уперся в шоссе, за которым не было никакой офисной застройки и гостиницы — стояли корпуса завода. На кольцевом перекрестке авария: гаец в жёлтой жилетке о чём-то спорил с тремя водителями. И никого, ни справа, ни слева. Я сдал назад, припарковал бусик в кармане автобусной остановки, включил аварийку и поплёлся к застывшим на кольце машинам.

Разговор мне не понравился. Люди друг на друга кричали. Ладно бы ругань затевалась между участниками аварии, там станется и морду друг другу набьют. Но эта троица ругалась с гайцом. Со стороны речь казалась непонятной, больше походившей на рычание.

Я подошел ближе к стражу порядка. “Вежливость и уравновешенность — это наше всё”, — внушала мне Елена. “Тихой и вежливой просьбой можно добиться гораздо больше, чем матом и кулаком. Не всегда, конечно, но как правило”. И вот, следуя этому правилу, я спросил:

— Здравствуйте, могу ли я прервать ваш спор на пару минут? — и, увидев собравшихся замолкающих спорщиков, обратился к гайцу, повысив его в звании: товарищ капитан, не подскажете, как мне добраться до гостиницы “Нептун”? Что-то я заблудился.

Вместо капитана ответила растрепанная тётка — водитель старой Audi, поигрывая брелком с логотипом:

— Заблудился он. Мы тут все заблудились. Нет твоей гостиницы.

— Как это нет? — удивился я.

— А вот так. Была, вместе с моим кафе, а теперь это, — она широко обвела рукой панораму завода. — И от этого, — ткнула пальцем в гайца, — тоже толку нет. Объяснить не может, с какого это кольца, завод, придурки вот эти, — тётка зло пнула по обломку бампера на дороге.

Мужик, стоящий рядом, заворчал что-то нечленораздельное. Гаец вытер потный лоб, и я заметил, что бисеринки пота есть у всех участников ссоры, хотя на улице и не жарко.

— Нету гостиницы, полгорода исчезло, а это вот — не наше совсем. И шоссе не наше, у нас тут две полосы, а не шестиполосная трасса с отбойниками. И кольца тоже не было. Но это не повод тут орать, дистанцию надо соблюдать, — махнул он в сторону участников аварии, повышая голос: давайте свои права.

Тетка, которая последней въехала в корму Газели и явно несла убытки перед остальными, снова заверещала, что вины её нет нисколько, кольцо и это безобразие она оплачивать не будет. Я отошел от ругающихся в сторонку, раздумывая о том, что мне делать. В этот момент увидел, как водитель Газели, который бурчал что-то невразумительное, распахнул дверь своей машины и вытащил монтировку. Следующее, что он сделал, — треснул орущую тетку по голове и заурчал. Монтировка выпала из рук, тетка осела, урчащий мужик встал на карачки и, нагнувшись к тётке, укусил. Гаец задергал кобуру пистолета, крича:

— Руки за голову, стрелять буду!

Но водителю газели было наплевать — он рвал зубами тетку. Урчал, обмазался кровью и вырывал куски с тёткиного плеча. Меня вывернуло. Железистый и какой-то кислый запах крови, урчание, крики гайца, выстрел. Из распахнутой двери первой машины вылезла молодая женщина. Медленной, шатающейся походкой пошла к развернувшейся сцене и тоже тихо урчала. Я попятился к обочине, прикидывая, как мне добраться незаметно до бусика. Между тем молодая женщина дошла до жрущего мужика, плюхнулась на колени и потянулась к телу. Заторможенный водитель первой машины вскрикнул жалобно:

— Настя, ты что? Настя, прекрати немедленно! Настя! — бросился к ней, пытаясь поднять на ноги и оттащить от трупа.

Бывшая Настя развернулась к своему бойфренду и вцепилась ему зубами в руку. Он заорал, пытаясь то ли оторвать её от себя, то ли успокоить. Водитель газели с окровавленной рожей привстал и бросился на гайца, сбивая с ног. Пять тел оказались на земле: один уже поеденный труп тётки, урчащая дама, взвизгивающий под ней мужик, пара извивающихся в непотребной позе мужских тел, одно из которых пыталось оттолкнуть окрававленную рожу, параллельно пытаясь подставить трясущейся левой рукой пистолет к голове нападавшего. Выстрел. Голова разлетелась как арбуз, брызнув красным. Гаец с трудом отвалил тело, пополз на четвереньках в сторону. Встал, шатаясь, побежал к моему бусику, подальше от затихающего мужика с тёткой, которая добралась до его шеи и вырвала кусок. Ужас придавил меня к двери фиата, я дергал ручку в попытке открыть. Гаец орал мне:

— Заводи, бля, скорей.

Я втиснулся в кабину одновременно с ним. Повернул ключ. Бусик фыркнул, загудел басовито. Посмотрел с ужасом на гайца. Одежда на правой руке разорвана, льется кровь. В левой пистолет, измазанная кровью и кусочками серого, желтая жилетка, трясущееся тело, пот на лице, ужас в глазах, шепот: — Психи, зомби, погрызли. Психи, а я стрелял, покусали… Я отметил, что гаец не намного старше меня. Сейчас это видно, и никакой он не капитан, конечно, сержантик. Выдохнул ему, прерывая бормотание: — Куда ехать-то? Я тут ничего не знаю. — Разворачивай. Надо вернуться к базе. И снова он забормотал про психов и укусы. Но до того, как я успел тронуться с места, по шоссе к круговому кольцу подъехала колонна. Очень живописная и сюрреалистичная, как и сцена, что разыгралась только что: первым шёл карьерный самосвал с притороченным отвалом, сгреб три мешавшие машины, следом легкий джип-пикап, в кузове которого стояла турель с пулеметом, а за ней мужик в камуфляже. Прорычали несколько бронированных Уралов, новых, окрашенных в серое с надписью “гвардия”. И дальше носатые БРДМ. Второй бардак чуть зацепил колесом рвущую своего бывшего френда молодуху. Брызнуло красным по асфальту.

И тут я порадовался, что фиат стоит в кармане примыкающей к кольцу улице и прикрыт от шоссе тополями. Незаметный и не опасный для такой “гвардии”. Колонна проехала, я подождал минут пять. Ткнул бормочущего гайца в плечо:

— Куда ехать?

Тот замолчал, попытался сосредоточиться на вопросе:

— На светофоре направо, через два перекрестка налево, там увидишь.

Речь его была невнятной, он сам бледный, покрывшийся потом, с мутными глазами. Мне это не понравилось. Я снова его ткнул.

— Пристегнись.

Парень выполнил просьбу. Бусик развернулся и покатил по указанному маршруту, параллельно размышляя, а зачем, собственно, еду? Надо вернуться в клуб. Там хоть и пьяные, скорее всего, уже, но надежные тренеры. Они могут придумать, что дальше делать. А этот покусанный боец мне совсем не нравится, а вдруг он сам зомби станет и на меня накинется? Но совесть не позволила выкинуть его на улицу, а самому уехать.

Я ехал медленно, то и дело поглядывая на пассажира, что-то бормотавшего себе под нос. Минут через пятнадцать выехал к зданию ГИБДД. На большом плацу перед зданием красовались два одиноких Рено. Подъехав поближе к крыльцу, я попытался растолкать гайца. Ему явно стало хуже: он еще мог разглядеть меня и реагировал на слова, но взгляд стал какой-то мутный, зрачок расширился, слабо реагируя на свет. Решил, что лучше сдать его товарищам из конторы, от греха подальше. Ну, может, про психов расскажу, а они уж по поводу скорой и прочего сами как-нибудь, без меня.

Я отцепил ремень, обошёл Фиат и открыл дверь пассажира, подхватывая его под руку. Подобрал пистолет, сунул в карман. Потащил парня ко входу. Ногами он худо-бедно перебирал, вяло нёс какую-то чепуху. Вход перегораживал турникет, рядом стояла стеклянная будка, в которой сидел краснорожий мужик. Прислонил своего спутника к стене, постучал, краснорожий мужик рявкнул:

— Чего тебе?

Я махнул рукой на гайца:

— Вот подвез вашего. Покусали его, скорую надо.

— А где я тебе её возьму? Как перед рассветом началось после грозы свистопляска, так и осталось пара человек на всё здание.

Я пожал плечами:

— Так и мне помочь нечем. Я не местный, на соревнования приехал, вернуться в клуб надо, там люди ждут. Вот выехал в город, а там такое.

И рассказал ему про дорогу, аварию и проехавшую колонну военной техники.

— Ладно, — сказал красномордый, — устрою его в медкабинете, кровь вроде не бежит. Пока там отдохнет, а я, может, и найду скорую. Хотя вряд ли.

Он вышел из своей будки, подхватил гаца под руку и поволок куда-то внутрь здания. Мне показалось, что тихий бред, который нес пострадавший, все больше походил на урчание.

— Слушай, служивый, ты это. Учти, те на дороге, прежде чем кинуться людей кусать, тоже урчать начали. Берегись, мало ли что с укусом передается, а то кинется на тебя.

— Понял. Поберегусь, — ответил мужик, прихватив пострадавшего за подмышки со спины.

— Так он, если что, до меня зубами не доберется, — пояснил он и попятился спиной вглубь коридора.

Я вышел, залез в фиат и потащился на малой скорости по узким улочкам частного сектора к водохранилищу. В конце концов, на берегу, кроме условно своих, не было никого, психов там не водилось. Хотя мои похмельные соратники тоже выглядели утром неважно.

У ворот клуба меня никто не ждал. Сами ворота были закрыты на цепочку. Я мысленно выругался: мало того, что погнали в город, и там я насмотрелся на всё хорошее, так ещё и ворота прикрыли.

Вышел из фиата: створки ворот обмотаны цепочкой с замком, и ладно, что замок не защёлкнули. Вот так-то они ждут своих воспитанников? Открыл. Заехал. Подумал. Вернулся и закрыл ворота. Я точно знаю, что Елена не приедет, нет её там и пацанов. Ждать, собственно, некого, кроме кусачих неприятностей, так что лучше закрою, от греха подальше.

Съехал вниз к слипам — не на себе же канистры тащить. И хоть бы один поднялся встретить, помочь. Вот гады похмельные! Я выставил канистры, оставил задние двери фиата открытыми, поплёлся в кают-компанию, подозревая, что найду всю честную компанию именно там. Так оно и было. Стол в каюте компании был накрыт прямо поверх судейских бумаг: громоздились початые бутылки, куски хлеба и открытые консервы. Двое посапывали, пристроившись на старом диване, кто-то спал, уткнувшись в стол. Классика! Разве что салата в тарелке нет.

Два самых стойких тренера чего-то бормотали друг другу, обнимаясь за шею, упершись лбами. Дошли, похоже, до стадии"ты меня уважаешь". Вот как они могли? Ведь с детьми приехали соревнования проводить, а наклюкались как яхтсмены, блин, на день ВМФ.

— Вы, похоже, сами нашли где-то поблизости водку. Не дождались.

Одна голова оторвалась от стола, глянула на меня мутными глазами и проворчала:

— Юрка? А мы тут дезинфицируемся. А то нас Михалыч покусал. Мы его, ик… в одном кубрике заперли,… ик… ты там двери не открывай. И вот раны промываем,… ик, от бешенства лечимся…

Голова еще раз икнула и опустилась на стол. Я тронул его, пытаясь получить что-то осознанное. Голова приподнялась, смотрела на меня совсем помутневшими глазами, он что-то бессвязно буркнул. Вот от алкоголя поплыл или уже того? У меня ж мозги так и зашуршали. И тут кусаются. А чужих нет. Похоже, зараза какая-то. А вот мне что теперь делать? Я возвращался в надежде, что мужики тут тертые, расскажу им, что случилось, они подумают и придумают, что делать. А тут думать, похоже, некому. И покусанные уже есть. Да уж. Хотел я еще раз расколошматить только что говорившего со мной или хотя бы тех двоих, но услышал с дивана бормотание, переходящее в поскуливание и еле слышное урчание. Ну его, обойдусь без просвещения этой компании. Вышел и плотно закрыл дверь на защелкивающийся замок.

Чтобы сказала или сделала Елена? Она бы тут всем вставила. Это факт. А потом собрала бы барахло и отчалила. Да, скорее всего, так. Растолкала бы по лодкам пацанят, собрала бы, что нашла из еды, и вытолкала всех от беды подальше. Вот и мне так надо. Машину, конечно, я на место поставлю. Мало ли — чем черт не шутит, вдруг вернется Елена? Лишних подзатыльников мне не надо. Вещи и продукты на “переждать” тут наберу. Яхтсмены они такие — у них по рундукам все есть: от плитки походной, матрасов надувных до тушенки и презервативов. Придумал план, пошел делать. Машину отогнал на стоянку, поставил рядом с прицепом. Вещи, вытащенные с утра, сложил назад. Ну его, от греха, не дай бог, Елена вернется и увидит. Потом пошел по рундукам, пошарился, набрал необходимое. Комплект котелков и посуды, плита с газовым баллоном нашлись аж в четырех вариантах. Тушенка с макаронами, пара бутылок коньяка, заварка, жаль, без сахара. Надувной двуспальный матрас. А вот палатки не нашлось. Взял вместо палатки кису с парусами. И накрыться, и постелить. Даже жарко ночью под лавсаном будет, и дождь не пропускает. Оттащил все до понтона, упаковал в непромокаемую сумку и загрузил в “Пряника”. Все приготовил, решил проверить, как там тренера? И вот зря это сделал. Осторожно заглянув через стеклянную дверь, чуть не заорал. В кают-компании было жутко. Мужик, что со мной говорил, растянулся на полу, а над ним, урча, сгрудились бывшие собутыльники. Пахло кровью. Я осторожно шагнул назад, стараясь не шуметь. Подумал, что так беспечно ходил, шумел по всему клубу, совсем не думая об опасности. Но знал же, чем укусы заканчиваются! Дурак!

Осторожно пятился назад, стараясь не выпустить из поля зрения дверь. Тихо спустился до слипа и побежал к понтону, к розовому Прянику. Отвязал швартовы, соскользнул в кокпит яхты. Аккуратно перебирая руками по покрышкам, которыми был обвешан понтон, финн повёл в акваторию яхт-клуба. Достал весло и погреб к ближайшему бычку с зашвартованной яхтой. Привязался к нему, сел и перевёл дух. Сердце бухало в груди, заболела голова и затошнило. На воде почувствовал себя в безопасности, и организм сразу дал знать о пережитом стрессе.

Похоже, что-то реально случилось в этом городе. И это нехорошее явно указывает на необходимость к врачам в больницу. А если быть точнее, по воздуху зараза передаётся! Почему тренеры, защищённые изоляцией, превратились за несколько часов в зомби? Я могу предположить, что в городе что-то произошло: кто-то на кого-то чихнул или руки не помыл. В нашем уголке последние два дня обитали только приезжие, даже охрана территории детско-юношеской школы Екатеринбурга приехала.

Прислушался к себе. Кроме адреналинового отката с небольшой тошнотой и головной болью никаких отклонений. Тошнота понятна: сначала я насмотрелся и нанюхался, а теперь желудок еду не принимает. Пить хочется — солнце уже к зениту тащится, да и на воде ультрафиолет в два раза интенсивнее из-за отражения. А что руки-ноги трясутся — так это адреналиновый откат. Слабость — оттуда же. Говорю внятно, думаю тоже, жевать людей не хочется. Тушёнку даже не хочу. Значит, я точно не больной пока. По крайней мере, если и инфицирован, то не болею в той же стадии, что урчащие тренеры. И что дальше делать?

А дальше всё по плану. По тому самому, который всегда вдалбливала в головы Елен, для всех будущих яхтсменов. Первое. Оказавшись в нестандартной ситуации, прими меры для сохранения своей жизни: вода, еда, тепло. Второе. Найди максимально безопасное место там, где оказался. Третье. Запасись терпением. Думай, ожидай стабилизации ситуации. Тяни время, помощь придёт. А если не придёт, то при стабилизации ситуации сам выбирайся к людям. Четвёртое. Помни, всё, что ты обязан делать, — сохранять свою жизнь. Вот такие у неё правила. Проверенные всякими шквалами, грозами, потеряшками, оверкилями. По первому пункту отработал: воды, пусть в небольшом количестве, хватит; еды тоже достаточно; теплом обеспечен. Надо приступать к поиску максимально безопасного места. А какое оно? То, что меня отделяет вода от прокаженного города и яхт-клуба, это хорошо. Кажется, что заражённые не очень способны плавать. Вода — не та среда, где даже очень уверенный в себе человек может расслабиться. Люди не рыбы, жабр и плавников нет. Но и торчать в акватории яхт-клуба, в спортивном финне, несколько суток, пока помощь придёт — не вариант. Воды у меня немного, надо ставить плиту, кипятить. Финн — не прогулочная яхта с каютой, а гоночный инструмент. Если только калачиком свернуться, чтобы поспать. Ладно, пару-тройку часов, но не сутками. Так что место вроде бы безопасное, но очень некомфортное. Надо по водохранилищу походить; судя по гоночным картам, здесь было много островов. Найду какой-нибудь поменьше, чтобы точно не встретить людей. Но сначала надо передохнуть хоть пару часов. Понаблюдать за обстановкой.

Я расправил парус на гике так, чтобы он сложился надо мной, как импровизированная палатка — хоть какая-то тень от палящего солнца. Кое-как вытянулся в кокпите и принялся смотреть по сторонам. Наблюдательный пункт так себе. Привязанный к буйку Пряник водило из стороны в сторону из-за течения и небольшого ветерка. Поэтому я из своей лежки наблюдал то яхт-клуб, где стояла тишина, то берег с однообразными кустами, то часть водохранилища. Яхт-клуб располагался в условной лагуне, поэтому кусок водохранилища, который я мог наблюдать, был очень скромным. Смотрел я на этот калейдоскоп однообразных пейзажей и не заметил, как отключился.

Очнулся от жажды. Порылся в прихваченных вещах — две полторашки минералки и ополовиненная пятилитровая баклажка воды, что закинул рано утром, когда готовил швертбот к гонкам. Подумал, что воду из баклажки лучше оставить для чая, минералку как-то не сподручно кипятить. Выпил половину бутылки шипучей воды в один присест, однако жажду это не сильно уменьшило. Такое бывает: организм от стресса и нагрузки потерял жидкость, а влитая вода не сразу разойдется по телу. Надо подождать.

Конечно, в таком случае лучше всего не просто наливаться водой до краев, а прополоскать рот и удерживать воду какое-то время, прежде чем глотать. Это тоже наука будущих мореходов. Да, вокруг много воды, однако не всякую воду можно пить. Вообще правила показывают, что пить много нельзя. Даже если хочется. Это как в пустыне: с водой из организма уходит соль, начинает меняться состав крови, и организм забарахлит. А у меня ещё одно правило номер один: вода, еда, тепло. Так что, несмотря на неутихающую жажду, воду отложил усилием воли. Прислушался к организму на предмет признаков неизвестной болезни. Кроме жажды, немного побаливала голова. Но пока это объяснимо — мало спал ночью, а краткий дневной сон под палящим солнцем пользы никакой не дает. Но чтобы убедиться в своем уме, проговорил вслух несколько скороговорок и перечислил фамилии, имена и отчества своих родственников по матери и отцу. В совокупности тридцать два человека. Никого не забыл, со скороговорок не сбился. Посмотрел на капитанские часы: проспал почти два часа. Снова начал оглядывать берега. Издалека слышались звуки какой-то невнятной жизни в городе — то гул машин, то стрельба, даже пару раз что-то крупное бабахнуло. Но это не удивительно, если учитывать то, что я уже видел. Еще раз порадовался своему решению уйти на воду, подальше от безумцев и людей с оружием.

Берег, проплывающий в оконце палатки из паруса, был тихим и безлюдным. Со стороны водохранилища тоже царила тишина — ни звука моторок, ни движения. Это хорошо. Есть шанс найти-таки безлюдное место и отсидеться. Надо только решить, когда отчалить от негостеприимного яхт-клуба. И тут вопрос: а если кто-то из тех, кто сейчас разъезжает по городу и стреляет, заинтересуется парусом на воде? С одной стороны, швертбот движется без звука, с другой — мишень большая, не промахнешься. Ночью, понятное дело, в неизвестной акватории шастать в поисках острова не стоит. Вечером шансов найти до темноты пристанище тоже мало — может, банально не хватить светлого времени. Поэтому лучше всего рано утром, пока все страждущие приключений спят. С другой стороны, придется просидеть ночь в неудобном для таких целей Финне. Есть еще вариант: отчалить, когда солнце будет стоять напротив берега. Обычно при таком ракурсе белый парус плохо виден, да и прицелиться против солнца в цель на бликующей воде сложнее. Ждать такого положения еще минут сорок. За это время надо аккуратно подготовить все к старту.

Я почти всё закончил, уже был готов поднимать парус и отшвартоваться от буйка. Но в это время услышал характерный звук захлопывающейся двери автомобиля. Быстро переместился в наблюдательную позицию: с верхней стоянки машин к эллингу спускались двое мужчин. Один — широкоплечий, крупный с коротким ежиком светлых волос, второй — верткий, жилистый, невысокий по сравнению со спутником, чернявый. Одеты они были в камуфляж, обвешаны всякими жилетами и разгрузками, имели за спинами рюкзаки, а в руках — оружие. Шли они мягко и тихо, ни один камушек не скрипнул и не покатился от их шагов. Один шёл чуть впереди, второй явно прикрывал. Если бы не тихо хлопнувшая дверь автомобиля, я бы их не заметил. Обругал себя всяко за то, что ворочался, как мышь в гнезде, пока готовился к выходу, не думая о тишине, скрытности и наблюдении за окрестностями.

Мужики заглянули в распахнутые ворота эллинга. Затем худощавый поднялся к пристройке кают компании. Махнул напарнику какие-то знаки, убрал оружие и достал с поясного ремня что-то, похожее на молоток. Дальше сделал немыслимое: открыл дверь кают компании и отскочил назад на пару метров. Послышалось многоголосое урчание. Бывшие тренеры рванули к добыче, но застряли в двери. Мужики в прошлом были не мелкие, и, застряв в проеме, не смогли договориться из-за потери разума, да и координация у них явно была не в порядке. Потолкавшись в проеме, они дали вертлявому время, чтобы нарастить дистанцию, пока первый из урчащих тренеров наконец вывалился в дверь. Надо отдать должное мужику: он, словно всю жизнь занимался только тем, что водил хороводы из зомби. Спокойно дождался, пока расстояние между покачивающимся безумным тренером и ним сократится до пары метров, и мягко двинулся к дальнему забору, лучше сказать, к кустам, которыми заканчивалась территория яхтклуба, где у забора, уходящего в воду, стояли непролазные заросли тростника и ивы. Его напарник уже протоптал тропу в зарослях, застыл на небольшом пригорке, держа в руках аналогичный инструмент — молоток. Процессия прошла около двухсот метров, урча, шатаясь, протягивая руки к вертлявой добыче. Добыча у самого забора просто взмахнула молотком и вдарила первого страждущего зомби по голове. Брызнуло. Молоток взвился ещё и ещё раз, но печальная участь первого упавшего зомби урчащих сотоварищей нисколько не смутила, они так же упорно двигались к добыче. Не долго. Сзади к расправе присоединился второй боец. Через пару минут зомби упокоились, мужики пошли назад к кают-компании, передвигаясь всё так же тихо, плавно. А меня чуть не вывернуло, так как, несмотря на расстояние, вид устроенной бойни и воображение, в подробностях дорисовавшее картину, напрягли желудок. Пришлось снова отхлебнуть минералки. Отметил про себя, что эти два товарища сделали всё слаженно, без единого слова и как-то рутинно.

Моего неугомонного “Пряника”, привязанного к буйку, снова развернуло, и в моем поле зрения появился противоположный берег лагуны, затем выход в водохранилище. Минут через пятнадцать швертбот снова повернулся кормой к яхт-клубу. А там во всю шла работа. Мужики также без слов расправлялись с гоночным имуществом: разгрузили оба катера от лишних буйков-знаков и занялись установкой швартовых растяжек. Я застал тот момент, когда первый катер отошел на веслах от понтона, вертлявый скинул с носа катера буек гоночного знака с якорем и стал вытравливать швартовый конец, пока крупный выгребал обратно к понтону кормой. Зашвартовали катер на растяжке: теперь достаточно было прыгнуть в кокпит, скинуть две петли кормовых швартовых и, перебирая руками, перетянуть катер к буйку. То же самое провернули со вторым катером. Очень продуманные мужики, явно готовящиеся к быстрому старту с воды.

Мое скромное убежище снова развернулось от яхт-клуба. А я задумался. Вот как мне теперь по-тихому уйти? Как только парус подниму, он зашелестит, привлекая внимание. Ещё надо учесть, что стартующий с буйка швертбот — отличная практически неподвижная мишень, вместе с копошащимся в нём человеком. И если сам процесс ловли ветра и маневров по выходу из бухты яхт-клуба представлял собой пусть сложную, но вполне решаемую задачу, то постановка паруса и процесс отдачи швартовых концов — то ещё развлечение.

Елена бы на эту мою проблему усмехнулась и снова дала бы подзатыльник, приговаривая: “Вот вы поголовно испорчены современной техникой. То вам двигатели давай, то пирсы и понтоны все покрышками и подушками увешайте, чтобы вы, деточки, не повредили дорогостоящее имущество. А на самом деле высший пилотаж — делать все эти маневры только парусом, постановкой экипажа, рулём и, конечно, мозгами того, кто держится за румпель. И нечего говорить про силу ветра, неблагоприятные направления. Не бывает неблагоприятных направлений в местных озерах и реках”.

Не океан — чай. И всё снова сводится к тому, как ты чувствуешь свой гоночный швертбот. Как ты распределил вес, заглубление шверта, натяг шкотов. Всё только в этом. Очень кстати припомнились уроки на тему подхода и отхода, да ещё мини-гонки без руля вовсе."Это вам наука, что такое парусная яхта на самом деле", — говорила Елена. — "По-хорошему, чтобы понять ветер, себя и научиться этим всем пользоваться, надо отобрать у вас руль совсем и посмотреть, до кого мои теоретические умствования дошли."И вот теперь мне эта наука наконец пригодилась в деле спасения своей собственной шкуры.

Следующие полчаса я потратил на изучение течения, которое есть даже в замкнутом озере, ветра и прогнозов погоды. Финн мотало вокруг буйка, поэтому у меня была возможность изучить обстановку и небо, которое, судя по жаре и тёмным облакам, наползающим со стороны города, говорило о будущих сильных шквалах и грозе. Облака были примечательные: клубящиеся и тянущиеся вверх башни. Чем сильнее распалялось солнце, тем ближе намечалась смена направления ветра. Минус только один — пока слабый ветер дул с берега, то есть из-под грозовых туч. Направление выгодное для отчаливания, но сила такого ветра совсем не для быстрого расставания с водами яхт-клуба. Минут через сорок или через час ветер сменит направление под грозу; для меня это встречный ветер, а значит, больше галсов, больше поворотов, больше шелестящего под порывами ветра паруса. Следует добавить, что при смене направления ветер станет шквалистым и сильным.

С одной стороны, это способствует скорости яхты. С другой стороны, мой вес недостаточен при сильном ветре, а барахло, закрепленное по корпусу, не в счёт — противовеса парусу оно не составит, только осадку уменьшит. Так что имеем одни риски: непонятные мужики с оружием и готовыми к старту катерами, ухудшение погоды, усиление ветра, мой малый вес для Финна, жажду, которая только нарастает, и головную боль, которая тоже радости не добавляет. Несмотря на всё это, я решился. У меня есть всего минут сорок, чтобы удрать с лагуны до того, как ветер рванет навстречу. А уж в чистой воде я смогу выбрать любой оптимальный курс, без риска перевернуть швертбот.

Я приподнял шверт и перо руля, чтобы корпус максимально скользил по воде от слабого ветра, пусть чуть боком — так даже естественней, имитация брошенной и неуправляемой никем лодки. Переполз под сложенным парусом к носу, снял кольцо швартового конца с карабина, карабин зацепил на корпус, а свободный конец, пропущенный через кольцо буйка, намотал на правую руку. Достаточно отпустить, и швартовый выскользнет из кольца на буйке, вытянется в воде вдоль корпуса. Потом подберу. Теперь удлинитель руля под пятую точку, руль чуть-чуть на себя, чтобы ветерок тащил швертбот к противоположному берегу залива, дальше от пирса, за несколько болтающихся на якорях каютных яхт. Условно прячась за ними, я подниму парус.

Осталось только дождаться, когда финн развернёт кормой к понтонам, чтобы начать движение прочь. И тут мне крупно повезло. Со стороны верхних въездных ворот послышался звук — кто-то или что-то дергало створку ворот, затем раздался треск и скрежет железа. Пока яхту разворачивали, я не мог видеть происходящего, да и из положения лёжа под сложенным парусом особо разглядеть что-то было трудно. Но за этим звуком послышалось три тихих хлопка выстрелов. Я приподнял парус, чтобы увидеть, как от искорёженных, смятых в гармошку створок ворот вниз к эллингу спускается нечто: огромный бронированный, словно динозавр, монстр, что-то среднее между гориллой и медведем, размером почти с Еленин Фиат. Увидел, что два товарища безусловно теперь заняты этой проблемой, а значит, у меня появился шанс уйти отсюда с минимальными ущербами. И я, не раздумывая больше, отпустил конец швартовного, перехватывая фал для подъёма паруса, нисколько не заботясь теперь о звуке и привлечении внимания к себе. Монстр то ли заурчал, то ли заревел и кинулся в эллинг, откуда, судя по всему, по нему вели стрельбу. На фоне грохота и рева, который устроил этот персонаж, трепыхание паруса точно никто не заметит, и даже если заметят, то мой побег и бушующий монстр на берегу несопоставимы по степени проблем.

Ветерок подхватил мой розовый “Пряник”, и я начал выбирать фал подъема паруса, молясь о том, чтобы его не заело в ликпазе мачты. Елена бы оценила, с какой скоростью я делал сразу несколько дел: рулил буквально задницей, прижимая удлинитель руля, поднимал парус, перехватывая фал правой рукой через стопор и собственные зубы, а левой закреплял шкот, устанавливая правильно гик под ветер. Я поправлял переднюю шкоторину паруса, чтобы он шел вверх споро. Конец швартового соскользнул с кольца, но в тот момент надо мной уже был наполненный ветром парус, опущенный на всю длину шверта, и руль, я висел на ремнях, а под носом финна журчала разрезаемая вода, отсчитывая ускорение яхты.

За спиной хлопали выстрелы, бушевал разъярённый монстр. Я не оборачивался: теперь моя задача была убраться как можно быстрее и дальше от яхт-клуба. Ветер, вот что мне было нужно, нормальный стабильный ветер, галфвинд, бьющий в бок финна. Я прямо молился о ветре. Замер, разлегшись вдоль борта, чтобы не нарушить разгон яхты лишним движением. И вдруг разом понял, что чувствую всё: натяжение парусов под слабым ветром, струи воды, гладящие дно швертбота, недовольные завихрения у руля. Я словно врос в яхту, словно растворился в окружающей действительности, почувствовав за миг до того, как ветер сменил направление и ударил шквальчиком со стороны мыска, прикрывающего лагуну яхт-клуба. И уже до того, как парус внезапно хлопнул, кинул тело в кокпит яхты и резко переложил руль. Всё шло, как я и предполагал: ветер рванул под грозу, усиливаясь, стелясь по воде, зло вбиваясь в парус. Пряник накренился, закрыв от меня парусом яхт-клуб, я откинулся за борт на оттяжке, так что почти коснулся затылком воды. Прислушивался к тому, что делается на оставленном берегу: рев монстра и грохот чего-то ломающегося не прекращался.

Если бы кто-нибудь через десять минут посмотрел мне вслед, то ничего, кроме бликующей воды и черной полоски над ней, не разглядел бы. Я уже приблизился к горловине залива, чтобы обогнуть закрывающий его мыс. Прежде чем скрыться за ним, я обернулся к яхт-клубу, чтобы увидеть, как бусик Елены движется к покореженным воротам яхт-клуба, а за ним по земле волочится что-то круглое — голова того монстра? Хотя с моего расстояния уже не разглядеть. А еще я заметил, как второй человек вскинул в мою сторону оружие: на солнце блеснул оптический прицел, но в следующий момент я уже скрылся за мысом.

Окинув неожиданно широкие просторы водохранилища, я почувствовал, как страх и напряжение последнего часа отпустили. Сразу усилилась жажда и тупая головная боль. Главное, чтобы это был откат от стресса и усталости, а не зараза, переводящая меня в статус зомбака. Это было бы печально: столько пережить, выжить и заурчать.

Водохранилище показалось намного больше, чем представлялось по карте. Вода, взъерошенная порывистым ветром, бликовала, и противоположный берег с трудом проглядывался. Я припомнил карту: острова были ниже по течению, в трех-четырех километрах, но из-за яркого солнца и бликов были мне не видны. Береговая линия с этой стороны изрезана мысами, мелкими заливами, оканчивалась покрытыми тростником косами, язык которых простирался далеко в море, указывая на мелководье. Следовало отойти от неё подальше, обогнуть, и там, видимо, должны были появиться долгожданные острова. Ветер крепчал, волнение усиливалось, гроза наползала. Надо было торопиться. Одно плохо: ветер дул как раз оттуда, куда мне было нужно. В следующий час я лавировал против ветра, отвисая на ремнях, неоднократно облитый водой и трясущийся от холода. Все старался разглядеть среди воды хоть какой-то намек на интересующие острова, какое-то укрытие. В душе ворочалось беспокойство и удивление; всё, что я наблюдал, совсем не походило на карту.

Обогнув наконец тростниковый мыс, от увиденного чуть не выпустил руль и шкоты. Передо мной на километрах трех водохранилище сужалось, так что стал виден противоположный берег с застройкой. В этом месте над водой высился мост. Течение усиливалось, ветер поднял навстречу волну, и"Пряник"почти застыл на месте, несмотря на наполненный парус, стал подпрыгивать на волнах, как неваляшка. Я решил изменить курс, стараясь уже не к какой-то цели, а чтобы максимально безопасно уйти от взбесившейся реки и встретить грозу хоть в каком-то более спокойном месте. Развернул швертбот в галфвинд и понесся в сторону моста, прикидывая, смогу ли я укрыться или пришвартоваться к опорам моста и там переждать грозу.

Приблизившись к мосту, понял, что мне не только не удастся пристроиться к опоре, но и надо удирать от этого места как можно быстрее. Мост был странный, словно составленный из двух мостов, настолько разных, что стало понятно: тут что-то не так. Слева, от моего покинутого берега, высота опор была ниже, чем справа. Мост справа шел вверх, как бы изгибался, а слева — ровно, словно шоссе. Там, где эти два куска соединялись, высота полотна расходилась на два метра, и часть моста справа, висящая после опоры, обрушилась, торча арматурой и болтающимися на ней кусками бетонных плит.

Внизу под опорой справа стоял пенистый бурун воды, указывая на скорость течения, словно там билась какая-то горная речка. Левая часть составного моста тоже не прельщала — на мосту были люди, или уже нелюди. Пока я приближался живая масса, слово та же волна накатила на перила, и пялилась на меня. И я решил, пока есть возможность обойти мосты по правому берегу, там по крайней мере никого у перил не было. И снова заложил галс, и снова прыгал неваляшкой по волнам, и снова болтался на ремнях, мокрый, измученный жаждой. Тело уже изрядно потряхивало. Под ногами в кокпите скопилась вода, финн осел ниже, пошел менее ходко. И перспектива найти хоть какое-то пристанище никак не вырисовывалась. Ещё через час противоположный берег стал ближе настолько, что я смог детально разглядеть разрушенный, словно после военных действий город. Мертвый город. К тому моменту, когда я прошел под пустым, таким же мертвым мостом, потряхивало не только тело, но и затрепетала душа. В голове скакали мысли одна за другой, пытаясь найти оправдание увиденным картинам. Настроение от придуманного лучше не становилось.

Гроза, так и не разродившаяся громом и молниями, разлилась противным холодным дождем, скрыв солнце за пеленой. Сколько я проболтался на воде? Часов пять. Скоро стемнеет, а я так и буду болтаться в полузатопленном финне посреди неизвестности. Еще час я просто шел вниз по течению, отмечая, что берега снова расходятся шире. Вглядывался в горизонт, стараясь разглядеть признаки острова. Еще через час разглядел слева редкие кроны деревьев в зарослях тростника. Дело шло к вечеру, я решил пристать хотя бы к плавням, а утром продолжить поиски. Словно подбадривая меня, внезапно вышло из-за пелены солнце. Судя по всему, до сумерек оставалось часа три, не больше. Растаявшая в неизвестность гроза забрала с собой ветер. Теперь тянулся нестойкий слабый ветерок. Я, закрепив руль и шкоты, начал откачивать воду из финна. Старался отвлечься от головной боли и мучившей жажды, занимаясь монотонной работой, поглядывая на приближающиеся чахлые деревья и тростник. Ветер совсем скис. За полкилометра достал весло, спустил парус, приподнял шверт и руль, начал грести прямо через тростник к кустам. Через полчаса финн уткнулся носом в песок.

Островом назвать десять квадратных метров песка и три чахлых ивы можно было только с очень большой натяжкой. Выбрался на сушу, прошелся. Под ногами чавкала вода. Спать или располагаться на ночлег на такой земле точно не стоило. Начал выполнять правило номер один: вода, еда, тепло. Поставил на газовую плиту кипятиться воду. Переоделся в сухое, сверху натянул спасжилет, который был не только средством спасения, но и средством сохранения тепла. Приготовил ночлег. Несмотря на то что яхта была залита в течение дня, все мои пожитки были сухими. Всё было упаковано в специальные мешки, мешки убраны, насколько это возможно, в баки плавучести под плотно пригнанные пробки. Что не влезло, было спрятано в носу финна, завернуто в непромокаемую кису. Устроил спальное место, пусть в скрюченном виде, но все-таки спать можно. Снова разложил парус на гике палаткой. Съел разогретую тушенку, попил чай, разлил остатки кипяченой воды в бутылки. Перестал мерзнуть и дрожать. Разлегся на борту финна, поверх торчащих стопоров и оттяжек, не замечая неудобства, рассматривая окружающую местность.

Ничего, кроме камыша и воды, на фоне катящегося к горизонту солнца. Болела голова, снова мучила жажда, ломило уставшие натруженные мышцы. Я снова перебирал имена родственников и проговаривал скороговорки, убеждая себя в том, что все еще соображаю. Старался не думать о том, что увидел сегодня, и как пережил день. Из тупого оцепенения меня вывело солнце, едва коснувшись горизонта и растаявшее черными пятнами. Совсем темно не стало; на темном небе россыпью крупных огней выступили незнакомые созвездия. Внутри кольнул страх, в голове понесся круговорот мыслей и образов пережитых событий, и я забился в кокпит финна. Стараясь отстраниться от жужжащих в голове мыслей, пресекая панику и неуверенность: “Завтра я разберусь с этим завтра утром” — бормотал я, пока уставшее, измученное тело не отключило взбесившийся разум.