За спиной адъютанта Его превосходительства. Книга вторая

Александр Черенов

«Адъютант Его Превосходительства»? Что-то знакомое, правда? Что-то… такое… героическое. О героях. Только здесь героев нет – ни «красных», ни «белых». А, если они и появляются, то лишь в комедийном, сатирическом и даже анекдотическом ключах. Потому что это – пародия и на первоисточник, и на пародию истории. Ведь в этой книге никто никого не убьёт, не взорвёт, не сожжёт и не пустит под откос. Но и без этих ненужных эксцессов читателю не придётся скучать… Книга содержит нецензурную брань.

Глава седьмая

Кобылевский покачал головой уже в отсутствие капитана.

— Чёрт его знает… Конечно, никакой водкой там и не пахло… Но что это доказывает? Ну, прихвастнул капитан — обычное дело. Ведь по сведениям оттуда…

Вадим Зиновьич ткнул пальцем… нет, не в небо: через плечо. Куда-то в сторону окна, где, вероятно, «находилась» атаманская ставка.

–… Усиков действительно был принят атаманом. Другой вопрос: что там, за дверями, происходило на самом деле? То ли атаман был с похмелья, то ли Усиков — поди, теперь, разберись… Может, у пана атамана имелись какие-то свои планы, не совпадающими с нашими, может, «красные» ему «напели» — не знаю. И теперь уже, наверно, не узнаю.

–???

— Что, полковник?

Командующий уже не мог не заметить круглых глаз Чуркина. Даже в условиях тумана… в своих глазах.

— Ваше превосходительство, а Вы не допускаете того, что письмо могло быть подменено?

–???

— Не Усиковым, конечно — врагом? Отсюда — и реакция атамана, и явная ложь капитана, которого там наверняка встретили без горилки! А, если и продемонстрировали её — то в наборе с канчуками! А? Голову даю на отсечение, что Усиков сам теряется в догадках насчёт того, почему всё произошло так, как… произошло!

Кобылевский с сомнением почесал за ухом. Полковник тут же накинулся на них обоих.

— Уверяю Вас, Ваше превосходительство! Печёнкой чую, что всё было именно так!

Кобылевский поморщился. Но не от слов полковника: от новой дозы.

— А, что-нибудь — кроме печёночных ощущений?

Чуркин выгнул грудь колесом.

— Есть!.. То есть, будет… Сегодня же… Или завтра… Словом, на днях…

— Подвесите Усикова на дыбе?

Полковник смутился: командующий был слишком уж прямолинеен. У них, в контрразведке, это мероприятие именовалось всего лишь «оперативно-следственными действиями». Теми самыми, о которых говорят, что в ходе их было установлено то-то и то-то. То есть, не дыба — а точное следование инструкции и уголовно-процессуальному законодательству.

— И что это нам даст?

Кобылевский вздохнул — и отставил бутылку: следовало поберечь себя… для вечернего «совещания».

— «Красные» тут же вернутся на исходные позиции, а Директория ударит за нас в штыки?

Полковник замялся.

— Нет, конечно, но зато мы будем знать…

— Что именно?

Чуркин, от генеральского скептицизма несколько утративший очертания, вытянулся во фрунт.

— Ваше превосходительство, письмо было явно подменено — печёнкой…

— О Вашей чувствительной печёнке я уже слышал!

Кобылевский уже не скрывал раздражения: он только что закрыл дверь сейфа за недопитой бутылкой. Было, отчего раздражаться!

— Если у Вас нет ничего другого, поговорим лучше о делах более серьезных, чем Ваши фантазии!

Досадуя больше на свою половинчатость в отношении бутылки, чем на настырность Чуркина, Кобылевский нервно прошёлся по кабинету.

— Ну, и кто бы мог это сделать? — буркнул он, «проходя мимо». — И главное, как?

–…

Иных доводов у полковника не нашлось. Зато они нашлись у командующего.

— Не иначе, как тут поработали духи! Так сказать, «тёмные силы нас злобно гнетут»? Да, полковник? Делом надо заниматься, Николай Гаврилыч, а не беллетристикой! И с чего Вы взяли, что всё объясняется подменой? Да для объяснения бездействий этого самостийника можно найти тысячи причин.

–???

— Понял! — понял Его превосходительство. — Например, Вы не хуже меня знаете, какая это сволочь!

— Это — верно, — упал духом полковник, но тут же встал. — И всё же, зря Вы мне не верите, Ваше превосходительство!

–???

Вадим Зиновьич уже ясно давал понять Чуркину, что всему есть предел. В том числе — не только его «сверхнормативному нормативу» — но и фантазиям начальника контрразведки.

Но Чуркин не понял. Или не захотел понять.

— И, тем не менее, я считаю, что подмена письма имела… то есть могла… то есть имела место! И это — дело рук вражеского агента, работающего у нас в штабе!

Уже заходя в тыл полковнику, командующий замер на полпути.

–???

От изумления Владимир Зиновьич лишился дара речи. Даже — «русской разговорной». Чуркин сдвинул каблуки, параллельно работая головой. По линии кивка.

— Да, Ваше превосходительство: у нас в штабе работает «красный» шпион! Усиков ехал с секретной миссией, о которой никто знать не мог! Не мог — и, тем не менее, знал! Я прихожу к единственному выводу… То есть, у меня есть все основания.…

— У меня тоже есть все основания!

Командующий не позволил торжествам Чуркина затянуться. Хотя бы — на лице начальника контрразведки.

–….

Недоумению полковника активно подработала его отвисшая челюсть.

— Вы правильно меня поняли, господин полковник: у меня есть все основания принять Вашу отставку!

–???

Чуркин моментально сообразил, что взгляд не уместен — и заменил его… нет, не голосом: криком души:

— За что?!

— «За что?»

Командующий был настолько выразителен, что полковник лишь последним усилием воли удержал при себе «отходы производства». Обратный вариант был бы тем более обидным, поскольку командующий неожиданно смягчился.

— А знаете, полковник: я, пожалуй, соглашусь с Вами.

Чуркин уже собрался перевести дух — но не успел.

— За одним, маленьким, таким, исключением.

Полковник как-то сразу догадался: маленькое исключение сулило большие неприятности. И он не ошибся: лицо командующего расплылось от удовольствия — в предвкушении «обеда».

— Дело в том, что о поездке Усикова знали все офицеры штаба, присутствовавшие на пирушке! На пирушке в честь отбытия капитана «с секретной миссией»! И, если мне не изменяет память, Вы, полковник, не только были там, но и произнесли тост за успех миссии своего помощника?

Чуркин начал убывать в прострацию: так удачно всё складывалось — и вдруг такой пассаж! И как он мог забыть об этой чёртовой вечеринке? Сюжет, достойный фельетона!

— Именно так и было!

–???

Кобылевский ожидал явно не такой реакции. Неужели Чуркин, в кои-то веки, «шёл сдаваться»?! Или у него на уме что-то другое?

— Именно так и было, Ваше превосходительство!

Полковника буквально распирало от чувств. И даже то, что его давно уже распёрло от хорошей жизни, не помешало командующему отметить этот любопытный факт.

— Что «именно»?

— Один из них — и есть «красный» шпион!

— Кто?!

— Один из этих собутыльников!

–…

Это Кобылевский вынес приговор. Руками. Точнее, всего лишь одним пальцем. У виска. С последующим вращательным движением.

— А я, грешным делом, подумал: слава Богу, образумился, полковник…

— Уверяю Вас, Ваше превосходительство!

Игнорируя выпад командующего, Чуркин умоляюще сложил руки на груди.

— Уверяю Вас, что так оно и было! Один из собутыльников, «красный» шпион, за столом узнал о поездке — и тут же подменил письмо! Ну, пусть не тут же… Но какая, в конце концов, разница! Главное, что подменил! Фу, ты, как всё, оказывается, просто!

Глаза полковника сияли… даже не радостью: счастьем. Но глаза командующего почему-то не спешили присоединиться к сиянию. От этого счастливая улыбка недолго обживала лицо Чуркина.

— Вы мне не верите, — упал голосом полковник. — И всё же:

Ваше превосходительство, у нас в нашем штабе обосновался «красный» лазутчик! У меня есть все основания утверждать это!

Он щёлкнул каблуками сапог, и решительно боднул головой.

Командующий неожиданно зевнул.

— Повторяетесь, Николай Григорьич… Ну, тогда и я повторюсь…

–???

— Пишите рапорт, полковник!

Последним усилием воли — или её заместителей — Чуркин выгнул грудь.

— Ваше превосходительство, я готов сегодня же…

— Да-да, сегодня же подайте рапорт с просьбой о переводе в войска! Я намерен определить Вас в один из ударных офицерских батальонов!

— А-а…

Закончить речь Чуркин не смог: отвисла челюсть. Он и не предполагал, что они с командующим так диаметрально расходятся в тематике рапорта. Поэтому следующая фраза вышла из полковника спустя минуту — и уже другого содержания.

— Ваше превосходительство! — дрогнул голосом Чуркин. — Разрешите признаться: был неправ! Снимаю возражения, признаю бестактность, ошибки и упущения в работе! Готов понести любое наказание — вплоть… до перевода… в кабинет!

В этот момент двери распахнулись, и прапорщик-стюард внёс серебряный поднос со стоящими на нём бутылками водки, банкой с солёными огурцами и тарелкой с нарезанным ломтями хлебом.

— О-о-о!

Вадим Зиновьич мгновенно оживился и как-то сразу забыл о полковнике и его деле.

— Нашего полку прибыло!

И командующий заговорщически подмигнул сиротливо стоящей на подоконнике пустой бутылке. Водка недолго задержалась в заводской таре — и вскоре уже весело плескалась в стаканах.

— Будет дуться, полковник!

По причине «свежего пополнения» Его превосходительство был само благодушие.

— Давно бы так! А то нафантазировал, понимаешь! Пей лучше, и впредь слушайся старших!

Лишь теперь полковник мог перевести дух. Обе причины — и благодушие Кобылевского, и стакан водки — он объединил в один выдох.

Не в целях экономии: от благоразумия.

— Правильно, Гаврилыч! Чем сочинять небылицы, лучше подумаем о том, как спасти положение, а заодно — и наши с тобой задницы.

Не вынимая огурец изо рта, Кобылевский развернул оперативную карту, и прижал один из её концов опорожнённым стаканом.

— Вот смотри!

Следом за командующим Чуркин склонился над картой.

— По сведениям армейской разведки, «красные» сейчас — в половине пути от Хватова.

Кобылевский ткнул карандашом в точку на карте.

— Если они сохранят темп, идти им ещё суток пять — не меньше.

Он бросил карандаш, и разогнулся. Глаза его были здесь, но мысли блуждали явно за пределами кабинета.

— Время ещё есть… Вот и давай думать, что мы можем сделать в этой ситуации… чтобы заместить атамана… Полковник?

Чуркин встрепенулся. Пока командующий «теоретически добивал» Якина, он подвергал себя нещадной критике за нарушение субординации и забвение дарвинизма. Точнее, тех его положений, которые определяют механизм выживания. Проще говоря, полковник материл себя за то, что зарвался. «Уж сколько раз твердили миру…» — а лесть куда надёжней амбиций и правдоискательства.

— Виноват, Ваше превосходительство: задумался!

— Надеюсь, о деле?

— Так точно, Ваше превосходительство!

— Ну?

Чуркин откашлялся в кулак.

— Тут, выполняя Ваше приказание, Ваше превосходительство, я запросил у «Никодим Никодимыча» сведения о наиболее удобном участке для прорыва корпуса Слонова. Корпус удачно «погостил» у «красных» — пора и домой…

— Ну-ну!

Кобылевский оживился — и потянулся за бутылкой. Как всегда — в минуты оживления. Чуркин прищурил глаза: уже можно было.

— Ваше превосходительство, а что, если мы познакомим Якина с нашей кавалерией?

Рука Кобылевского зависла над стаканами. Вместе с бутылкой.

— Не понял?..

Чуркин вплотную придвинулся к генералу — и дохнул на него энтузиазмом на свежем водочном перегаре.

— «Никодим Никодимыч» указал мне подходящий участок линии фронта…

Ядовитая усмешка растянула губы полковника.

–… для конницы Слонова. А что, если мы направим Якина — он и так идёт обходными путями — по тому же маршруту? Устроим ему рандеву

с «Дикой дивизией»?

Взгляд Кобылевского начал проясняться. Ничего удивительного — после четырёх-то стаканов, не считая мелких глотков.

— Вы хотите сказать…

— Да, Ваше превосходительство! — просиял Чуркин. — Мы пошлём к «красным» перебежчика с подлинными оперативными картами, в которые внесём лишь «небольшие» коррективы!

— На тему…

— Так точно, Ваше превосходительство: участка фронта, якобы определённого нами для прорыва конницы Слонова! И этот участок придётся как раз на маршрут, которым следует Якин, и где мы не можем его достать по той причине, что это — владения атамана!

Чуркин не мог сделать паузу, чтобы не поторжествовать. В том числе — и над командующим. Но Кобылевский уже догадался об этом — и не позволил торжествам затянуться.

— Ну, дальше, дальше!

Полковник вынужден был прервать автолюбование — и опять склониться над картой.

— Получив карты, «красные» начнут корректировать маршрут с тем, чтобы не попасть под удар Слонова! И мы им в этом поможем!

Чуркин опять не удержался: воссиял. Но и командующий не остался в долгу.

— Ну, что за привычка: тянуть кота хвост?!

— Мы им в этом поможем!

Чуркин поспешно «отставил хвост».

— На карте, которую наш человек передаст «красным», участок, рекомендованный Слонову, будет обозначен, как ничейная территория!

–???

— И Якину не останется ничего другого, как пойти туда: «ничейная территория»!

Жестом человека, осилившего грандиозную работу, полковник бросил карандаш на стол, звучно выдохнул «Уф!» — и с размаху плюхнулся в кресло, не считаясь с субординацией. По причине совершённого «подвига» — можно было. Чуть-чуть.

— Он пойдёт туда, Ваше превосходительство! Ну, а дальнейшее, как говорится — дело техники!

Преодолевая сопротивление четырёх стаканов, Кобылевский, наконец, осилил замысел собутыльника.

— Ну-у, полковник!

Тут же в руках начальника контрразведки оказался стакан водки, ещё более полный, чем тот, что держал в своей руке Кобылевский. Именно так — «по справедливости» — командующий решил выразить своё восхищение талантами Чуркина.

— Давай, полковник, выпьем за успех нашего безнадёжного дела!

«Приговор» был тут же «приведён в исполнение».

— Кого пошлём? — прожевал вопрос — вместе с горбушкой — Кобылевский.

— Воробьёва — кого же ещё!

Удивление Чуркина было неподдельным: подполковник явно «застоялся в стойле» — и заскучал без приключений. На свою задницу. Как тот боевой конь, он рвался в бой даже в мирное время. Оттого этот выбор всегда был лучшим — даже при отсутствии других претендентов.

Вадим Зиновьич задумчиво сдвинул брови: после пятого стакана это получалось у него особенно выразительно.

— Слушай, а может, пошлём сразу двоих? Одного — в Киев, другого — на перехват группы? «На всякий пожарный случай»? Как думаешь?

Сопровождая мысли, взгляд полковника «случайно» съехал

на новую бутылку водки. Ну, вот, сбился с пути. Этот его маневр не остался незамеченным. Не мог остаться.

— Правильно!

Инициативы такого рода Кобылевский одобрял без рассуждений.

— Тут без пол-литра не разберёшься!

Мысль о том, что пол-литра были, неизвестно, какими по счёту, даже не заглянула в мозги командующего.

— Да и что можно придумать на трезвую голову? Разве, что, какую-нибудь глупость?

«Приняли» «по третьей». Из последней бутылки. Из последней

по отношению к предыдущей — но не к последующей.

— А думаю я так…

Чуркин занюхал крошкой хлеба: как истинно русский человек, он не злоупотреблял… закуской. И в этом отношении он был не одинок: Его превосходительство тоже был русским человеком.

— Если обе наши карты попадут к Якину одновременно, то мы с Вами, Ваше превосходительство, окажемся в такой жопе, что…

Он не договорил, и махнул рукой. Кобылевский опять задумался: ещё больше побагровел физиономией.

— Да, тут ты прав, Николай… Отправлять надо в Киев… А если Воробьёв до Киева не дойдёт?

Генерал не был бы генералом, если бы не встал в оппозицию самому себе. За отсутствием других оппозиционеров. Особенно — на подпитии.

— Или дойдёт — а там начнут «тянуть резину»? А за это время Якин без проблем доберётся до Хватова? А вдруг Киевская Чека, или там, штаб армии, не клюнут на нашу «мульку»? Не все же там — дураки? Что тогда?

Хрустя огурцом, Чуркин не спешил с ответом. Сейчас можно было: в глазах командующего он уже реабилитировал себя. Хотя бы — частично. Закончив «приём пищи», он размашисто утёрся рукавом.

— Риск, конечно, есть — как и в любом серьёзном деле. Но такая страховка нам выйдет боком. Мой человек, конечно, не опоздает. А дальше — что? Ну, вручит он ему карту — исхитрится как-нибудь. А поверит ли Якин ему? Главное: поверит ли он карте? Не скажет ли он моему человеку: что-то ты, парень, слишком вовремя вышел на нас с этой картой! А в итоге: человека — в расход, а нам…

В порыве творческого энтузиазма Чуркин едва ли не сунул под нос командующему то, что обычно суют под нос в таких случаях: «изделие ручной работы».

— Нет, Ваше превосходительство: киевский вариант — единственный!

Кобылевский скривился, и энергично почесал пятернёй затылок.

— Так-то оно так… Но даже если в Киеве и поверят нашему перебежчику, а с ним — и карте, то приказ Якину об изменении маршрута может просто запоздать! И тогда нам за труды наши…

В отлитие от полковника, командующий не стал воздерживаться — и «комбинация из трёх пальцев» живописно помаячила у носа Чуркина.

— Да и насколько я наслышан о характере этого жида, он — упрям и самоуверен. Не исключено, что он наплюёт на приказ из Киева — и все дела! Плевал ведь уже — и не единожды! И, как с гуся — плевки! А вот, если карту передаст наш человек… А, полковник?

Чуркин, за отсутствием зубочистки ковыряясь в зубах пальцем, отрицательно мотнул головой.

— То, что Якин — упрям, мне известно. Но Вы, Ваше превосходительство, вероятно, не знает, что он ещё и чертовски недоверчив! И это качество в нём — главное! Так что наш человек, заявись он к нему с картой, проживёт не больше пяти минут. Ровно столько времени потребуется «красным» для того, чтобы заслушать его, и довести до ближайшего оврага. Нет, Ваше превосходительство: только Киев!

— Не успеем!

— Успеем! Если отправим Воробьёва сегодня же — успеем!

Слегка покачнувшись — что такое пять стаканов?! — Кобылевский потянулся к кнопке звонка. Давить пришлось долго: прошла целая минута, пока старший адъютант, наконец, «не соизволил». И правильно: нечего баловать собут… собеседников.

— Павел Андреич, г-голубчик…

При виде капитана Его превосходительство всегда исполнялся благости и уважения. Ну, вот, полюбился ему Павел Андреич. По причине одинаковых наклонностей и вкусов.

–… не в службу, а в дружбу: пригласите ко мне подполковника Воробьёва.

Концов «согласился» — и исчез за дверями.

Если бы только Кобылевский знал, как изнемог его адъютант, безвылазно прозябая в приёмной! Нет, одну вылазку в известном направлении Павел Андреич всё же сделал, но, безуспешно. К его негодованию, какая-то сволочь забила дверь в коморку досками крест накрест, да ещё использовала при этом десятисантиметровые гвозди!

Минут пять Концов голыми руками пытался оторвать доски, но не смог. А тут ещё штабной завхоз, как назло, третий день ударялся в загул. Разумеется, и ключи были при нём: «участвовали третьим». Согласно инструкции. Поэтому добраться до гвоздодёра Павлу Андреичу было не суждено.

Делать было нечего — и, осыпая неизвестного «благодетеля» «соответствующими благодарностями в три этажа», Павел Андреич вернулся за стол, где и вынужден был предаться исключительно служебным обязанностям. Те-а-тет Его превосходительства с начальником контрразведки на этот раз не перешёл в «а труа».

Минут через пять Воробьёв присоединился к уже «тёплой» компании Кобылевского и Чуркина. О чём они там целый час говорили, Концову оставалось лишь догадываться. Хотя всем догадкам он предпочёл бы минуту у заветной стены…