Время есть. Книга вторая

Александр Мирошниченко (2024)

1989 год — канун исторического слома. Как Титаник страна движется навстречу катастрофе. Герои первой книги получили возможность исправить свои ошибки и, вернувшись в недавнее прошлое, сумели остаться вместе. Именно любовь дала им шанс. Воспользуются ли они этим шансом? Как это скажется на будущем всей страны?Ответы на эти вопросы во второй книге цикла. «История не имеет сослагательного наклонения», — утверждают скептики. Но литература имеет всё. Тем более, если это жанр альтернативной истории и фантастического реализма.

Глава 11

Никита успокоился, столь убедительным ему показалось объяснение. Но ненадолго. Дней через десять, когда уже забылся разговор со старой бухгалтершей, в штаб заскочила Олеся.

— Никого нет? — спросила она, хотя и так знала, что в это время все обедают.

— А я? — наигранно обиженно ответил Никита.

Девушка подошла очень близко и положила на стол записку.

«Через 5 минут жду у чёрного выхода».

Никита только успел прочесть, и клочок бумаги немедленно отправился в карман белого халата, и девушка ушла. Сопоставив слова Ирины и странное поведение Олеси, Никита подготовился объясниться, мол, у него есть любимая и он не собирается изменять. С этим решительно направился к назначенному месту.

Под лестницей у запасного выхода в темноте лишь белый халат медсестры указывал, что Никиту уже ждут.

— Расслабься, боец, — жёстко сказала девушка. — Никто не будет покушаться на твою невинность. У тебя есть иные причины для страха.

Только когда глаза привыкли к темноте, Никита увидел встревоженное лицо Олеси.

— Ты, друг, вляпался в довольно опасную историю… Я про твой звонок Клепко.

— Так Елена Юрьевна сказала, что всё нормально, — возразил Никита, которому опять стало страшно.

— Давай, ты послушаешь. Никто не должен знать, что я с тобой общалась на эту тему. Начмед недавно говорил с Ребровым о тебе. Твой начальник сказал, что ты звонил бухгалтерше. Больше я ничего не слышала. Семён Аркадьевич закрыл дверь. А сегодня увидела твою медицинскую карту с резолюцией «Комиссован!». И полистала на скорую руку. Диагноз — «маниакально-депрессивный психоз» и ты «негоден к военной службе с исключением с воинского учёта».

— И что? — спросил Никита.

— Это значит — ты, боец, узнал нечто такое, что опасных людей встревожило не по-детски. И тебя по-тихому сплавляют из армии. А уже потом ты просто потеряешься, дабы не сболтнул чего лишнего.

— И что делать? И ты к этому каким боком? — Мозг Никиты хаотично выдавал вопросы.

Но они остались без ответа, поскольку хлопнули входные двери, и по коридору пошли вернувшиеся из столовой люди.

— Ничего не делай. Я тебя сегодня найду. Только никому о нашем разговоре, — шепнула девушка на ухо и быстро выскользнула через чёрный ход.

Будто её и не было. И произошедшее вдруг показалось странным и ничего не значащим. К тому же ни днём, ни после ужина Олеся не появилась. А когда закончилась вечерняя поверка, стало ясно, что они до завтра не встретятся. И Никита посчитал странный разговор плодом своей фантазии.

Но после отбоя разбудил дневальный.

— Тебя какая-то баба на проходной спрашивает. Дежурный звонил.

Мало что понимая, Никита оделся, накинул шинель и побрёл на КПП.

— Соколов Никита Романович? — спросил старший сержант с повязкой дежурного на рукаве.

— Он самый, — ответил Никита.

— Салабон! Не «он самый», а «так точно, товарищ старший сержант».

— Так точно, товарищ самый старший сержант, — сонно поправился «салабон».

— То-то. Она ждёт за КПП, за кустиками, чтобы никто не видел. Ты сильно не увлекайся. Перепихнёшься и в казарму. Мне неприятности не нужны.

— Это уж как пойдёт, — пробурчал себе под нос Никита, стараясь, чтобы дежурный не слышал.

Выходя за территорию части, он осмотрелся и увидел мерах в двадцати человека в плащ-палатке. Пол или возраст не просматривались.

«Может, сказали „баба“, потому что старая?», — подумал Никита, но, подойдя, увидел знакомое лицо Олеси.

— Иди за мной, — позвала она и пошла по тропинке через невысокий кустарник.

Пройдя метров сто, повернулась.

— Теперь слушай очень внимательно…

— Что это за казаки-разбойники?..

— Не перебивай! — резко оборвала Олеся. — Я и так многим рискую. Это твои документы. Здесь всё, чтобы спокойно покинуть часть и предъявить в военкомате для снятия с воинского учёта. Статья, правда, не очень. Но, как говорится, не до жиру.

Олеся передала бумажную папку с тряпичными завязками, на которой было выведено красивым ровным почерком: «Личное дело Соколова Н. Р.»

— И, да, тебе нельзя возвращаться в часть, — предупредила Олеся и, отреагировав на удивлённый взгляд Никиты, добавила: — Не переживай, мне тоже. Сейчас мы разойдёмся и больше никогда не встретимся…

— Да погоди ты. Объясни, что всё это значит. Я ничего не понимаю!

— Слушай, говорю только раз. Тебе, похоже, стало известно нечто, не предназначенное для посторонних. Начмед по просьбе Реброва состряпал документы, мол, ты псих и тебя комиссовали. Потом рядовой Соколов теряется… не знаю как. Могут в бетон взлётки закатать или в стену ангара замуровать. А если кто приедет интересоваться, то найдут свидетеля, видевшего, как ты на попутку сел, покидая часть уже гражданским человеком. Теперь понятно?

От такой информации Никита впал в ступор. Но ненадолго.

— Как к тебе попали эти документы?

— Семён Аркадьевич — начмед наш, давно ко мне клинья подбивает. Не терпит старый кобель подле себя им неокученных особей женского пола. Я сегодня ему сказала, мол, могу остаться после работы. Но ни одна живая душа не должна об этом узнать. Он отнёсся с пониманием к девичьей щепетильности и попросил прийти в кабинет, как все уйдут. Ну а потом… думаю, тебе будет неинтересно.

Последние слова Олеся сказала, глядя в глаза Никите. Увидев его реакцию, хохотнула.

— Во, все вы такие — сам ни ам и другому не доставайся. Потом Аркадьичу позвонила жена. Он вышел в приёмную, чтобы я не слышала его унижения. Я быстренько эту папочку под халат и бочком-бочком из кабинета.

— А если бы жена не позвонила? — спросил ошарашенный Никита.

— Ну, что делать? Пострадала бы во спасение. А может быть, и понравилось.

Олеся опять засмеялась.

— Или не стоило тебя выручать?

— Я даже не знаю. А как ты теперь?

— Не твоё дело. Завтра выяснят, что я тиснула документы, и начнут искать парочку — влюблённую дурочку и солдатика. А нет парочки. Мы сейчас разбегаемся и больше никогда не увидимся. Здесь… — Олеся протянула брезентовую сумку, — гражданские вещи на первое время. Просто сменить форму. И денег немного.

— Не нужно…

— Знаешь, мне теперь свою работу жалко, чтобы ты всё испортил. Бери, сказала!

Не спрашиваю, куда пойдёшь. Но к любимой своей не стоит. У неё в первую очередь искать и будут.

— В смысле? Откуда ты знаешь?

— В штабе все в курсе. Бабы к тебе подкатывали, а ты ни в какую. Ну и разговорили…

— Никто не подкатывал ко мне.

— Ага. А то я не видела. Как ни зайдёшь, какая-нибудь возле тебя крутится. Две-три пуговки у блузки расстёгнуты, юбка в обтяжку и короткая, что только ляжки и прикрывает. А ты ни с кем. Вот бабы и разговорили. И всё как миленький выложил. Светой зовут, в школе учились в одном классе. Фотку показывал. Говорят, красивая. В университете сейчас.

Никите нужно было время собраться с мыслями.

— А тебе такие проблемы зачем?

— Я же сказала: «влюблённая дурочка». Но не переживай. Это проходит. Ты мне ничего не должен. Или думаешь, если бы кому другому расправа угрожала, я в стороне бы осталась? Но сложилось, как сложилось.

Пауза затянулась, едва не превратившись в неловкую.

— Ещё одно дело до того, как мы расстанемся. Я сейчас пойду на КПП и скажу, что покупаю тебя на ночь. Так местные разведёнки или у кого мужья сидят, делают. Тариф известный — поллитровка, или ублажить дежурного орально. И всю ночь солдатиком можно пользоваться.

Увидев, как расширились глаза Никиты, Олеся опять засмеялась.

— Да есть у меня водка, есть. Вот смотри, — она достала из кармана плаща бутылку. — Что же ты впечатлительный такой?

Олеся скоро вернулась.

— Всё, договорилась. Теперь у каждого из нас часов семь-восемь в запасе. Утром начальники просекут ситуацию. Начнут дневального в казарме и дежурного на проходной опрашивать. Те пойдут в несознанку. Потом особисты очную ставку устроят, и кто-то расколется. Ну и сразу ориентировки…

— В милицию?

— Этих меньше всего стоит бояться. От них откупиться можно. А вот бандюганы…

Опять помолчали. Никита понимал: он должен сказать что-то важное и искреннее, но слов не находил.

— Ты знаешь, куда пойдёшь? — снова прервала паузу Олеся.

Никита отрицательно покачал головой и пожал плечами.

— Придумаешь. Смертельная опасность заставляет хорошо соображать, — безразлично сказала девушка, а потом тихо попросила: — Поцелуй меня… если не противно.

Никита взял лицо в ладони и очень нежно поцеловал глаза, а потом губы.

— Спасибо, — прошептала Олеся, — Иди. Я хочу, чтобы ты запомнил моё лицо, а не этот уродский плащ. И, да, это я устроила, чтобы жена позвонила Семёну Аркадьевичу. Так что не думай плохо обо мне.