Время есть. Книга вторая

Александр Мирошниченко (2024)

1989 год — канун исторического слома. Как Титаник страна движется навстречу катастрофе. Герои первой книги получили возможность исправить свои ошибки и, вернувшись в недавнее прошлое, сумели остаться вместе. Именно любовь дала им шанс. Воспользуются ли они этим шансом? Как это скажется на будущем всей страны?Ответы на эти вопросы во второй книге цикла. «История не имеет сослагательного наклонения», — утверждают скептики. Но литература имеет всё. Тем более, если это жанр альтернативной истории и фантастического реализма.

Глава 9

В темноте, накрывшей после сильного удара, неожиданно появился небольшой просвет. Никита увидел своего тренера по самбо. «Но если вам не удалось избежать драки, — говорил наставник, — с противником, значительно превосходящим вас по численности, и вы не в состоянии фрагментировать поединок таким образом, чтобы в каждом эпизоде иметь возможность сражаться с равными силами, то лучше всего покинуть поле боя. Иначе вас повалят и удары ногами будут сыпаться градом, и вам останется лишь защищать жизненно важные органы».

Никита попытался свернуться в комок и закрыть руками голову. Но удары были редкими.

«Значит, противников мало, если вообще не один», — пришла мысль и за ней решение: нужно перехватить ногу бьющего и вывести на болевой.

Но осуществить задуманное не получилось. Удары вмиг прекратились. Никита открыл глаза и увидел белого медвежонка, которого выронила убежавшая девочка. Ещё в поле зрения были тяжёлые ботинки бившего. Неожиданно ботинки оторвались от земли и зависли на высоте не менее полуметра.

А за несколько минут до этих событий в вагоне, стоящем на соседних путях, сидели начальник рефрижераторной секции Павел Гмыря и механик Николай Петров. Они ещё утром планировали отправиться через Брянск, Ржев, Кириши в Петрозаводск с грузом яблок в четырёх вагонах, за температурный режим в которых они отвечали. Но отправление с утра регулярно откладывалось. Павел разгадывал судоку, а Николай пил чай, поглядывая в окно.

— Драка, — констатировал он.

— Бывает, — ответил начальник, — Это нормально.

— Не-а. Не могу с тобой согласиться. Лежачего нельзя бить.

— Ну-ка. — Гмыря отодвинул занавеску со своей стороны. — Реально непорядок.

Пока Павел шёл к дерущимся, он старался окриком остановить не в меру разбушевавшегося парня, но тот разгорячился и не обращал внимания на предупреждения. Напрасно. Поскольку очень скоро сильная рука бывшего циркового крафт-жонглёра¹ подняла за шиворот драчуна и, подержав немного на весу, отбросила в сторону.

Никита пришёл в себя уже в вагоне.

— Непонятно. Как такой дрыщ мог тебя завалить? — спросил Гмыря.

— Их трое было. А этот сзади доской ударил и вырубил.

— А зачем тогда ввязался?

— Они к школьнице приставали… заступился.

— Хвалю. Мужик.

Пока Гмыря и Павел разговаривали, Николай обрабатывал раны на лице. Никита периодически морщился.

— Вроде нормально, — сказал механик, убирая перекись водорода и йод, — разрыва кожи нет. Заживёт. Ты местный? А то мы в любой момент можем отправиться.

— Нет. Я от московского отстал. Призывник.

На этих словах поезд дёрнулся в одну сторону и почти сразу начал плавно ускоряться в другую. И только в этот момент Никита осознал ситуацию.

— Но, похоже, уже дезертир, — произнёс он.

— Пока присягу не принял, ты штатский, — пояснил Гмыря, — И тебе повезло, парень. Мы обгоним московский. Будем в Брянске часа на два раньше. У Коли там зазноба проводницей. И твои командиры, которые сейчас, как пить дать, водку кушают, даже не заметят отсутствия.

Выпив большущую кружку горячего, крепкого и очень сладкого чая, Никита заснул на верхней полке. Разбудила его сильная рука Гмыри.

— Поднимайся, парень, Брянск. Московский будет нескоро. Но до пассажирской километра три по путям.

Не полностью проснувшийся Никита поблагодарил спасителей и, ёжась от ночной прохлады, двинулся вдоль железнодорожной насыпи в указанном направлении. Периодически приходилось идти по шпалам, но это было неудобно. Если ступать на каждую, шаг получался очень коротким, а через одну — наоборот, неестественно длинным.

Минут через двадцать появились огни пассажирского вокзала.

— А ну-ка, стоять! — вдруг раздалось за спиной, — Что это мы на стратегическом объекте гуляем, как по бульвару Гагарина в выходной?

В небольшой комнате дежурного ВОХР² Никита сидел за столом напротив охранника Дениса Архиповича Потапова (так значилось на табличке, стоящей на тумбочке у входа) и рассматривал документы на стене. В основном там были приказы, подписанные министром путей сообщения Коныревым Н. С.

«Никита Сергеевич или Николай Степанович? А может, Никанор Спиридонович?», — безо всякого умысла упражнялся нарушитель, пока вохровец заполнял журнал ровным почерком перьевой ручкой.

— Задержан разгуливающим по ж/д. путям в районе депо гражданин, — прочитал Денис Архипович, макнул перо в чернильницу и вопросительно посмотрел на Никиту и после короткой паузы объяснил свой взгляд: — Фамилия?

— Конырев Сергей Никанорович, — выпалил Никита последнюю прочитанную им фамилию.

Охранник напрягся, но, дослушав отчество, выдохнул.

— Никанорович — это хорошо. Значит, получается, не сынок Николая Семёновича будете, министра нашего, — успокоился охранник и принялся выводить букву «К».

— Нет, конечно. Не сынок, — сказал Никита, — Это мой папа, Никанор Николаевич, — сынок, как вы выразились. А я точно нет.

Денис Архипович, которому до пенсии оставалось не больше года, а в охране шли сокращения, испугался не на шутку. Конечно, маловероятно, чтобы внук министра путей сообщения всего Советского Союза вот так просто гулял ночью без охраны. Но страх лишает возможности мыслить трезво.

— Вы свободны, товарищ Конырев. По путям больше не ходите, а дедушке своему передайте наше пролетарское заверение преданности делу партии и МПС, — выпалил Денис Архипович всё, что ему подсказал сжавшийся от страха мозг.

Когда задержанный покинул помещение, и учащённое сердцебиение успокоилось, страж безопасности посмотрел в журнал, где фраза заканчивалась заглавной буквой «К» и, немного подумав, продолжил: «Кузнецов Иван Иванович объяснил свои неправомерные действия тем, что заблудился, и пообещал больше такого не делать. Решено ограничиться устным предупреждением. Боец ВОХР, Потапов Д. А.».

Никита попытался войти в свой вагон, пропустив выходящих с вещами пассажиров. Но проводница остановила его:

— Билет?

— Он в купе. Я этим поездом еду. Призывник я.

— О, парень, так у тебя физиономия в синяках. Маша, а ну кликни их старшего. Пусть со своим разберётся, — обратилась проводница к коллеге из соседнего вагона.

Минут через пять вышел заспанный капитан.

— Какие проблемы, боец? — спросил он, внимательно разглядывая и принюхиваясь.

«Интересно, что он может унюхать, когда от самого перегаром несёт?» — подумал Никита. Потом достал из кармана маленького белого медвежонка и ответил:

— Всё нормально. Пошёл купить девушке подарок, а там ступеньки не увидел. Споткнулся и вот…

— Ступеней-то много было?

— Три.

— Надеюсь, в долгу не остался?

— Никак нет.

— Какие претензии к бойцу? — строго поинтересовался офицер у проводницы, наблюдавшей за диалогом.

— Просто решила… доложить, — запинаясь под командирским взглядом, ответила она.

— Иди к себе и, чтобы до места назначения никаких ступенек! — сказал капитан и пошёл досыпать.

В купе было темно, только свет вокзальных фонарей освещал спавшего в спортивном костюме поверх одеяла Семёна Марковича и укрывшуюся простынёй Ирину. Никита старался не шуметь, но соседка открыла глаза и поинтересовалась:

— Это Брянск? — и, получив ответ, попросила: — Не возьмёте мне на перроне водички газированной. Сейчас я деньги дам.

Она встала, и молодому человеку пришлось отвести глаза, настолько притягательными вырисовывались женские формы под ночной сорочкой, практически прозрачной в свете огней за окном.

— Ира, не суетись. Ложись на место и не смущай юношу. Я сам куплю всё, — бодрым голосом, как будто и не спал, сказал Семён Маркович.

Женщина быстро накинула халат, легла на полку и укрылась одеялом. Никита ждал в коридоре от греха подальше. Сосед вернулся с тремя бутылками «Боржоми». Одной угостил Никиту, другую открыл для себя.

— Где это лицо разукрасили? — сказал он, вроде даже не взглянув на собеседника.

Никита старался отвечать на вопросы уклончиво, но через несколько минут Семён Маркович знал обо всех перипетиях ночи в деталях, включая и «родство» с министром путей сообщения.

Над последним посмеялся:

— Расскажу Николаю, что по стране его внуки по железнодорожным путям разгуливают. Вот удивится.

Когда уже сидели в купе, Семён Маркович предложил Никите связаться с ним в Москве после службы.

— Через два года я буду поступать в университет, — ответил призывник.

— В наше время неизвестно, кому и сколько служить придётся, — заявил полковник из того ведомства, где знают всё.

— У нас по закону срок службы в армии два года, — усомнился в словах собеседника Никита.

— А ещё кормить солдат по закону положено. И одевать, и оружие выдавать. А нечем. Кормить, стрелять. Одевать не во что. Электричество в частях РВСН отключают. Миротворцы хреновы, — Семён Маркович говорил практически без эмоций, и поэтому его слова звучали зловеще. — Конвергенция, видите ли. У нас врагов уже нет. Зачем нам армия? Как мы над Леонидом Ильичом насмехались. А при нём и армия была, и флот. И какой флот. А эти пришли, и всё под нож.

— И что делать? — неожиданно для себя спросил Никита.

— Ничего иного не остаётся России, кроме как притвориться мёртвой. Поплюют на неё, потопчутся, но добивать не станут. Зачем убогих-то со свету сживать. А потешаться тогда над кем? А мы сил наберёмся, и уже потом…

Полковник замолчал. Пауза затянулась, и Никита спросил:

— Так что человеку простому делать? Мне, например. Я же не могу притвориться мёртвым.

— Свяжись со мной, когда службу закончишь. Если это будет через два года, значит, не всё ещё потеряно, и перестройщики хреновы армию не уничтожили полностью. Но сдаётся мне, что нет у нас столько времени. И телефон запомни…

— Давайте запишу?

— Записку легко потерять. Она может попасть не в те руки. Память надёжней. К тому же это не сложно. Шестьсот пятьдесят четыре, девятнадцать, восемьдесят девять. Просто?

— Неа…

— Ну, как же. Первые три цифры — без единицы вначале год, когда Украина вошла в состав России. А оставшиеся четыре — дата кончины Союза.

— А если СССР не развалится в этом году?

Тогда придётся вспомнить, когда призывался. Не забудешь?

Никита не поверил в мрачные предсказания и решил, что не доведётся звонить этому ненормальному полковнику. Но правильно говорил сосед — дядя Жора, работающий осветителем на киностудии:

— Главный закон искусства «Не зарекайся» действует повсеместно.

Примечания

1

Крафт-жонглёр — цирковой артист, жонглирующий тяжёлыми предметами.

2

ВОХР — военизированная охрана.