О любви совершенной и странной. Записки естествоиспытателя

Александр Краснокутский

Мой друг Евгений Поляков умер на обратной стороне Луны 5 января 2011 года. Большинство из нас выбирает Солнце, но Евгений предпочёл Луну. Странный выбор. Из всех известных мне «людей Слова» Луну выбрал только он.Сразу замечу, что время и конечная точка перехода – не самая популярная среди нас тема. Это личный выбор; дело вкуса или цели. Кроме того, особые обстоятельства и деликатный характер такого решения понуждают к лаконичности в объяснениях. Но Луна! Пожалуй, самый неожиданный вариант из возможных.Мне захотелось вспомнить всё по порядку или как придётся; нельзя загадывать, если речь пойдёт о великих тайнах.

2005, ФЕВРАЛЬ

Зима умирала тяжело и некрасиво. Через два дня на третий выпадал мокрый снег; едва подсохшие дороги снова превращались в подобие канализационных канав, по которым плыли обрывки бумажной упаковки, пластиковые бутылки, прелая прошлогодняя листва и хлопья грязной пены. Солнце не появлялось почти месяц. Люди, уставшие от сумрака и уличной грязи, по привычке надевали тёмные вещи и не чистили обувь. Город тонул в апатии и отвращении к самому себе.

Именно в такой февральский день я собрался выполнить обещание, данное моему партнёру по бизнесу. Речь шла о её сыне, мальчик-подросток переживал трудный период. Отсутствие контакта с отцом, переезд в другой город, новая школа — достаточно традиционный набор тревожных предпосылок, порождающих семейные кризисы и трагедии. Мне бы и в голову не пришло вмешиваться в интимную семейную ситуацию, если бы не наши многолетние дружеские отношения. Однако главной причиной стали рассказы мамы о странных изменениях, произошедших с сыном буквально за считаные месяцы после перевода в новую школу. В то, что описывала мать, не хотелось верить. Она говорила, что порой не узнаёт сына — не в поступках и разговорах, а буквально в лицо. Ей казалось, что в мальчика вселилась некая сущность, ежедневно прорастающая в нём и изменяющая его во всё ускоряющемся темпе. Кроме прочего, она стала плохо спать и по ночам чувствует острый немотивированный страх.

Должен сказать, что к моменту описываемых событий мои интенсивные эксперименты с собственным телом и изменёнными состояниями сознания были позади. Доминантами остались наука, искусство и изучение сакральных текстов. Последнее представлялось мне наиболее важным. Нет, я не забросил медитации и другие освоенные мной техники, всё это оставалось в ежедневном расписании, просто акценты моих поисков сместились от тестирования экстремальных состояний души и плоти в область снискания смысла и духа. Но ко мне обратился близкий человек, с которым за годы совместной работы мы пережили немало испытаний. Передо мной была мать, с ужасом наблюдавшая за страшными изменениями в своём сыне. Я согласился. Было решено, что я приеду один и пообщаюсь с мальчиком пару часов с глазу на глаз, мама же приедет позже, ко времени ужина.

Я завершил рабочий день к трём пополудни. Отпустил водителя. Сам сел за руль. Включил любимую музыку. Настроение было прекрасным.

Серое низкое небо казалось мягким, водители других автомобилей — невероятно приятными и корректными. Жизнь нежно обволакивала и искрилась. Я улыбался и подпевал Элтону Джону.

Блаженны не ведающие будущего! Если бы знать, что случится через двадцать минут, где были бы мои безмятежность и радость?

Представьте себе: после работы вы возвращаетесь домой, от станции метро до дома — полквартала. Подмораживает, но вы в предвкушении приятного вечера, дневные заботы остались позади. Чайник закипит быстро, в холодильнике вкусная еда. Даже чуть-чуть поджимающая естественная нужда не в тягость, потому что не нужно бежать в заплёванный общественный туалет, вас ожидает домашний — чистый и уютный. Вот уже распахнута дверь подъезда, холод и сырость остались во внешней тьме, лифт возносит ваше тело вверх. С привычным потрескиванием дверца лифта отъезжает в сторону, и… вы оказываетесь на поверхности Марса. Минус сто по Цельсию, лифт исчез. В лёгких остался воздух, но если выдохнуть, то это будет последний выдох.

Без четверти четыре, выйдя из лифта на лестничную площадку моих друзей, я не знал, что меня ожидает нечто подобное. Блаженны не ведающие будущего!

Я позвонил и почувствовал опасность ещё до того, как открылась дверь. Меня поразил звук шагов. Нет, не сам звук! Странные вибрации, передававшиеся через пол и застревавшие у меня под сердцем.

Пять шагов по коридору ещё невидимого мне человека. Казалось бы, мелочь, но уже при звуке третьего шага мой полупустой желудок попытался избавиться от содержимого. Резкий спазм не только выплеснул в рот волну горечи, но и запустил все рефлексы самосохранения и защиты. Красная лампочка мигала. Внутренний зуммер верещал: «Тревога!»

В момент, когда дверь открылась, я был готов. Раскрутил вокруг себя эллипсоид ослепительно белого цвета, вся доступная мне энергия была мобилизована и закачана в эту защиту. Такие фокусы даются большим трудом. С технической точки зрения речь идёт о согласованном резонансном взаимодействии древнего и нового отделов мозга.

Открываемая дверь зацепилась за что-то невидимое. Характерно зашелестел попавший под нижнюю кромку пластиковый пакет. Первым, что попало в поле моего зрения, были кисть руки и часть спины. Мальчик пытался вытащить из щели под дверью невидимый мне предмет, одновременно он говорил: «Подождите, я сейчас». Я молчал. Не отвечал, потому что не верил ни одному его слову. Я точно знал, что пакет подсунут под дверь специально. Что тот, кто опустил голову мальчика и пока прикрыт от меня дверью, готовится к нападению. В чём состоял его замысел, я не знал. Неведение — мать страха. Полное неведение — мать ужаса. Переступив границу нормы, не нужно пытаться представить или просчитать, эта стратегия обречена на провал. Единственное, на что ты реально можешь опереться, — навык импровизации.

Я уже чувствовал, как шевелятся мелкие волоски на руках и спине. Видел, как меняет цвет окружающий воздух, но не двигался и не думал. Моё действие или бездействие будет следствием первого хода того, что́ контролирует сейчас бедного подростка. Сегодня белыми играет оно.

Мальчик распрямился, будто согнутая и внезапно отпущенная ветка. Дверь, подобно театральному занавесу, раскрылась. В просторном коридоре, заполненном красным свечением, стоял мальчик в маске. Если бы я оказался на берегу Стикса перед лицом Харона или без скафандра на Марсе, думаю, что ощущения были бы примерно одинаковыми. Воздействие осуществляло не столько видимое, сколько присутствующее и невидимое. Если вы хоть раз входили в воду Мёртвого моря, никогда не забудете изумления мозга, видящего воду, но чувствующего масло. Ровно так же мой включившийся разум вопил, что маска, и мальчик, и шкафы, и вешалка для одежды — всего лишь видимость, скрывающая суть. Что пока я не определю, с чем именно имею дело, мои усилия — пустая трата энергии.

От меня требовалась импровизация. Многое, очень многое зависело от моего ответного хода.

Я уже рассмотрел маску. Это был сгусток плотной энергии, принявший форму древнегреческой театральной маски. Миндалевидные разрезы глаз и тонкая ротовая щель. Маска была приглушённо-стального цвета. Казалось, что она не отлита, а выкована из очень тяжёлого и неподатливого металла; на поверхности маски ясно просматривались вмятины от молотка.

Я поздоровался, дважды назвав имя мальчика. Сначала вопросительно, а после «здравствуй» — ещё раз. «Извини, что без приглашения». В глубине глазных прорезей увидел движение зрачков. Очень глухой голос ответил: «Ничего, проходи. Ты знаешь правило?». Я ответил: «Правил много. О каком ты говоришь?» Под маской хмыкнули: «Вход — рубль, выход — два».

Мальчик сделал приглашающий жест в сторону кухни. Отодвинулся к стене, как бы открывая дорогу. Но нет, я не сделаю такой ошибки! Иди вперёд, я за тобой. Двинувшись по коридору и не поворачивая головы, подросток спросил: «Зачем ты приехал?»…

Всё закончилось через час — последний кусок растрескавшейся маски отвалился от лица и растворился в воздухе. Ещё час мальчик рыдал, уткнувшись в моё плечо. Я гладил его голову и повторял: «Всё, теперь всё закончилось. Не бойся! Ты молодец! Ты всё забудешь». Он так и уснул стоя. Я перенёс его в комнату. Вернулся на кухню, открыл форточку. Прочитал молитву. Уходя, захлопнул дверь с автоматическим замком.

В машине долго не включал двигатель. Мне хотелось замёрзнуть. Я совсем не чувствовал тела. Наконец озноб вернул меня в реальность.

Ну кто же ездит по Москве вечером? С равным результатом можно встать на обочину и наблюдать, как десятки тысяч таких же, как ты, неудачников пытаются вырваться за кольцевую дорогу, к свежему воздуху. Я провёл в пробке примерно полтора часа и вдруг почувствовал, что сильно вспотел. Это было странно: на мне были деловой костюм и лёгкое пальто, в автомобиле — комфортная температура, но я ощущал, что с каждой минутой моя рубашка набухает от влаги. Так бывает, когда после долгого сидения в сауне ты по инерции потеешь, завернувшись в махровую простыню. Я остановил машину, снял пальто. Пытаясь перебросить его на заднее сиденье, высоко поднял руку. Рукав пиджака задрался, и я увидел, что манжета моей белой рубашки, как операционная салфетка, пропитана кровью. Сообразив, что ощущал влагу по всему телу, лихорадочно расстегнул пуговицы рубашки. Сквозь поры кожи на груди и руках, везде в верхней части тела проступали капельки крови.

Век живи — век учись! Оказалось, что кровавый пот — вовсе не фигура речи.