О любви совершенной и странной. Записки естествоиспытателя

Александр Краснокутский

Мой друг Евгений Поляков умер на обратной стороне Луны 5 января 2011 года. Большинство из нас выбирает Солнце, но Евгений предпочёл Луну. Странный выбор. Из всех известных мне «людей Слова» Луну выбрал только он.Сразу замечу, что время и конечная точка перехода – не самая популярная среди нас тема. Это личный выбор; дело вкуса или цели. Кроме того, особые обстоятельства и деликатный характер такого решения понуждают к лаконичности в объяснениях. Но Луна! Пожалуй, самый неожиданный вариант из возможных.Мне захотелось вспомнить всё по порядку или как придётся; нельзя загадывать, если речь пойдёт о великих тайнах.

1988, ИЮНЬ

Я очень хотел летать. В физическом теле. Всё, что можно было найти и прочитать о левитации, было найдено и прочитано. К ежедневным тренировкам был добавлен ещё один час, посвящённый обретению навыка полёта.

Шли месяцы. При наличии серьёзного продвижения в других областях, в левитации я потерпел полное фиаско.

Предполагаю, что моя младенческая проекция в духовном мире вопила день и ночь. Выплёвывала соску. Отказывалась есть. Так или иначе, я, видимо, достал всех, в том числе терпеливых ангелов.

Это произошло короткой июньской ночью прямо перед рассветом. Что-то разбудило меня и заставило проснуться. Я сразу заметил — комната неестественно освещена. Светился не сам воздух, он как бы подсвечивался невидимой подосновой. Цвет этого свечения был неоднороден. Перемежающиеся тёмно-розовые и светло-фиолетовые всполохи не просто сменяли друг друга, но и трансформировали линии спальни. Про себя я отметил полное отсутствие звуков и острое ощущение присутствия чего-то рядом. Тут же у себя в ногах я увидел стоящего человека, он был совершенно поразителен. Если бы не очевидная объёмность, определение «силуэт» было бы уместнее. Это была полупрозрачная оболочка, заполненная чем-то принципиально иным, чем воздух. Наполнение имело цвет тёмного зеркала. На человеке не было одежды. Бесспорно, это был мужчина, хотя не могу утверждать, что вторичные половые признаки были различимы.

Я пребывал в замешательстве, однако хорошо понимал, что передо мной не совсем человек. Вернее, совсем не человек. Но кто? Именно в момент размышления над этим вопросом черты его лица обозначились более чётко, стало ясно: у меня в ногах стою я сам. Интуитивно я уловил, что гость хочет убедиться, вместил ли я этот парадоксальный вывод.

Как только это случилось, фигура несколько приподнялась над полом и существо накрыло меня сверху, как бы совместившись со мной.

Я ощутил лёгкое распирание и едва различимую внутреннюю вибрацию. Моё тело — правильнее сказать: то, что я продолжал считать собой, — резко приподнялось и зависло в горизонтальной плоскости параллельно кровати. Потом в той же плоскости повернулось ногами к окну.

Резко сорвавшись с места, оно прошло сквозь стекло. В момент пролёта окна я ощутил стекло как некое внутреннее движение или импульс, прошедший от ступней до макушки.

Полёт начался резким набором высоты. Недоумение вызывала поза: я продолжал лежать на спине и двигался ногами вперёд. Попытка изменить положение и обустроиться комфортнее была безуспешной. Стало понятно, что способность воспринимать окружающее у меня осталась, но за движение, видимо, отвечает кто-то другой. Подняв меня метров на пятьсот, мной описали большой полукруг радиусом около пяти километров.

Скорость полёта позволяла мне спокойно рассматривать ландшафт и постройки. Единственное неудобство заключалось в том, что в попытках рассмотреть что-то внизу мне приходилось поворачивать голову и как бы свешивать её то влево, то вправо. В эти моменты мне казалось, что я лечу, лёжа на узкой доске, и любое резкое или глубокое опускание головы свалит меня в крен или штопор. При этом мои кисти судорожно искали край несуществующей доски. Пальцы же, не упираясь в твёрдое, по инерции сжимались в кулак. Мне не хочется додумывать, в какой момент я сообразил, что полётом можно управлять движением пальцев, но это наконец случилось.

Изумление, ошеломлённость, неверие в происходящее сменились сложносочинённым букетом эйфории и торжества.

Выполнив петлю Нестерова и бочку, я оказался над собственным районом. В соседнем дворе, отделённом от моего дома длинной девятиэтажкой, стояла грузовая фура, вокруг которой суетилось три человека. Они пытались приподнять тяжёлый брезентовый полог, но ткань выскальзывала и, как занавес, перекрывала вход в кузов. «Принесите верёвку!» — крикнул старший и перешёл на незнакомый язык.

Выполнив разворот с набором высоты, я решил полететь к Останкинской телебашне, но в этот момент потерял управление. Моё тело как с горки соскользнуло вниз к дому, прошило мембрану окна и зависло над разобранной постелью. Описав две дуги со снижением, как будто падающий лист, я упал на кровать с приличной высоты.

То нечто, что было во мне, отделилось и повисло надо мной лицом вниз. Была полная иллюзия того, что я смотрю на себя в зеркало. Правда, очень странное зеркало: оно не меняло лево и право. В считаные секунды воздух комнаты впитал моего двойника. Затем погасло и необычное свечение.

Я поднялся и посмотрел в окно. Близился рассвет. Высыпав в ведро для обливания весь намороженный за сутки лёд, я пошёл в соседний двор. Три кавказских парня выгружали из фуры ящики с огурцами и молодой картошкой. Угол брезентового тента был привязан к металлической перекладине прицепа обрывком верёвки.

Эйфория сменилась ощущением неотвратимого расставания с чудом. Его отблески, как огни уходящего поезда, были ещё зримы, но догнать последний вагон не было никакой возможности.

Через час, после завершения утренних упражнений, я возвращался в свой подъезд. Навстречу из кустов вышел заспанный бомж. На поводке он тащил шелудивого пса, безуспешно пытавшегося поднять ногу. Мы остановились в метре друг от друга. Бездомный с изумлением посмотрел на человека с пустым ведром и в плавках и вдруг спросил: «Ну и как?» Я пожал плечами и, в силу привычки, ответил: «Ничего». Набрякшие веки моего собеседника дрогнули, приоткрыв яркие зеленоватые глаза. С трудом приподняв голову, он посмотрел на небо, потом на мои босые ступни, переложил собачий поводок из правой руки в левую, криво улыбнулся, обнажив чёрные зубы, и, ткнув в меня тёмным заскорузлым ногтем, сказал: «В том-то и дело, что ничего! Понимаешь?»

Я пропустил момент, когда он обошёл меня. Повернувшись вслед, увидел колтуны на нестриженой голове. К спине его непромокаемой куртки был пришит большой карман из мешковины, оттуда выглядывала верхняя часть глянцевого журнала. На обложке ясно прочитывался чей-то рекламный слоган: «Совершайте открытия!»

Я понял: и встреча, и надпись предназначались мне. Но какой смысл я должен был вынести из этого призыва? Какой вывод должен сделать из двух взаимосвязанных событий — полёта и реплик бездомного человека? Что настоящий полёт — это вовсе не полёт в физическом теле? Или что для материальных тел есть другие способы передвижения по воздуху? Возможно, что «совершение открытий» и есть квинтэссенция полёта души?

Желание сбылось, но я почувствовал себя человеком, взявшим кредит. Чтобы рассчитаться по нему, мне придётся работать больше прежнего.