О любви совершенной и странной. Записки естествоиспытателя

Александр Краснокутский

Мой друг Евгений Поляков умер на обратной стороне Луны 5 января 2011 года. Большинство из нас выбирает Солнце, но Евгений предпочёл Луну. Странный выбор. Из всех известных мне «людей Слова» Луну выбрал только он.Сразу замечу, что время и конечная точка перехода – не самая популярная среди нас тема. Это личный выбор; дело вкуса или цели. Кроме того, особые обстоятельства и деликатный характер такого решения понуждают к лаконичности в объяснениях. Но Луна! Пожалуй, самый неожиданный вариант из возможных.Мне захотелось вспомнить всё по порядку или как придётся; нельзя загадывать, если речь пойдёт о великих тайнах.

1964, ИЮЛЬ

Это была большая больничная палата. Тринадцать выкрашенных белой масляной краской коек, тринадцать параллелепипедов, расставленных по периметру комнаты так, что головы пациентов располагались у стены, а ноги были направлены к центру. В середине комнаты стоял стол с газетами и костяшками домино. На спинках коек, в ногах больных, висели листочки с указанием диагнозов, назначениями и графиками температуры.

В палату попадали после сложных хирургических операций. Все, кроме меня, были взрослыми людьми. Мне было около пяти, я лежал в лучшем месте — в углу, недалеко от окна. Летнее солнце, перемещаясь по небу, последовательно освещало всех жильцов палаты и давало прекрасную возможность издалека рассмотреть каждого страдальца. Моя сложным образом сломанная нога, подвешенная на медицинском блоке, ограничивала движение. Это было первое ограничение моей личной свободы. Сроком в тридцать суток. Как многие настоящие узники моей страны, я не знал, за что наказан. Старшие мальчишки посадили меня на козу; всем было весело, пока бедное животное не потеряло терпение.

Теперь я могу точно сказать, почему именно этот фрагмент детства в мельчайших деталях сохранила моя память: здесь произошла первая встреча с воспитателем.

Двенадцать взрослых мужчин целыми днями вели бесконечные разговоры; некоторые произносили длинные монологи о вещах, сами названия которых вызывали во мне страстное желание узнать, о чём идёт речь. Я был начисто лишён страха общения с незнакомыми взрослыми людьми, мне казалось: эти дяди такие же, как и я, просто знающие другой язык; этот язык можно освоить, если многократно повторять новые слова и уяснять их значения. Мой мозг, получивший прилив энергии за счёт бездействующего тела, перерабатывал информацию с поразительной скоростью. Через неделю я знал наизусть эпикризы всех больных с датами рождения, названиями операций и даже назначениями лечащего врача. Это было несложно: во время утренних обходов, когда заведующий отделением осматривал очередного пациента, медицинская сестра зачитывала табличку на кровати больного. Однажды заведующий зашёл во внеурочное время, без свиты. Я вместо сестры начал громко декламировать истории болезней по памяти, особенно налегая на название болезней и прописанные лекарства.

Закончив осмотр, хирург подошёл к моей кровати и, прослушав комментарий обо мне самом, не улыбнувшись, спросил у вошедшей медсестры: «У нас есть пластырь?» Услышав утвердительный ответ, коротко бросил: «Заклейте этому умнику рот».

Я не заплакал только потому, что не смог моментально вместить произошедшее.

Задержавшись у дверей палаты, этот демон в белом халате посмотрел на меня сквозь очки и холодно произнёс: «Молчание — золото!»