Глава 9. Погоня
За стеной Дагорский лес. Не самая его проходимая часть. Всюду кустарники и паразитарные лозы, давно высохшие и точно окаменевшие. Они рвутся, напарываясь на капот и лобовое стекло груженой машины. Благодаря паре десятин сухих дней, почва устойчивая. Колеса справляются и вывозят нас вперед. Тварей не видно. Темно, а габаритные фонари давно разбиты в схватке за жизнь. Саныч неоднократно прикрикнул о том, что ненавидит свою работу и пора бы в отпуск. Военные молчат, все терпят и молятся о жизни не меньше моего.
— Они отстали? — Хватаюсь за переднее сидение, но солдат все еще страхует. Сейчас мы едем более-менее ровно.
— Как будто я вижу! Выгляди, проверь, если такая смелая!
Я оборачиваюсь к солдату, — Разрежь веревку!
— Что? Нет, нельзя, это против правил.
— Мрак! Да я ведь не зараженная, а невеста. Я по доброй воле тут. Потом свяжете мне руки, а сейчас дайте помочь!
— Ты серьезно высунешься? — Интересуется Саныч, не оборачиваясь. Я вижу его маленькие глаза в отражении зеркала заднего вида. Совиные седые брови торчат в разные стороны, а нос огромный и бугристый как картошка, — Если полезешь, сослужишь службу. Коробка передач скрипит от перегрузок.
Солдатик теряется, ищет поддержки от двух других военных, но они как будто окаменели, даже не оборачиваются.
— Только быстро, — решается парень, вытащив карманный ножик. Он разрезает пути, высвобождая мне руки, — И постарайтесь не убиться.
Запястья приятно чешутся после плотной веревки, я потираю их и согласно киваю. Поднимаюсь на одно колено на сидении и выкручиваю стеклоподъемник вниз. Внутрь прорывается холодный и свежий воздух.
— Не пахнет мертвечиной, хороший знак, — проговариваю я и высовываюсь наполовину, удерживаясь руками за края окна и ручку сверху, — Саныч, постарайся держать прямо, чтобы меня не убило деревом.
— Обижаешь, девка, я сорок лет за рулем!
Показываю большой палец вверх и высовываюсь чуть больше. Слева сверху есть балка, она для тента и за нее удается хорошо ухватиться. Это помогает мне почти стоять на окне и видеть, что происходит за машиной. Временами мигает один из фонарей. Я вижу, что мелькают тени. Но это не следы тварей. Существ больше нет и некоторые пойманные дагорцы решают рискнуть остаться в лесу, чтобы не попасть в зону карантина.
— Ааах, — высокая кочка, моя нога соскальзывает, я повисаю и к окну бросается солдатик. Он хватает меня за талию, пытается поднять, — Все нормально. Под коленом обхвати, чтобы я встала.
Это верх безнравственности — хватать девушку за ногу под юбкой. Но ему приходится. Проходит огонь и воду.
— Все нормально? Встала?
— Встала, — отвечаю Санычу. Получаю несколько раз мелкими ветками по лицу и бокам. Мы пробираемся через кусты, — За нами никого. Твари отстали.
— А что с кузовными?
— Похоже есть утраченные, — отвечаю сдавленно. Мужчины все понимают.
— Назад тогда воротайся. Не стой там.
— Лучше тут, если дорога скоро.
— Да почти, километров пять осталось.
Я решаюсь стоять на окне и держаться за поручень. Руки оцарапаны от старой облупившейся краски, висок слева пульсирует, а белое платье давно перестало быть белым.
Через минут десять мы выруливаем на подъем и там горят фонари. Впереди колонной стоят грузовые машины. Они ждут нас.
Вижу воинов Темного Горизонта. Оцепили проезд, поднимают руки, призывая нас встать дальше. Я до последнего не забираюсь внутрь. Когда Саныч останавливается, молодой солдатик бежит ко мне с разрезанной веревкой, но не успевает повязать ее обратно.
— Всем военным и штатским построится для проверки заражения, — командует суховатый мужчина лет шестидесяти. Он единственный, кто стоит без маски. В рядах стражей вижу биона. Он подходит последним, когда трое военных, водитель и я стоим в шеренге. Я встаю сама, так было велено. Чуть стражей заходят проверить кузов, а к нам подходит мужчина в белой форме с маленьким пистолетом-иглой, на котором есть табло голубого цвета со стороны пользователя.
— Почему женщина в таком состоянии? — Спрашивает командир отряда горизонта.
— Она выполняла поручение, проверяла отстали ли твари. У нас габаритные огни не работали, фары задние сбиты. Шли вслепую, а она юркая, забралась без проблем, — немного вспотев, доносит Саныч, — Нарушений не было.
— Как не было, если пассажирка не в составе военных? Гражданские не участвуют в устранении опасности.
— Командир, разрешите обратится, — бион подходит к мужчине, отдав честь.
— Разрешаю, Веслав.
— Эта женщина моя жена. Пока не фактически. Формально она не имеет права принимать участие в спасительной операции, но статья три может допускать отступление в случае, когда она подписала соглашение на биологические мероприятия препятствующие гибели.
Веслав врет. Он дает ложные сведения о моем несуществующем согласии стать бионом в случае смертельной агонии.
Мы встречаемся взглядом. Его губы поджаты, желваки заметно подергиваются. Командир же как будто ничего не видит.
— Описать ее. Проверить кровь и внести в списки, — мужчина оборачивается к Веславу, — А вы сразу по прибытии оформите ее. На женах должен быть чип. И предпишите особе обязательные работы за нарушение дисциплины.
Сглатываю. Выдыхаю. А Веслав смотрит. Он отдает честь командиру, строит своих солдат на полную проверку кузовных. Тем временем у меня берут кровь. Прибор не реагирует ни у меня, ни у Саныча с военными.
— А теперь пошли. Живо! — Веслав грубо хватает меня под руку, ведет вперед к машинам. Я не возражаю. Но ногами едва перебираю, чтобы успеть. Мы проходим четыре военные машины и у пятой, которая стоит поперек дороги первой в колонне, бион заворачивает за тентованный кузов и резко прижимает меня к металлической кабине.
— Вот так! Тут никто не увидит.
Я успеваю только вдохнуть, когда он накрывает мои уста болезненным, требовательным поцелуем. Сухие, изголодавшиеся губы мужчины игнорируют вкус до этого момента запекшейся в уголке рта крови, сажи на лице и всего того, что есть вокруг нас. Хотя вокруг ничего, кроме фонарей и дороги, уходящей в мрачный лес. Нас никто не видит, а страсть воина пролегает контрастом между отвращением к военным и странной жаждой мужской ласки.
