Цитаты со словом «сказка»
…такой-то из высоких чувств любви и чести не платит никаких долгов, кроме карточных и проституткам. («
Сказка бочки»)
Сказки я пишу потому, что этот жанр как нельзя лучше подходит для того, что мне нужно сказать;..
Не отмахивайся от бабушкиных
сказок, ведь только в них сберегается знание, забытое теми, кто считал себя мудрым.
В России действительно удалось
сказку сделать былью, правда
сказку выбрали уж больно страшную.
Молодых поэтов не читай. Если совсем не можешь обойтись без чтения — читай
сказки Андерсена и «Записки Пиквикского клуба».
Разве ты не знаешь, о Асклепий, что Египет — подобие неба? ...Воистину наша земля — храм мира! Но, увы, придет время, когда станут думать, будто Египет тщетно был верным поклонником божества... О, Египет, Египет! Только
сказки останутся от твоей религии... Тьма возобладает над светом, смерть станут считать полезнее жизни, никто не поднимет очей своих к небу, на религиозного человека будут смотреть как на безумца, неблагочестивого станут считать благоразумным, необузданного — сильным, злейшего — добрым. И — поверишь ли мне? — даже смертную казнь определят тому, кто будет исповедовать религию разума; ибо явится новая правда, новые законы, не останется ничего святого, ничего религиозного, не раздастся ни одного слова, достойного неба или небожителей. Одни только ангелы погибели пребудут, и, смешавшись с людьми, толкнут несчастных на дерзость ко всякому злу, якобы к справедливости, и дадут тем самым предлог для войн, для грабительства, обмана и всего прочего, противного душе и естественной справедливости: и то будет старость и безверие мира! Но не сомневайся, Асклепий, ибо, после того как исполнится все это, Господь и Отец Бог, управитель мира, всемогущий промыслитель... несомненно, положит конец этому позору и воззовет мир к древнему виду.
Наша жизнь — одна бродячая тень, жалкий актер, который кичится какой-нибудь час на сцене, а там пропадает без вести;
сказка, рассказанная безумцем, полная звуков и ярости и не имеющая никакого смысла.
В наше время многие политики имеют обыкновение с апломбом рассуждать о том, будто народ не заслуживает свободы до тех пор, пока не научится ею пользоваться. Это умозаключение сделало бы честь глупцу из старой
сказки, который решил не идти в воду, пока не научится плавать.
Одни фантастику и
сказку способны понять в любом возрасте, другие не поймут никогда. Если книга удалась и нашла своего читателя, он почувствует её силу.
Сказки обобщают, оставаясь в то же время конкретными; представляют в осязаемой форме не понятия, а целые классы понятий, они избавляют от несообразностей. И идеале
сказка может дать даже больше. Благодаря ей мы приобретаем новый опыт, потому что
сказки не «комментируют жизнь», а делают её полнее.
Я убежденный атеист. Я считаю, что религия — это следствие древних
сказок, наподобие астрологии. Там тоже предсказывается всякая чушь. А учение Дарвина – это великая вещь, оно показывает, как шла эволюция всего живого (не полностью, там есть еще вопросы). И это находит полное подтверждение на опыте и наблюдениях.
Прелесть
сказки заключается в том, что в ней человек полнее всего реализует себя как созидатель. Он не «комментирует жизнь», как любят говорить сегодня; он творит, в меру возможностей, «вторичный мир».
Я рассматриваю мозг как компьютер, который прекращает работать, когда его детали приходят в негодность. Нет рая или жизни после смерти для сломанного компьютера; это волшебная
сказка для людей, боящихся темноты.
Я принадлежу к числу людей, которые думают, что наука — это великая красота. Учёный у себя в лаборатории не просто техник: это ребёнок лицом к лицу с явлениями природы, действующими на него как волшебная
сказка. Мы должны суметь рассказать другим об этих чувствах. Мы не должны мириться с мнением, что весь научный прогресс сводится к механизмам, машинам, зубчатым передачам, хотя и они сами по себе тоже прекрасны.
Как люди могут только думать, что наука сухая область? Есть ли что-нибудь более восхитительное, чем незыблемые законы, управляющие миром, и что-нибудь чудеснее человеческого разума, открывающего эти законы? Какими пустыми кажутся романы, а фантастические
сказки — лишенными воображения сравнительно с этими необычайными явлениями, связанными между собой гармоничной общностью первоначал, с этим порядком в кажущемся хаосе.
То, чем меня, собственно, научная фантастика очаровала — это так называемым Sense of wonder — Неожиданным, Удивительным, Чудесным, которые описаны в этих историях. Для этого не нужно уклоняться в нереальные сферы: совокупность действий и переживаний, получаемых посредством разработанной на основе естествознания современной техники, гораздо фантастичнее всех ведьм, монстров и волшебников из
сказок и легенд. Это нетронутая целина реальной утопии, которая находится в будущем, и путь туда связан с многими неудачами, ошибками и угрозами.
Похожие цитаты:
История — это роман, в который верят, роман же — история, в которую не верят.
Мичурин: Всю ночь читает небылицы, и вот плоды от этих книг.
Легенды входят в историю не потому, что похожи одна на другую, а потому, что отличаются друг от друга. Мастером становится художник, который делает чужие легенды понятными нам.
Мне нравится история Человека-слона, она во многом похожа на мою. Когда я думаю о нем, то часто плачу, потому что вижу себя в этой истории. Но нет, я никогда не хотел купить его скелет, это очередная глупая выдумка.
Панк для меня, как детская волшебная страна — место, где ни у кого нет проблем и люди круглые сутки сочиняют песни.
Когда живешь один, вообще забываешь, что значит рассказывать: правдоподобные истории исчезают вместе с друзьями.
Подлинная история всегда страшнее того, что можно о ней выдумать.
Чтобы вынести историю собственной жизни, каждый добавляет к ней немножко легенд.
История того, что есть, — это история того, что было и того, что будет.
История — это роман, который был, роман — это история, которая могла бы быть.
Вся древняя история не более чем вымысел, с которым все согласны.
Каждый предмет рассказывает историю; если ты знаешь как её прочесть!
Когда очевидцы молчат, рождаются легенды.
В самом раннем детстве должны быть уже заложены геройские чувства, настраивающие душу на подвига любви и благородства. И разве история представляет мало примеров героев?
Я не хочу стать какой-нибудь там звездой, я стану легендой.
... с детства и примерно лет до 23-х мне просто и в голову не приходило, что можно писать что-нибудь, кроме фантастики.
Когда прошлое становится легендой, настоящее становится чепухой.
В Америке мифы и легенды практически неубиваемы.
Пересказ глупым человеком того, что говорит умный, никогда не бывает правильным. Потому что он бессознательно превращает то, что он слышит, в то, что он может понять.
История русской революции — это сказание о граде Китеже, переделанное в рассказ об острове Сахалине.
Много придумано для того, чтобы не думать.
Зло и добро попарны, учит закон исторический — если герой легендарный, значит, и враг мифический.
В словах и поведении некоторых персонажей Достоевского мы иногда ощущаем, что они живут сразу на двух планах - на том, что мы знаем, и в какой-то другой реальности, в которую нас не пустят.
Издавна у меня была мечта — сделать антирусский рок. То есть чтобы тексты были не социальные, а такие тексты-истории. Что и получилось у «Короля и Шута».
В фантастических романах главное это было радио. При нем ожидалось счастье человечества. Вот радио есть, а счастья нет.
Счастлив народ, история которого скучна.
Афорист — это человек, который радуется как ребенок, придумав фразу, которая, по всей вероятности, была древним народным присловьем у финикийцев.
История — это правда, которая становится ложью. Миф — это ложь, которая становится правдой.
И вот как пишется история!
Роман — это история настоящего, в то время как история — это роман минувшего.
История соткана из лжи, в которую все верят.
С течением времени старые бредни становятся мудростью, а старые маленькие небылицы, довольно небрежно сплетённые, порождают большие-пребольшие истины.
Чудеса там, где в них верят. И чем больше верят, тем чаще они случаются.
Люди разучились читать рассказы главным образом потому, что научились читать слишком быстро.
Вся жизнь моя связана с песней. Сколько помню себя, всегда возле меня — песня.
Романы о любви пишут тогда, когда ее нет.
Но если мы захотим соображать историю с пользою народного тщеславия, то она утратит главное своё достоинство, истину, и будет скучным романом.
И для легендарной жизни нельзя придумать иного конца, чем смерть.