Орхан Памук

Быть несчастным — значит ненавидеть себя и свой город.

Все несчастные — братья.

Гордость и есть самое главное в жизни.

Возможно, свой город, как и свою семью, мы любим потому, что у нас нет другого выбора.

Я знаю, что все люди в толпе и в одиночестве, утром и вечером постоянно думают о тех, на чьем месте они хотели бы быть.

Человек должен любить прожитую им жизнь, чтобы она и потом, спустя годы, устраивала его.

Если не хочешь, чтобы тебя постигло разочарование, не считай рисование своей профессией. Какими бы ни были твои способности и талант, деньги и власть ищи в других сферах; не обижайся на искусство, если не будешь вознаграждён за свой талант и труд, — и тогда не будешь обманут в надеждах.

Когда мы читаем книгу, глаза устают и, чтобы дать им отдохнуть, мы разглядываем картинки. Рисунок помогает представить описанное словами. Рассказ оживает благодаря рисунку, и не может быть рисунка отдельно от рассказа. Так я думал. Но, оказалось, был не прав. Два года назад, находясь в Венеции в качестве посла нашего падишаха, я увидел там работы итальянских мастеров. Не зная, какие сюжеты они иллюстрируют, я старался понять суть нарисованного. Однажды я увидел рисунок на стене дворца и застыл, потрясённый. Это было изображение человека, просто человека, такого же, как я. Гяур, конечно, не из наших. Рисунок отображал всё то, что было важного в жизни: панорама поместья, видневшегося из открытого окна, деревня и лес, который казался живым благодаря оттенкам сочных красок. На столе перед человеком — часы, книги, ручки, карта, компас, коробки с золотыми монетами, прочие предметы непонятного мне назначения, которые я видел и на других рисунках. И, наконец, рядом с отцом — прекрасная, как сон, дочь. Я понял, что этот рисунок и есть рассказ. Он — не приложение к рассказу, он — сам по себе.

Рисовать по-другому — значит видеть по-другому.

Рисование — это тишина для ума и музыка для глаза.

Отступление от нормы и есть то, что называют стилем.

Всем известно, что прежние художники Востока, например, старые арабские мастера, смотрели на мир так, как сегодня смотрят европейские гяуры, и рисовали всё, что видели вокруг: уличного бродягу, собаку, продавца с сельдереем на прилавке. Сегодня европейские мастера не имеют понятия о стиле, которым так надменно хвастаются, и мир у них ограничен и скучен; они и способны-то видеть только собак и сельдерей. Мир художников перевернулся.

Всё повторяется, а поэтому человек, хотя и умирает, не в состоянии заметить ход времени; художники рисуют одни и те же рисунки к одним и тем же историям — как будто времени не существует.

Долгая жизнь и слепота — хорошая иллюстрация к теме «художник и время».

До того как люди начали рисовать, была тьма. Когда они перестанут рисовать, тоже будет тьма. С помощью красок, таланта и любви мы напоминаем, что Аллах повелел нам смотреть и видеть. Помнить — это знать увиденное. Знать — это помнить увиденное. Видеть — это знать, не вспоминая. Получается, что рисовать — это значит вспоминать тьму.

Я, старый и слепой художник, знаю, что Аллах создавал мир таким, каким его хотел бы видеть умный семилетний ребенок. Аллах создавал мир так, чтобы сначала его можно было видеть. А потом дал нам слова, чтобы мы могли поделиться увиденным, но мы из этих слов сделали истории и считали, что рисунок существует как дополнение к этим историям. Хотя на самом деле рисовать — это значит искать Аллаха и видеть вселенную такой, как видел он.

Слепота — это счастливая вселенная, где нет места шайтану и преступлению.

Чем больше и разнообразнее город, размышлял я, тем больше уголков, где можно спрятать преступление, грех, и чем больше в городе народу, тем легче преступнику затаиться среди людей. Достоинства города надо оценивать не по наличию библиотек и медресе, не по числу проживающих в них учёных, художников и каллиграфов, а по числу совершённых преступлений. Следуя этой логике, можно сказать, что Стамбул — самый достойный город вселенной.

Я — монета. Я горжусь тем, что художники приняли меня как меру оценки и при моём появлении прекращаются ненужные дискуссии. В прежние времена глупые художники спорили, кто талантливее, кто лучше всех понимает в красках, и споры каждый вечер перерастали в драки. Теперь господствую я, а в мастерских установился покой, порядок и согласие, даже среди самых талантливых мастеров.

Легенды входят в историю не потому, что похожи одна на другую, а потому, что отличаются друг от друга. Мастером становится художник, который делает чужие легенды понятными нам.