Бертран Рассел

Процесс, который привёл от амёбы к появлению человека для философов должен быть очевиден как прогресс, хотя неизвестно, согласилась бы амёба с этим мнением.

Правильный взгляд на математику приводит не просто к истине, а к совершенной красоте — холодной и строгой, как скульптура; отстранённой от человеческих слабостей; лишённой вычурных уловок живописи и музыки — величественной кристальности, являющей совершенство высочайшего из искусств. Прикосновение к ней — неописуемый восторг; экстаз, освобождающий от бренной человеческой оболочки и сравнимый только с поэзией.

Думаю, что, когда я умру, я сгнию, и ничего от моего «я» не останется. Я уже не молод и люблю жизнь. Но я бы счёл ниже своего достоинства трепетать от страха при мысли о смерти. Счастье не перестаёт быть счастьем оттого, что оно преходяще, а мысли и любовь не лишаются ценности из-за своей быстротечности. Многие люди держались с достоинством на эшафоте; такая гордость должна научить нас видеть истинное место человека в мире. Даже если ветер, ворвавшийся в распахнутые наукой окна, заставляет нас, привыкших к уютному теплу традиционных «облагораживающих» мифов, поначалу дрожать, в конце концов свежий воздух приносит бодрость и силу, а открывающиеся перед нами огромные пространства обладают собственным неповторимым великолепием.

Многие верующие ведут себя так, словно не догматикам надлежит доказывать общепринятые постулаты, а наоборот — скептики обязаны их опровергать. Это, безусловно, не так. Если бы я стал утверждать, что между Землёй и Марсом вокруг Солнца по эллиптической орбите вращается фарфоровый чайник, никто не смог бы опровергнуть моё утверждение, добавь я предусмотрительно, что чайник слишком мал, чтобы обнаружить его даже при помощи самых мощных телескопов. Но заяви я далее, что, поскольку моё утверждение невозможно опровергнуть, разумный человек не имеет права сомневаться в его истинности, то мне справедливо указали бы, что я несу чушь. Однако если бы существование такого чайника утверждалось в древних книгах, о его подлинности твердили каждое воскресенье и мысль эту вдалбливали с детства в головы школьников, то неверие в его существование казалось бы странным, а сомневающийся — достойным внимания психиатров в просвещённую эпоху, а ранее — внимания инквизиции.

Аристотель утверждал, что у женщин меньше зубов, чем у мужчин. Хотя он был женат дважды, ему так и не пришло в голову проверить правильность этого утверждения, заглянув в рот собственной жене.

Больше всего гордятся собой две категории людей: те, кто несчастлив, и те, кто страдает бессонницей.

Бояться любви — значит бояться жизни, а тот, кто боится жизни, на три четверти мёртв.

В Америке каждый свято убеждён в том, что выше него в социальной иерархии нет никого. Верно, но и ниже — тоже.

В демократии честный политик может быть терпим только, если он очень глуп. Ибо лишь очень глупый человек может искренне разделять предрассудки большей половины нации.

В каждое начинание необходимо впрыснуть определённую дозу анархии — ровно столько, чтобы и застоя избежать, и распада не допустить.

В наш опасный век есть немало людей, которые влюблены в несчастья и смерть и очень злятся, когда надежды сбываются.

В нашем великом демократическом обществе по-прежнему бытует мнение, будто глупый человек большей частью честнее умного, и наши политики, используя этот предрассудок в своих интересах, притворяются ещё более глупыми, чем они родились на свет.

В наших школах не учат самому главному — искусству читать газеты.

Вместо того чтобы убивать своего соседа, пусть даже глубоко ненавистного, следует, с помощью пропаганды, перенести ненависть к нему на ненависть к какой-нибудь соседней державе — и тогда ваши преступные побуждения, как по волшебству, превратятся в героизм патриота.

Во время кораблекрушения команда выполняет приказы своего капитана не задумываясь, ибо у матросов есть общая цель, да и средства для достижения этой цели очевидны и всем понятны. Однако, если бы капитан, как это делает правительство, принялся разъяснять матросам свои принципы управления кораблем, чтобы доказать правомерность поступающих приказов, корабль пошел бы ко дну раньше, чем закончилась его речь.

Во все времена, начиная с правления Константина и вплоть до конца XVII столетия, христиане подвергались куда более лютым преследованиям со стороны других христиан, чем некогда со стороны римских императоров.

Вот здесь, на этой полке, у меня стоит Библия. Но я держу её рядом с Вольтером — как яд и противоядие.

Всемирная история есть сумма всего того, чего можно было бы избежать.

Всякая точная наука основывается на приблизительности.

Всякое чувство, взятое в отдельности, — безумие. Здравомыслие можно было бы определить как синтез безумий… Тот, кто хочет сохранить здравомыслие… должен собрать в себе целый парламент всевозможных страхов, из которых каждый признавался бы безумным всеми остальными.

Главный довод в пользу слова — уязвимость наших убеждений.

Главный недостаток отцов: они хотят, чтобы дети ими гордились.

Говорят, что человек — это разумное животное. Всю свою жизнь я искал хоть какие-то свидетельства в пользу этого утверждения.

Даже в цивилизованном обществе инстинкт единобрачия иногда даёт о себе знать.

Даже если все держатся одного мнения, все могут ошибаться.

Действительно возвышенные умы равнодушны к счастью, особенно к счастью других людей.

Диагностика достигла таких успехов, что здоровых людей практически не осталось.

Душа человека — своеобразный сплав бога и зверя, арена борьбы двух начал: одно — частичное, ограниченное, эгоистическое, а другое — всеобщее, бесконечное и беспристрастное.

Едва ли Симеон Столпник был бы совершенно доволен, узнав о другом святом, который простоял ещё дольше на ещё более узком столпе.

Если какая-то точка зрения широко распространена, это вовсе не значит, что она не абсурдна. Больше того. Учитывая глупость большинства людей, широко распространённая точка зрения будет скорее глупа, чем разумна.

Из беседы с учёным мужем я всякий раз делаю вывод, что счастье нам не дано; когда же говорю с садовником, то убеждаюсь в обратном.

Из всех видов осторожности осторожность в любви наиболее губительна для настоящего счастья.

Искусство пропаганды в том виде, как его понимают современные политики, напрямую связано с искусством рекламы. Психология как наука во многом обязана рекламодателям.

К очень неприятным явлениям нашего времени относится то, что только ограниченные люди оказываются очень уверенными в правоте своего дела.

Каждый человек окружает себя успокаивающими убеждениями, что вьются вокруг него, словно рой мух в жаркий день.

Как это ни грустно, люди соглашаются лишь с тем, что их, по существу, не интересует.

Когда детей нет, отношения мужчин и женщин — это их личное дело, не касающееся ни государства, ни соседей.

Когда монашек, которые моются, не снимая купальных халатов, спрашивают, зачем такие предосторожности, ведь их никто не видит, они отвечают: «А Боженька? Он-то всё видит!».

Когда мы думаем о человечестве, мы имеем в виду прежде всего самих себя; неудивительно, что мы ставим человечество так высоко.

Когда собеседник подчёркивает, что говорит правду, можете не сомневаться: он лжёт.

Коротка и бессильна жизнь человека, на него и на весь его род медленно и неумолимо падает рок беспощадный и темный. Не замечая добра и зла, безрассудно разрушительная и всемогущая материя следует своим неумолимым путем; человеку, осужденному сегодня потерять самое дорогое, а завтра самому пройти через врата тьмы, остается лишь лелеять, пока не нанесен удар, высокие мысли, освещающие его недолгие дни; презирая трусливый страх раба судьбы, поклоняться святыне, созданной собственными его руками; не боясь власти случая, хранить разум от бессмысленной тирании, господствующей над его внешней жизнью; бросая гордый вызов неумолимым силам, которые терпят до поры его знание и его проклятия, держать на себе мир, подобно усталому, но не сдающемуся Атласу. Держать — вопреки давящей все на своем пути бессознательной силе — мир, сотворенный его идеалами.

Книга должна быть либо ясной, либо строгой, совместить эти два требования невозможно.

Когда путь от средств к цели не слишком велик, средства становятся не менее заманчивыми, чем сама цель.

Любовь — это главный способ бегства от одиночества, которое мучит большинство мужчин и женщин в течение почти всей их жизни.

Люди рождаются невежественными, а не глупыми. Глупыми их делает образование.

Люди со склонностью к мегаломании отличаются от людей, склонных к нарциссизму, тем, что хотят быть скорее могущественными, чем привлекательными, — чтобы их скорее боялись, чем любили. К этому типу относятся многие сумасшедшие и большая часть известных нам из истории великих людей.

Машинам поклоняются, потому что они красивы; машины ценятся, потому что в них заложена мощь. Машины ненавидят, потому что они отвратительны, машины презирают, потому что они делают из людей рабов.

Мир, в котором мы живём, может быть понят как результат неразберихи и случая; но если он является результатом сознательно избранной цели, то эта цель, видимо, принадлежит врагу рода человеческого.

Мнения среднестатистического человека гораздо менее глупы, чем они могли бы быть, если бы каждый такой человек думал поодиночке.

Многие готовы скорее умереть, чем подумать. Часто, кстати, так и случается.

Моральные правила не должны мешать инстинктивному счастью.

Мудрость начинается с победы над страхом.

Мы живём двойной моралью: одну исповедуем, но не используем на практике, а другую используем, но исповедуем очень редко.

Мы любим тех, кто ненавидит наших врагов, поэтому, если бы у нас не было врагов, нам некого было бы любить.

Мы не говорим о вере, когда речь идет о том, что дважды два четыре или что земля круглая. О вере мы говорим лишь в том случае, когда хотим подменить доказательство чувством.

Мысль не свободна, если ею нельзя заработать на жизнь.

Мышление требует усилий и подготовки. Политики слишком заняты составлением речей, чтобы мыслить.

Наука — то, что мы знаем, философия — то, чего мы не знаем.

Наш страх перед катастрофой лишь увеличивает её вероятность. Я не знаю ни одного живого существа, за исключением разве что насекомых, которые бы отличались большей неспособностью учиться на собственных ошибках, чем люди.

Наши великие демократии всё ещё склонны считать, что глупый человек скорее окажется честным, чем умный, а наши политики извлекают выгоду из этого предрассудка, выставляя себя ещё глупее, чем создала их природа.

Наши эмоции обратно пропорциональны нашим знаниям: чем меньше мы знаем, тем больше распаляемся.

Не старайся избегать искушений: со временем они сами начнут тебя избегать.

Нежелательно верить в гипотезу, когда нет решительно никаких оснований считать её верной.

Некоторые дети имеют привычку мыслить, одна из целей образования состоит в том, чтобы избавить их от неё. Неудобные вопросы замалчиваются, за них даже наказывают. Коллективные эмоции используются для того, чтобы привить нужные взгляды, особенно националистического толка. Капиталисты, милитаристы и церковники сотрудничают в деле образования, потому что всем им выгодно, чтобы у людей развивалось эмоциональное отношение к действительности, а не критическое мышление.

Ненавидеть врагов легче и увлекательнее, чем любить друзей.

Неординарные люди равнодушны к счастью — особенно к чужому.

Непристойность — это всё то, что повергает в ужас пожилого и невежественного судью.

Нет ничего более утомительного, чем нерешительность, и ничего более бесполезного.

Нищие не завидуют миллионерам — они завидуют другим нищим, которым подают больше.

О человечестве мы думаем хорошо только потому, что человек — это, прежде всего, мы сами.

Обитель для души может быть возведена лишь на очень прочном фундаменте нескончаемого отчаяния.

От страха способен избавиться лишь тот, кто знает свое место; величия может достигнуть лишь тот, кто видит свое ничтожество.

Патриотизм — это готовность убивать и быть убитым по самым тривиальным причинам.

Патриоты всегда говорят о готовности умереть за отечество, и никогда — о готовности убивать за отечество.

Плохие философы могут иметь определённое влияние в обществе, хорошие — никогда.

Побывав в Китае, я расцениваю лень как одно из самых главных достоинств человека. Верно, благодаря энергии, упорству человек может добиться многого, но весь вопрос в том, представляет ли это «многое» хоть какую-то ценность?

Правда — это то, что каждый из нас обязан рассказать полицейскому.

«Правильно жить» означает лицемерие, «правильно думать» — глупость.

Предрассудки, которые принято именовать «политической философией», полезны, но при условии, что их не будут называть «философией».

При демократии дураки имеют право голосовать, при диктатуре — править.

Религиозная терпимость достигнута только потому, что мы перестали придавать религии такое значение, как прежде.

Род людской — это ошибка. Без него вселенная была бы не в пример прекраснее.

Скука — серьезная проблема для моралиста, ибо со скуки совершается по крайней мере половина всех грехов человечества.

Смысл философии в том, чтобы начать с самого очевидного, а закончить самым парадоксальным.

Совместимость жестокости с чистой совестью — предел мечтаний для моралистов. Поэтому-то они и выдумали ад.

Сочетание жестокости с чистой совестью — предел мечтаний моралистов. Вот почему они придумали ад.

Способность умно наполнить свободное время есть высшая ступень личной культуры.

Страх — главный источник предубеждений и один из главных источников жестокости.

Счастливая жизнь должна быть в значительной степени тихой жизнью, ибо истинная радость может существовать лишь в атмосфере тишины.

Те, кто несчастлив, и те, кто плохо спит, привыкли этим гордиться.

То время, что он не проводит перед зеркалом, уходит у него на пренебрежение своими обязанностями.

Тот, кто действительно имеет авторитет, не боится признать свою ошибку.

Тщеславие — довод необычайной силы. «Смотри на меня» — одно из основополагающих человеческих побудителей.

Убеждённость, что ваша работа необычайно важна, — верный симптом приближающегося нервного срыва.

Умереть за свои убеждения — значит придавать слишком большую цену предположениям.

Уметь с умом распорядиться досугом — высшая ступень цивилизованности.

Философия — это когда берёшь нечто настолько простое, что об этом, кажется, не стоит и говорить, и приходишь к чему-то настолько парадоксальному, что в это просто невозможно поверить.

Человек всю жизнь видит сны. Иногда, правда, он пробуждается на минуту, осовело смотрит на мир, но затем вновь погружается в сладкий сон.

Человек доказывает свое превосходство перед животными исключительно способностью к занудству.

Человек — существо доверчивое, он должен во что-то верить — не в хорошее, так в плохое.

Чем больше о нас говорят, тем больше хочется, чтобы о нас говорили. Приговорённому к смерти убийце разрешается прочесть в газетах отчёт о судебном процессе, и он придет в ярость, если обнаружится, что какая-то газета уделила его делу недостаточно места… Политиков и литераторов это касается в той же мере.

Чтобы стать долгожителем, нужно тщательно выбирать своих предков.

Чувство долга необходимо в работе, но оскорбительно во многих других отношениях. Люди хотят, чтобы их любили, а не переносили с терпеливой покорностью.

Этика — это попытка придать всеобщую значимость некоторым нашим желаниям.

Я всегда считал респектабельных людей подлецами, и теперь каждое утро с тревогой разглядываю в зеркале свое лицо — нет ли на нем признаков подлости.

Я люблю математику за то, что в ней нет ничего человеческого, за то, что с нашей планетой, со всей вселенной её, по существу, ничего не связывает. За то, что любовь к ней… безответна.

Я так занят, что был вынужден перенести дату своей смерти.

В каждой стране пропаганда контролируется государством и представляет собой то, что нравится государству. А что нравится государству, так это ваша готовность совершить убийство, когда вам прикажут.

Важной практической функцией «сознания» и «мысли» является то, что они позволяют нам действовать с учетом вещей, удаленных от нас во времени и пространстве, несмотря на то, что в настоящий момент они не воздействуют на наши органы чувств.

Голодающий ребёнок, искалеченные жертвы угнетения, беспомощные старики, ставшие ненавистной обузой для собственных детей, целый мир человеческого одиночества, нищеты и боли, все это — насмешка над тем, что должно было быть человеческой жизнью. Я стремлюсь уменьшить зло, но бессилен, а потому также страдаю.

Люди ненавидят скептиков гораздо больше, чем они ненавидят страстных защитников мнений, враждебных их собственным.

Пересказ глупым человеком того, что говорит умный, никогда не бывает правильным. Потому что он бессознательно превращает то, что он слышит, в то, что он может понять.

Политики не находят прелести во взглядах, которые сами по себе не несут партийного красноречия, а простые смертные предпочитают взгляды, которые приносят несчастье махинациям их врагов.

С равной страстью искал я знание. Я хотел понять человеческое сердце. Я хотел понять, почему сияют звезды.

Сознательная жестокость доставляет наслаждение моралистам. Вот почему они придумали Ад.

Три страсти, простые, но неодолимо сильные, я пронёс через всю жизнь: жажду любви, поиск знаний и непереносимое сострадание к людской боли. Эти страсти подобно могучим ветрам швыряли меня в разных направлениях, вынуждали блуждать в океанской пучине физических страданий, ставили меня на грань отчаяния.

Отсутствие Бога доказать сложно. Если я предположу, что вокруг Солнца по орбите между Землей и Марсом летает фарфоровый чайник, никто не сможет это опровергнуть, в особенности если я аккуратно добавлю, что он настолько маленький, что его не могут увидеть даже самые мощные телескопы.