Неточные совпадения
Пускай народу ведомо,
Что
целые селения
На попрошайство
осенью,
Как на доходный промысел,
Идут: в народной совести
Уставилось решение,
Что больше тут злосчастия,
Чем лжи, — им подают.
Начал гаснуть я над писаньем бумаг в канцелярии; гаснул потом, вычитывая в книгах истины, с которыми не знал, что делать в жизни, гаснул с приятелями, слушая толки, сплетни, передразниванье, злую и холодную болтовню, пустоту, глядя на дружбу, поддерживаемую сходками без
цели, без симпатии; гаснул и губил силы с Миной: платил ей больше половины своего дохода и воображал, что люблю ее; гаснул в унылом и ленивом хождении по Невскому проспекту, среди енотовых шуб и бобровых воротников, — на вечерах, в приемные дни, где оказывали мне радушие как сносному жениху; гаснул и тратил по мелочи жизнь и ум, переезжая из города на дачу, с дачи в Гороховую, определяя весну привозом устриц и омаров,
осень и зиму — положенными днями, лето — гуляньями и всю жизнь — ленивой и покойной дремотой, как другие…
Лет пять тому назад,
осенью, на дороге из Москвы в Тулу, пришлось мне просидеть почти
целый день в почтовом доме за недостатком лошадей.
— Знаю, барин, что для моей пользы. Да, барин, милый, кто другому помочь может? Кто ему в душу войдет? Сам себе человек помогай! Вы вот не поверите — а лежу я иногда так-то одна… и словно никого в
целом свете, кроме меня, нету. Только одна я — живая! И чудится мне, будто что меня
осенит… Возьмет меня размышление — даже удивительно!
— Работы сокращают везде по заводам… Везде худо. Уж как только народ дотянет до
осени… Бедуют везде, а башкир мрет
целыми деревнями. Страсти рассказывают.
Так, в 1880 г. в Корсаковском приходе «жаба» началась в октябре и кончилась в апреле следующего года, похитив всего 10 детей; эпидемия дифтерита в 1888 г. началась в Рыковском приходе
осенью и продолжалась всю зиму, затем перешла в Александровский и Дуйский приходы и погасла здесь в ноябре 1889 г., то есть держалась
целый год; умерло 20 детей.
Весенний и осенний пролеты их, сопровождающиеся высыпками, бывают весьма различны: иногда чрезвычайно многочисленны и продолжаются
осенью около двух недель, иногда так скудны, что в
целый день не отыщешь и двух пар.
В долгую, мокрую, безморозную
осень, в плодородный на зайцев год, стрельба в узерк бывает очень добычлива: мне самому случалось убивать в одно поле до двадцати четырех зайцев… это
целый воз.
Стреляют также зайцев (с весны, в конце лета, когда выкосят травы, и
осенью) из-под гончих собак
целым обществом охотников, и многие находят эту стрельбу очень веселою, особенно в глубокую
осень, когда все зайцы побелеют и вместе с ними может выскочить на охотника из острова красный зверь: волк или лиса.
Тут некогда потянуть, приложиться половчее и взять вернее па
цель особенно потому, что весенний, прилетный бекас вылетает неожиданно, не допуская собаку сделать стойку, а охотника приготовиться;
осенью будет совсем другое дело.
Осенью озеро ничего красивого не представляло. Почерневшая холодная вода била пенившеюся волной в песчаный берег с жалобным стоном, дул сильный ветер; низкие серые облака сползали непрерывною грядой с Рябиновых гор. По берегу ходили белые чайки. Когда экипаж подъезжал ближе, они поднимались с жалобным криком и уносились кверху. Вдали от берега сторожились утки
целыми стаями. В осенний перелет озеро Черчеж было любимым становищем для уток и гусей, — они здесь отдыхали, кормились и летели дальше.
Когда же патриарх наших певцов в восторге, со слезами на глазах бросился
целовать его и
осенил кудрявую его голову, мы все под каким-то неведомым влиянием благоговейно молчали.
И так жила Лиза до
осени, до Покрова, а на Покров у них был прощальный деревенский вечер, за которым следовал отъезд в губернский город на
целую зиму.
Мы ездили туда один раз
целым обществом, разумеется, около завтрака, то есть совсем не вовремя, и ловля была очень неудачна; но мельник уверял, что рано утром до солнышка, особенно с весны и к
осени, рыба берет очень крупная и всего лучше в яме под вешняком.
Скотину он тоже закармливает с
осени.
Осенью она и сена с сырцой поест, да и тело скорее нагуляет. Как нагуляет тело, она уж зимой не много корму запросит, а к весне, когда кормы у всех к концу подойдут, подкинешь ей соломенной резки — и на том бог простит. Все-таки она до новой травы выдержит, с
целыми ногами в поле выйдет.
Целых шесть месяцев не было ни
осени, ни зимы, да и теперь весны нет, а какое-то безвременье.
Оттуда людей послали на мост, а граф там с игуменом переговорили, и по
осени от нас туда в дары
целый обоз пошел с овсом, и с мукою, и с сушеными карасями, а меня отец кнутом в монастыре за сараем по штанам продрал, но настояще пороть не стали, потому что мне, по моей должности, сейчас опять верхом надо было садиться.
Кажется, все было сделано: и канавы в прошлом году по
осени чистили, и золото из Кронштадта
целую зиму возили и по полянкам разбрасывали, а все проку нет.
Зала была оклеена какими-то удивительно приятного цвета обоями; в углу стоял мраморный камин с бронзовыми украшениями и с своими обычными принадлежностями, у которых ручки были позолочены. Через тяжелую драпировку виднелось, что в гостиной была поставлена
целая роща кактусов, бананов, олеандров, и все они затейливо
осеняли стоявшую промеж них разнообразнейших форм мебель. У директора была квартира казенная и на казенный счет меблируемая.
А как счастлив бывал он в этой комнате некогда! он был не один: около него присутствовал тогда прекрасный призрак и
осенял его днем за заботливым трудом, ночью бодрствовал над его изголовьем. Там жили с ним тогда мечты, будущее было одето туманом, но не тяжелым, предвещающим ненастье, а утренним, скрывающим светлую зарю. За тем туманом таилось что-то, вероятно — счастье… А теперь? не только его комната, для него опустел
целый мир, и в нем самом холод, тоска…
И тем скучнее шли дни ожидания, что на дворе была
осень, что липы давно пожелтели, что сухой лист хрустел под ногами, что дни
целые дождь шел, будто нехотя, но беспрестанно.
Осенью, когда я с дачи вернулся в гостеприимные недра «Федосьиных покровов», на мое имя было получено толстое письмо с заграничным штемпелем. Это было первое заграничное письмо для меня, и я сейчас же узнал руку Пепки. Мое сердце невольно забилось, когда я разрывал конверт. Как хотите, а в молодые годы узы дружбы составляют все. Мелким почерком Пепки было написано
целых пять листов.
Занавески, которою отделялся мой альков, я не задернул, потому что, ложась, надеялся помечтать при свете лампады; но мечтанья, по поводу внезапного крепкого сна, не случилось; зато около полуночи меня начал
осенять целый рой самых прихотливых сновидений.
В дождливую и прохладную погоду не нужно начинать удить так рано, особенно весной и
осенью, даже можно удить почти
целый день.
Не так легко прикармливается хлебными зернами и вообще осторожнее язя, но иногда берет на хлеб; лучше любит червей и особенно сальника, раковые шейки и
целых линючих раков; самые большие головли берут на рыбку, предпочтительно ночью, для чего и ставят на них
осенью, когда сделается холоднее, крючки, насаженные пескарями, гольцами, а по неимению их уклейками и плотичками.
Налимы берут
осенью на крючки, привязанные на толстую лесу или шнурок, без наплавка, насаженные
целою рыбкою или куском свежей рыбы.
Семь верст, отделявшие Сосновку от площадки, пройдены были стариком с невероятной для его лет скоростью. В этот промежуток времени он передумал более, однако ж, чем в последние годы своей жизни. Знамение креста, которым поминутно
осенял себя старик, тяжкие вздохи и поспешность, с какой старался он достигнуть своей
цели, ясно показывали, как сильно взволнованы были его чувства и какое направление сохраняли его мысли.
Каждый год после этого, в глухую
осень, когда Ока начинала стынуть и покрывалась тонкой корой ледяных игл, он проводил
целые дни в воде по пояс, и все-таки ничего ему не делалось.
Астров. Э! (Жест нетерпения.) Останьтесь, прошу вас. Сознайтесь, делать вам на этом свете нечего,
цели жизни у вас никакой, занять вам своего внимания нечем, и, рано или поздно, все равно поддадитесь чувству, — это неизбежно. Так уж лучше это не в Харькове и не где-нибудь в Курске, а здесь, на лоне природы… Поэтично по крайней мере, даже
осень красива… Здесь есть лесничество, полуразрушенные усадьбы во вкусе Тургенева…
Словом сказать, стоит только оплошать — и крепостное право вновь
осенит нас крылом своим. Но какое это будет жалкое, обтрепанное крепостное право! Парки вырублены, соловьи улетели, старая Анфиса давно свезена на погост. Ни волнующихся нив, ни синеющих вдали лесов, ни троек с малиновым звоном, ни кучеров в канаусовых рубашках и плисовых безрукавках — ничего нет! Одни оголтелые Дракины, голодные, алчущие и озлобленные, образовали союз, с
целью рыскать по обездоленным палестинам, хватать, ловить…
Вязопуриха была старше меня одним годом, мы с нею были особенно дружны; но под конец
осени я заметил, что она начала дичиться меня…… Но я не стану рассказывать всей этой несчастной истории моей первой любви, она сама помнит мое безумное увлечение, окончившееся для меня самой важной переменой в моей жизни. Табунщики бросились гонять ее и бить меня. Вечером меня загнали в особый денник; я ржал
целую ночь, как будто предчувствуя событие завтрашнего дня.
Целых два месяца я видел его постоянно трезвым, но вот пришла
осень, и малый не вытерпел.
— Ты можешь успокоиться, — говорил Гаврило Степаныч, усаживая нас около круглого стола, — я на днях переезжаю на Половинку и проживу там до
осени… Можешь рассчитывать смело, что я переживу тебя. Ах, да расскажи, пожалуйста, что это произошло в заводе? Я сегодня посажен доктором на
целый день в комнату и слышал только мельком, что Ватрушкину ногу рельсом отрезало. Как дело было?
Здесь была постоянная спальня Марфы Андревны и ее образная, а с
осени боярыня почти совсем закупоривалась на
целую зиму на антресоли, и вышка эта делалась исключительным ее местопребыванием во все дни и ночи.
— А за прочее, — сказала она, — я за тебя уж не боюсь — ты уже так себя погубил, что теперь тебя от женщин предостерегать нечего: самая хитрая немка тебя больше спутать не может; но об опрятности их говорят много лишнего: я их тоже знаю, — у нас акушерка была Катерина Христофоровна; бывало, в котором тазу
осенью варенье варит, в том же сама
целый год воротнички подсинивает.
Позднею
осенью в городе был спектакль с благотворительной
целью. Вхожу я в губернаторскую ложу (меня пригласили туда в антракте), смотрю — рядом с губернаторшей Анна Алексеевна, и опять то же самое неотразимое, бьющее впечатление красоты и милых ласковых глаз, и опять то же чувство близости.
Наступала уже
осень, дни делались короче, и Половецкий с наслаждением проводил около огня
целые часы в созерцательном настроении.
Наступало деловое летнее время, товарищи мои
целыми днями живут в работе, собираемся мы редко, читать им некогда, мне приходится выслеживать каждый свободный их час. Хожу с ними в ночное и там ведём устные беседы, по праздникам устраиваем чтения в лесу — готовимся к
осени.
Осенью мы долго, долго, до ранних черных вечеров и поздних темных утр заживались в Тарусе, на своей одинокой — в двух верстах от всякого жилья — даче, в единственном соседстве (нам — минуту сбежать, тем — минуту взойти) реки — Оки («Рыбы мало ли в реке!»), — но не только рыбы, потому что летом всегда кто-нибудь тонул, чаще мальчишки — опять затянуло под плот, — но часто и пьяные, а часто и трезвые, — и однажды затонул
целый плотогон, а тут еще дедушка Александр Данилович умер, и мать с отцом уехали на сороковой день и потом остались из-за завещания, и хотя я знала, что это грех — потому что дедушка совсем не утонул, а умер от рака — от рака?
Еще в прошлом году
осенью, в тот самый день, когда жаба, отыскав себе хорошую щель под одним из камней фундамента дома, собиралась залезть туда на зимнюю спячку, в цветник в последний раз зашел маленький мальчик, который
целое лето сидел в нем каждый ясный день под окном дома.
Ни конца ни краю играм и песням… А в ракитовых кустиках в укромных перелесках тихий шепот, страстный, млеющий лепет, отрывистый смех, робкое моленье, замирающие голоса и звучные
поцелуи… Последняя ночь хмелевая!.. В последний раз светлый Ярило простирает свою серебристую ризу, в последний раз
осеняет он игривую молодежь золотыми колосьями и алыми цветами мака: «Кошуйтеся [Живите в любви и согласии.], детки, в ладу да в миру, а кто полюбит кого, люби дóвеку, не откидывайся!..» Таково прощальное слово Ярилы…
В предстоящую
осень их решено было поместить в учительскую школу-интернат. Предложена была и Дорушке, как лучшей из воспитанниц приюта, та же почетная доля, но Дорушка категорически отказалась от своего «счастья», имея важнейшую, по ее мнению,
цель впереди: помочь матери в деле устройства мастерской и этой помощью отстранить лишние хлопоты и невзгоды с пути начинавшей уже заметно стариться Аксиньи.
— У княгини дом как дворец, лошади всех мастей на конюшне… Стада баранов, овец, а под самым Тифлисом именье… усадьба в горах, сплошь заросшая виноградниками. Я вам присылать каждую
осень виноград стану.
Целые корзины буду присылать.
На миг все заволокло туманом в глазах Иоле… В этом тумане он только смутно различил перебитые свои батарейные орудия; трупы погибшей на своем посту орудийной прислуги и две еще
целые и невредимые пушки, оставшиеся чудом неиспорченными под огнем неприятельских орудий. Быстрая мысль вихрем
осенила молодую голову Иоле.
Теперь вода реки чернеет всего только в нескольких шагах от него. Иоле приподнимает фуражку, и трижды
осеняет себя крестным знамением. Потом вынимает из-за ворота образок Св. Саввы, благословение матери, и
целует его… Еще и еще… Минутное колебание… Легкий быстрый скачок, и холодная вода в одно мгновенье принимает в свои хрустальные объятия юношу.
Задайся я каким-нибудь определенным планом, как например, насчет Рима (который мне долго решительно не давался), я бы уже успел написать что-нибудь вроде"Вечного города"после того, как я отправился в Рим
осенью 1891 года с твердым намерением заново изучить его, для чего я, также заново, стал подготовлять себя к нему
целый год.
У всех шли экзамены.
Целый месяц мы с Плещеевыми не виделись. И только в конце мая, перед отъездом своим в Богучарово, они пришли к нам. Прощаться. Навсегда, Я уже говорил:
осенью Плещеевы переезжали в Москву.
Прошел
целый месяц со дня моего поступление на драматические курсы. Холодная студеная
осень уже вступила в свои права.
Только когда Андрюша собирается от нее опять к лекарю, Анастасия дарит на прощание своего крестника сладким
поцелуем и невольно атласною ручкою
осеняет его крестом.
Расстаться с ним, напечатлеть на нем прощальный
поцелуй и молить бога, чтобы крест пришел вовремя
осенить грудь Анастасии от всяких бед и напастей — вот что Антон спешил сделать.