Неточные совпадения
Роман сказал: помещику,
Демьян сказал: чиновнику,
Лука сказал: попу.
Купчине толстопузому! —
Сказали братья Губины,
Иван и Митродор.
Старик Пахом потужился
И
молвил, в землю глядючи:
Вельможному боярину,
Министру государеву.
А Пров сказал:
царю…
На балкон,
Печален, смутен, вышел он
И
молвил: «С божией стихией
Царям не совладеть».
— Коли ты
царь, —
промолвил с расстановкой Чертопханов (а он отроду и не слыхивал о Шекспире), — подай мне все твое царство за моего коня — так и того не возьму! — Сказал, захохотал, поднял Малек-Аделя на дыбы, повернул им на воздухе, на одних задних ногах, словно волчком или юлою — и марш-марш! Так и засверкал по жнивью. А охотник (князь, говорят, был богатейший) шапку оземь — да как грянется лицом в шапку! С полчаса так пролежал.
Ни слова я не
молвлю в оправданье;
Но если б ты, великий
царь, увидел
Снегурочку…
— Она безумна как Мать! — тихо
молвил пьяный поэт Кермани; а
царь — враг мира — сказал...
Долго
царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошел как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду
молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела...
Великий
царь,
Дозволишь ли мне
молвить?
Царь-государь, дозволь по правде
молвить,
По простоте: ведь страху-то ни в ком
Не будет так!
Три девицы под окном
Пряли поздно вечерком.
«Кабы я была царица, —
Говорит одна девица, —
То на весь крещеный мир
Приготовила б я пир».
— «Кабы я была царица, —
Говорит ее сестрица, —
То на весь бы мир одна
Наткала я полотна».
— «Кабы я была царица, —
Третья
молвила сестрица, —
Я б для батюшки-царя
Родила богатыря».
Царь Салтан дивится чуду;
Молвит он: «Коль жив я буду,
Чудный остров навещу,
У Гвидона погощу».
«А, здорово, мой отец, —
Молвил царь ему, — что скажешь?
«Посади ты эту птицу, —
Молвил он
царю, — на спицу...
Но Орша нравом был угрюм:
Он не любил придворный шум,
При виде трепетных льстецов
Щипал концы седых усов,
И раз, опричным огорчен,
Так Иоанну
молвил он:
«Надежа-царь! пусти меня
На родину — я день от дня
Всё старе — даже не могу
Обиду выместить врагу...
Что делать с Владимиром: вынь да положь!
Креститься хочу да жениться!
Не лезть же
царям, в самом деле, на нож?
Пожали плечами и
молвят: «Ну что ж?
Приходится ехать, сестрица...
— Побывайте в степях, посмотрите, —
молвил Василий Борисыч. — Да… Вот что я вам, Михайло Васильич, скажу, — продолжал он, возвыся голос, — когда Христос сошел на землю и принял на себя знак рабий, восхотел он, Владыко, бедность и нищету освятить. Того ради избрал для своего рождества самое бедное место, какое было тогда на земле. И родился
Царь Небесный в тесном грязном вертепе среди скотов бессловесных… Поди теперь в наши степи — что ни дом, то вертеп Вифлеемский.
— Много может молитва праведника, — с набожным вздохом
промолвила Аксинья Захаровна. — Един праведник за тысячу грешников умоляет… Не прогневался еще до конца на нас, грешных,
Царь Небесный, посылает в мир праведных… Вот и у нас своя молитвенница есть… Сестра Патапу-то Максимычу, матушка Манефа комаровская. Может, слыхали?
— Так-то оно так, Василий Борисыч, —
молвила Манефа. — Но ведь сам ты не хуже моего знаешь, что насчет этого в Писании сказано: «Честен сосуд сребрян, честней того сосуд позлащенный». А премудрый приточник [Писатель притчей,
царь Соломон.] что говорит? «Мужа тихо любит Господь, суету же дел его скончает…» Подумай-ка об этом…
— В сказках не сказывают и в песнях не поют, —
молвил Василий Борисыч, — а на деле оно так. Посмотрели б вы на крестьянина в хлебных безлесных губерниях… Он домосед, знает только курные свои избенки. И если б его на ковре-самолете сюда, в ваши леса перенесть да поставить не у вас, Патап Максимыч, в дому́, а у любого рядового крестьянина, он бы подумал, что к
царю во дворец попал.
— Ну уж и к
царю! — самодовольно улыбнувшись,
молвил Патап Максимыч.
— Сумел банькой употчевать отец игумен, —
молвил Патап Максимыч дюжим бельцам, посланным его парить. — Вот баня так баня, хоть
царю в такой париться. Ай да отец Михаил!
— Власть Господня!.. — строго и холодно
молвила. — Плачем да слезами делу не пособить, себя только расстроить. Лучше на Бога положиться: вовремя он наказует, вовремя и милует… Не гневите, родные,
Царя Небесного ропотом и отчаяньем!.. Грех!..
И
молвил так
царь: «Да, боярин твой прав,
И нет уж мне жизни отрадной,
Кровь добрых и сильных ногами поправ,
Я пёс недостойный и смрадный!
Гонец, ты не раб, но товарищ и друг,
И много, знать, верных у Курбского слуг,
Что выдал тебя за бесценок!
Ступай же с Малютой в застенок...
Царь кончил; на жезл опираясь, идёт,
И с ним всех окольных собранье.
Вдруг едет гонец, раздвигает народ,
Над шапкою держит посланье.
И спрянул с коня он поспешно долой,
К
царю Иоанну подходит пешой
И
молвит ему, не бледнея:
«От Курбского князя Андрея...
— Я наперед это знал, —
молвил Смолокуров. — И чего ты не наплел! И у самого-то
царя в доме жил, и жены-то царские в ситцевых платьишках ходят, и стряпка-то
царем ворочает, и министров-то скалкой по лбу колотит!.. Ну, кто поверит тебе? Хоша хивинский
царь и басурманин, а все же таки
царь, — стать ли ему из-за пирогов со стряпкой дружбу водить. Да и как бы она посмела министров скалкой колотить? Ври, братец, на здоровье, да не завирайся. Нехорошо, любезный!
— Хоть бы водицы испил, —
молвил игумен. — Слушать даже болезненно. Поди к келейнику — он даст тебе напиться. Да как стакан-то в руки возьмешь, приподними его, да, глядя на донышко, трижды по трижды прочти: «Помяни, Господи,
царя Давида и всю кротость его». Помогает. Пользительно.
— Что мне калякать? Одному тебе сказываю, — добродушно усмехаясь, весело
молвил Марко Данилыч. — Зачем до времени вашим абызам сказывать, что ты, Махметушка, вашей веры
царя наливкой спаиваешь… Вот ежели бы в цене не сошлись, тогда дело иное — молчать не стану. Всем абызам, всем вашим муллам и ахунам буду рассказывать, как ты, Махметушка, Богу своему не веруешь и бусурманского вашего закона
царей вишневкой от веры отводишь.
— Экой грозный какой! — шутливо усмехаясь,
молвил Марко Данилыч. — А ты полно-ка, Махметушка, скрытничать, я ведь, слава Богу, не вашего закона. По мне,
цари вашей веры хоть все до единого передохни либо перетопись в вине аль в ином хмельном пойле. Нам это не обидно. Стало быть, умный ты человек — со мной можно тебе обо всем калякать по правде и по истине… Понял, Махметка?.. А уж я бы тебя такой вишневкой наградил, что век бы стал хорошим словом меня поминать. Да на-ка вот, попробуй…
— Видишь ли, Махметушка, надо мне некоего полоняника высвободить, — выпивши водки и закусив вкусной кабартмой,
молвил Марко Данилыч. — Годов двадцать пять, как он в полон попал. А живет, слышь, теперь у самого хивинского
царя во дворце. Можно ль его оттуда высвободить?
Это было последний раз, что я видел Малахию, но зато он удостоил меня вспомнить. На другой день по отъезде государя из Киева старец присылал ко мне своего отрока с просьбою сходить «к боярам» и узнать: «что
царь двум господиям на мосту
молвил, коих своими руками развел».
Когда же Малюта начал говорить о редких посещениях князем Василием двора,
царь, как бы про себя,
молвил...
(Старик икнул тут, пустил густую струю воздуха прямо на высокомерную обладательницу Гельмета, перекрестил три раза рот,
промолвил: «Помяни, Господи,
царя Давида и всю кротость его» — и продолжал свою беседу.)
— Благодарствуй, Григорий Лукьянович, — начал он подавленным голосом, — что
молвил за меня доброе слово перед государем. Не ошибся ты во мне, душу свою не задумаюсь я погубить за
царя моего…
— Молчу, молчу, — замахал руками князь Никита. — Но коли любишь меня — в лгунах перед Скуратовым не оставишь. Татарин он, согласен, так не след князю Прозоровскому перед татарином в лгунах быть. К слову же
молвить, род Скуратовых, бают, от князей происходит, да и к
царю близкий человек, тот же боярин, сам ты не раз осуждал наше местничество.
— Только словечка пока до Москвы о том никому не
молви, — счел долгом предупредить князь дочь, озабоченный мыслью об исходе своего челобитья у грозного
царя, и отпустил ее.
— Сам ты
молвил сейчас, и правду святую
молвил, что царя-де мы потеряли, так надо нам его и возвратить попытаться; силой сам, чай, знаешь, ничего теперь не возьмешь, стороной надо действовать полегоньку, людьми пользоваться, а на это у меня, сам ведаешь, уменья не занимать стать.
Вот нахмурил
царь брови черные
И навел на него очи зоркие,
Словно ястреб взглянул с высоты небес
На младого голубя сизокрылого, —
Да не поднял глаз молодой боец.
Вот об землю
царь стукнул палкою,
И дубовый пол на полчетверти
Он железным пробил оконечником —
Да не вздрогнул и тут молодой боец.
Вот
промолвил царь слово грозное, —
И очнулся тогда добрый молодец.