Неточные совпадения
Принял он Чичикова отменно ласково и радушно, ввел его совершенно в доверенность и рассказал с самоуслажденьем, скольких и скольких стоило ему трудов возвесть именье до нынешнего благосостояния; как трудно было дать понять простому мужику, что есть высшие побуждения, которые доставляют человеку просвещенная роскошь, искусство и художества; сколько нужно было бороться с невежеством русского мужика, чтобы одеть его в немецкие штаны и заставить почувствовать,
хотя сколько-нибудь, высшее достоинство человека; что
баб, несмотря на все усилия, он до сих <пор> не мог заставить надеть корсет, тогда как в Германии, где он стоял с полком в 14-м году, дочь мельника умела играть даже на фортепиано, говорила по-французски и делала книксен.
— Но все же таки… но как же таки… как же запропастить себя в деревне? Какое же общество может быть между мужичьем? Здесь все-таки на улице попадется навстречу генерал или князь.
Захочешь — и сам пройдешь мимо каких-нибудь публичных красивых зданий, на Неву пойдешь взглянуть, а ведь там, что ни попадется, все это или мужик, или
баба. За что ж себя осудить на невежество на всю жизнь свою?
Погодя немного минут,
баба в коровник пошла и видит в щель: он рядом в сарае к балке кушак привязал, петлю сделал; стал на обрубок и
хочет себе петлю на шею надеть;
баба вскрикнула благим матом, сбежались: «Так вот ты каков!» — «А ведите меня, говорит, в такую-то часть, во всем повинюсь».
…Он бежит подле лошадки, он забегает вперед, он видит, как ее секут по глазам, по самым глазам! Он плачет. Сердце в нем поднимается, слезы текут. Один из секущих задевает его по лицу; он не чувствует, он ломает свои руки, кричит, бросается к седому старику с седою бородой, который качает головой и осуждает все это. Одна
баба берет его за руку и
хочет увесть; но он вырывается и опять бежит к лошадке. Та уже при последних усилиях, но еще раз начинает лягаться.
Кудряш. Ну, что ж, это ничего. У нас насчет этого оченно слободно. Девки гуляют себе, как
хотят, отцу с матерью и дела нет. Только
бабы взаперти сидят.
Одну из них, богиню Молчания, с пальцем на губах, привезли было и поставили; но ей в тот же день дворовые мальчишки отбили нос, и
хотя соседний штукатур брался приделать ей нос «вдвое лучше прежнего», однако Одинцов велел ее принять, и она очутилась в углу молотильного сарая, где стояла долгие годы, возбуждая суеверный ужас
баб.
— Не
хочешь — не надо. Но мы,
бабы, иной раз помогаем сбросить ношу с плеч…
Неприятно было тупое любопытство
баб и девок, в их глазах он видел что-то овечье, животное или сосредоточенность полуумного, который
хочет, но не может вспомнить забытое. Тугоухие старики со слезящимися глазами, отупевшие от старости беззубые, сердитые старухи, слишком независимые, даже дерзкие подростки — все это не возбуждало симпатий к деревне, а многое казалось созданным беспечностью, ленью.
«Она не
хочет этого. Хитрая
баба. Ловко устроилась».
— Все одобряют, — сказал Дронов, сморщив лицо. — Но вот на жену — мало похожа. К хозяйству относится небрежно, как прислуга. Тагильский ее давно знает, он и познакомил меня с ней. «Не
хотите ли, говорит, взять девицу, хорошую, но равнодушную к своей судьбе?» Тагильского она, видимо, отвергла, и теперь он ее называет путешественницей по спальням. Но я — не ревнив, а она — честная
баба. С ней — интересно. И, знаешь, спокойно: не обманет, не продаст.
Красавина. Да вот тебе первое. Коли не
хочешь ты никуда ездить, так у себя дома сделай: позови
баб побольше, вели приготовить отличный обед, чтобы вина побольше разного, хорошего; позови музыку полковую: мы будем пить, а она чтоб играла. Потом все в сад, а музыка чтоб впереди, да так по всем дорожкам маршем; потом опять домой да песни, а там опять маршем. Да так чтобы три дня кряду, а начинать с утра. А вороты вели запереть, чтобы не ушел никто. Вот тебе и будет весело.
— Ах ты,
баба, солдатка этакая,
хочешь ты умничать! Да разве у нас в Обломовке такой дом был? На мне все держалось одном: одних лакеев, с мальчишками, пятнадцать человек! А вашей братьи, бабья, так и поименно-то не знаешь… А ты тут… Ах, ты!..
— Ну пусть для семьи, что же? В чем тут помеха нам? Надо кормить и воспитать детей? Это уже не любовь, а особая забота, дело нянек, старых
баб! Вы
хотите драпировки: все эти чувства, симпатии и прочее — только драпировка, те листья, которыми, говорят, прикрывались люди еще в раю…
Всех печальнее был Тит Никоныч. Прежде он последовал бы за Татьяной Марковной на край света, но после «сплетни», по крайней мере вскоре, было бы не совсем ловко ехать с нею. Это могло подтвердить старую историю,
хотя ей частию не поверили, а частию забыли о ней, потому что живых свидетелей, кроме полупомешанной
бабы, никого не было.
Вон и все наши приятели:
Бабa-Городзаймон например, его узнать нельзя: он, из почтения, даже похудел немного. Чиновники сидели, едва смея дохнуть, и так ровно, как будто во фронте. Напрасно я
хочу поздороваться с кем-нибудь глазами: ни Самбро, ни Ойе-Саброски, ни переводчики не показывают вида, что замечают нас.
Дело было в том, что мужики, как это говорил приказчик, нарочно пускали своих телят и даже коров на барский луг. И вот две коровы из дворов этих
баб были пойманы в лугу и загнаны. Приказчик требовал с
баб по 30 копеек с коровы или два дня отработки.
Бабы же утверждали, во-первых, что коровы их только зашли, во-вторых, что денег у них нет, и, в-третьих,
хотя бы и за обещание отработки, требовали немедленного возвращения коров, стоявших с утра на варке без корма и жалобно мычавших.
—
Бабы — так
бабы и есть, — резонировал Заплатин, глубокомысленно рассматривая расшитую цветным шелком полу своего халата. — У них свое на уме! «Жених» — так и было… Приехал человек из Петербурга, — да он и смотреть-то на ваших невест не
хочет! Этакого осетра женить… Тьфу!..
— А… так вы вот как!.. Вы, вероятно,
хотите замуровать меня в четыре стены, как это устраивали с своими женами ваши милые предки? Только вы забыли одно: я не русская
баба, которая, как собака, будет все переносить от мужа…
Бабы хохотали. А Коля шагал уже далеко с победоносным выражением в лице. Смуров шел подле, оглядываясь на кричащую вдали группу. Ему тоже было очень весело,
хотя он все еще опасался, как бы не попасть с Колей в историю.
— Эх! — сказал он, — давайте-ка о чем-нибудь другом говорить или не
хотите ли в преферансик по маленькой? Нашему брату, знаете ли, не след таким возвышенным чувствованиям предаваться. Наш брат думай об одном: как бы дети не пищали да жена не бранилась. Ведь я с тех пор в законный, как говорится, брак вступить успел… Как же… Купеческую дочь взял: семь тысяч приданого. Зовут ее Акулиной; Трифону-то под стать.
Баба, должен я вам сказать, злая, да благо спит целый день… А что ж преферанс?
Маша вдруг приподнялась, разом отворила окно, высунула голову и с сердцем закричала проходившей
бабе: «Аксинья!»
Баба вздрогнула,
хотела было повернуться, да поскользнулась и тяжко шлепнулась наземь.
«Все они
бабы, — сказал Павел, — они
хотят свалить казнь на меня, очень благодарен», — и заменил ее каторжной работой.
— Не пугайся, Катерина! Гляди: ничего нет! — говорил он, указывая по сторонам. — Это колдун
хочет устрашить людей, чтобы никто не добрался до нечистого гнезда его.
Баб только одних он напугает этим! Дай сюда на руки мне сына! — При сем слове поднял пан Данило своего сына вверх и поднес к губам. — Что, Иван, ты не боишься колдунов? «Нет, говори, тятя, я козак». Полно же, перестань плакать! домой приедем! Приедем домой — мать накормит кашей, положит тебя спать в люльку, запоет...
Ты
хочешь,
баба, сделаться молодою — это совсем нетрудно: нужно танцевать только; гляди, как я танцую…» И, проговорив такие несвязные речи, уже неслась Катерина, безумно поглядывая на все стороны и упираясь руками в боки.
— Что тогда? А знаешь, что я тебе скажу? Вот ты строишь себе дом в Городище, а какой же дом без
бабы? И Михей Зотыч то же самое давеча говорил. Ведь у него все загадками да выкомурами, как
хочешь понимай. Жалеет тебя…
Лопахин.
Баба! (
Хочет уйти.)
И теща и жена отлично понимали, что Прокопий
хочет скрыться от греха, пока Родион Потапыч будет производить над
бабами суд и расправу, но ничего не сказали: что же, известное дело, зять… Всякому до себя.
Мыльников приводил свою Оксю два раза, и она оба раза бежала. Одним словом, с
бабой дело не клеилось,
хотя Петр Васильич и обещал раздобыть таковую во что бы то ни стало.
Аграфена видела, что матушка Енафа гневается, и всю дорогу молчала. Один смиренный Кирилл чувствовал себя прекрасно и только посмеивался себе в бороду: все эти
бабы одинаковы, что мирские, что скитские, и всем им одна цена, и слабость у них одна женская. Вот Аглаида и глядеть на него не
хочет, а что он ей сделал? Как родила в скитах, он же увозил ребенка в Мурмос и отдавал на воспитанье! Хорошо еще, что ребенок-то догадался во-время умереть, и теперь Аглаида чистотою своей перед ним же похваляется.
— Беспременно приеду, только сущую бы малость полегчало, — врал Деян из-под шубы. — И то
хочу баушку Акулину позвать брюхо править… Покос продал,
бабы собрались, хозяйство все нарушил, — беспременно приеду.
Он имел счастливый случай встретить на улице гонимую судьбою Ольгу Александровну Розанову, узнал, что она свободна, но не знает, что делать, сообразил, что Ольга Александровна
баба шаломонная, которую при известной бессовестности можно вертеть куда
хочешь, и приобрел в ее лице нового члена для Дома Согласия.
«А
хочешь посмотреть, Сережа, как
бабы молотят дикушу (гречу)?» — спросил отец.
Вечером,
бабы и мужики, дворовые и задельные, подошли поблагодарить Павла и
хотели было поцеловать у него руку, но он до этого их не допустил и перецеловался со всеми в губы.
Я знал смутно, что
хотя он, в моем присутствии, ютился где-то в подвальном этаже барского дома, но что у него все-таки есть на селе дом, жена и семья; что два сына его постоянно живут в Москве по фруктовой части и что при нем находятся только внучата да
бабы, жены сыновей, при помощи которых и справляется его хозяйство.
Мастеровые в новых зипунах и армяках, старики с палками,
бабы в пестрых платках, босоногие ребятишки — все слилось в одну массу, которая приготовилась простоять здесь до самого вечера, чтобы
хотя одним глазком взглянуть на барина.
—
Хотите, я в Дарьину сбегаю, скажу
бабам, чтобы сюда несли кружева? Они придут, а вам не надо ехать туда. Двенадцать верст все-таки…
— Мужик спокойнее на ногах стоит! — добавил Рыбин. — Он под собой землю чувствует, хоть и нет ее у него, но он чувствует — земля! А фабричный — вроде птицы: родины нет, дома нет, сегодня — здесь, завтра — там! Его и
баба к месту не привязывает, чуть что — прощай, милая, в бок тебе вилами! И пошел искать, где лучше. А мужик вокруг себя
хочет сделать лучше, не сходя с места. Вон мать пришла!
— Убери брюхо! Стоишь, как беременная
баба! Как ружье держишь? Ты не дьякон со свечой! Что рот разинул, Карташов? Каши
захотел? Где трыньчик? Фельдфебель, поставить Карташова на час после учения под ружье. Кан-налья! Как шинель скатал, Веденеев? Ни начала, ни конца, ни бытия своего не имеет. Балбес!
— А ему что! Он в эвто дело и входить не
хочет! Это, говорит, дело женское; я ей всех
баб и девок препоручил; с меня, мол, и того будет, что и об мужиков все руки обшаркал… право! така затейная немчура…
Не по нраву ей, что ли, это пришлось или так уж всем естеством
баба пагубная была — только стала она меня оберегаться. На улице ли встретит — в избу хоронится, в поле завидит — назад в деревню бежит. Стал я примечать, что и парни меня будто на смех подымают; идешь это по деревне, а сзади тебя то и дело смех да шушуканье."Слышь, мол, Гаранька, ночесь Парашка от тоски по тебе задавиться
хотела!"Ну и я все терпел; терпел не от робости, а по той причине, что развлекаться мне пустым делом не хотелось.
Первый случай был в Черноборском уезде. В селе Березине произошел пожар; причина пожара заключалась в поджоге, признаки которого были слишком очевидны, чтобы дать место
хотя малейшему сомнению. Оставалось раскрыть, кто был виновником поджога, и был ли он умышленный или неумышленный. Среди разысканий моих по этому предмету являются ко мне мужик и
баба, оба очень молодые, и обвиняют себя в поджоге избы. При этом рассказывают мне и все малейшие подробности поджога с изумительною ясностию и полнотою.
Ощутил лесной зверь, что у него на лбу будто зубы прорезываются. Взял письма, прочитал — там всякие такие неудобные подробности изображаются. Глупая была
баба! Мало ей того, чтоб грех сотворить, — нет, возьмет да на другой день все это опишет: «Помнишь ли, мол, миленький, как ты сел вот так, а я села вот этак, а потом ты взял меня за руку, а я, дескать,
хотела ее отнять, ну, а ты»… и пошла, и пошла! да страницы четыре мелко-намелко испишет, и все не то чтоб дело какое-нибудь, а так, пустяки одни.
— Ой, согрешила! Что это за
бабы баловницы! — проговорила Палагея; впрочем, подошла к столу и, отпив из поднесенного ей стакана половину, заморщилась и
хотела возвратить его.
Всякая дура,
баба деревенская не станет этого терпеть, и потому я не
хочу с тобой больше жить.
«Ах ты бесенок! — подумал я, — так вот зачем
баба не
хотела лукошка отдавать!
— И вы дали себя перевязать и пересечь, как
бабы! Что за оторопь на вас напала? Руки у вас отсохли аль душа ушла в пяты? Право, смеху достойно! И что это за боярин средь бело дня напал на опричников? Быть того не может. Пожалуй, и
хотели б они извести опричнину, да жжется! И меня, пожалуй, съели б, да зуб неймет! Слушай, коли
хочешь, чтоб я взял тебе веру, назови того боярина, не то повинися во лжи своей. А не назовешь и не повинишься, несдобровать тебе, детинушка!
— Ну, уж там как
хочешь разумей, а только истинная это правда, что такое «слово» есть. А то еще один человек сказывал: возьми, говорит, живую лягушку и положи ее в глухую полночь в муравейник; к утру муравьи ее всю объедят, останется одна косточка; вот эту косточку ты возьми, и покуда она у тебя в кармане — что
хочешь у любой
бабы проси, ни в чем тебе отказу не будет.
— Всякая
баба хочет, чтоб ее обманули. Она все знает…
— Всего
баба покушала — пирожного
захотела, безе! Н-народ… Гляди, Пешко́в, в оба, а зри — в три…
А Жихарев ходит вокруг этой каменной
бабы, противоречиво изменяя лицо, — кажется, пляшет не один, а десять человек, все разные: один — тихий, покорный; другой — сердитый, пугающий; третий — сам чего-то боится и, тихонько охая,
хочет незаметно уйти от большой, неприятной женщины. Вот явился еще один — оскалил зубы и судорожно изгибается, точно раненая собака. Эта скучная, некрасивая пляска вызывает у меня тяжелое уныние, будит нехорошие воспоминания о солдатах, прачках и кухарках, о собачьих свадьбах.