Неточные совпадения
В Египте встарину велось обыкновенье,
Когда кого хотят пышнее
хоронить,
Наёмных плакальщиц пускать за
гробом выть.
«Жениться? Ну… зачем же нет?
Оно и тяжело, конечно,
Но что ж, он молод и здоров,
Трудиться день и ночь готов;
Он кое-как себе устроит
Приют смиренный и простой
И
в нем Парашу успокоит.
Пройдет, быть может, год-другой —
Местечко получу — Параше
Препоручу хозяйство наше
И воспитание ребят…
И станем жить, и так до
гробаРука с рукой дойдем мы оба,
И внуки нас
похоронят...
— То же самое желание скрыть от самих себя скудость природы я вижу
в пейзажах Левитана,
в лирических березках Нестерова,
в ярко-голубых тенях на снегу. Снег блестит, как обивка
гробов,
в которых
хоронят девушек, он — режет глаза, ослепляет, голубых теней
в природе нет. Все это придумывается для самообмана, для того, чтоб нам уютней жилось.
Когда же церковь
хоронила тело его, уже чтя его как святого, то вдруг при возгласе диакона: «Оглашенные, изыдите!» —
гроб с лежащим
в нем телом мученика сорвался с места и был извергнут из храма, и так до трех раз.
Тут же, совсем кстати, умер старый дворовый Потап Матвеев, так что и
в пустом
гробе надобности не оказалось. Потапа
похоронили в барском
гробе, пригласили благочинного, нескольких соседних попов и дали знать под рукою исправнику, так что когда последний приехал
в Овсецово, то застал уже похороны.
Хоронили болярина Николая с почестями и церемониями, подобающими родовитому дворянину.
Когда умерла бабушка и меня привели на ее похороны, мне было лет шесть, я был поражен, что она лежала
в гробу в монашеском облачении и ее
хоронили по монашескому обряду.
Полиция возбудила дело, а
гроб, покров и саван гробовщик за бесценок купил, и на другой день
в этом
гробу хоронили какого-то купца.
Началось другое дело. Обиженные
в завещании родственники решили привлечь к суду главных наследников, которых
в прошении просили привлечь за оскорбление памяти покойного,
похоронив его
в «подержанном»
гробу.
В прекрасный зимний день Мощинского
хоронили. За
гробом шли старик отец и несколько аристократических господ и дам, начальство гимназии, много горожан и учеников. Сестры Линдгорст с отцом и матерью тоже были
в процессии. Два ксендза
в белых ризах поверх черных сутан пели по — латыни похоронные песни, холодный ветер разносил их высокие голоса и шевелил полотнища хоругвей, а над толпой, на руках товарищей,
в гробу виднелось бледное лицо с закрытыми глазами, прекрасное, неразгаданное и важное.
«Вынесу, думает, с работником
гроб в церковь, обедню с пономарьком, — простенькой такой у него пономаренко был, — отслужу и
похороню».
Вихров дал ей денег и съездил как-то механически к господам, у которых дроги, — сказал им, что надо, и возвратился опять
в свое Воздвиженское. Лежащая на столе, вся
в белом и
в цветах, Клеопатра Петровна ни на минуту не оставляла его воображения. На другой день он опять как-то машинально поехал на вынос тела и застал, что священники были уже
в домике, а на дворе стояла целая гурьба соборных певчих. Катишь желала как можно параднее
похоронить свою подругу.
Гроб она также заказала пренарядный.
— Ух, бедная! Все сердце на нее изныло. Мы уж на што перебиваемся, а и нам шесть рублей
в пять месяцев, что у нас прожила, задолжала. Мы и
похоронили; муж и
гроб делал.
Он умер утром,
в те минуты, когда гудок звал на работу.
В гробу лежал с открытым ртом, но брови у него были сердито нахмурены.
Хоронили его жена, сын, собака, старый пьяница и вор Данила Весовщиков, прогнанный с фабрики, и несколько слободских нищих. Жена плакала тихо и немного, Павел — не плакал. Слобожане, встречая на улице
гроб, останавливались и, крестясь, говорили друг другу...
Через два дня его
схоронили у Митрофания на счет небольшого пособия, присланного из департамента. Похороны состоялись без помпы, хотя департамент командировал депутата для присутствования. Депутат доехал на извозчике до Измайловского проспекта, там юркнул
в первую кондитерскую и исчез. За
гробом дошли до кладбища только Надежда Владимировна и Авдотья.
Через три дня у Арины Петровны все было уже готово к отъезду. Отстояли обедню, отпели и
схоронили Павла Владимирыча. На похоронах все произошло точно так, как представляла себе Арина Петровна
в то утро, как Иудушке приехать
в Дубровино. Именно так крикнул Иудушка: «Прощай, брат!» — когда опускали
гроб в могилу, именно так же обратился он вслед за тем к Улитушке и торопливо сказал...
— «А он дважды сказал — нет, нет, и — помер. Сегодня его торжественно
хоронили, всё духовенство было, и оба хора певчих, и весь город. Самый старый и умный человек был
в городе. Спорить с ним не мог никто. Хоть мне он и не друг и даже нажёг меня на двести семьдесят рублей, а жалко старика, и когда опустили
гроб в могилу, заплакал я», — ну, дальше про меня пошло…
Хоронили Никона как-то особенно многолюдно и тихо: за
гробом шли и слободские бедные люди, и голодное городское мещанство, и Сухобаев
в чёрном сюртуке, шла уточкой Марья, низко на лоб опустив платок, угрюмая и сухая, переваливался с ноги на ногу задыхавшийся синий Смагин и ещё много именитых горожан.
Схоронили её сегодня поутру; жалко было Шакира, шёл он за
гробом сзади и
в стороне, тёрся по заборам, как пёс, которого хозяин ударил да и прочь, а пёс — не знает, можно ли догнать, приласкаться, али нельзя. Нищие смотрят на него косо и подлости разные говорят, бесстыдно и зло. Ой, не люблю нищих, тираны они людям.
В грудах обломков и пепла найдено было 11 трупов. Детей клали
в один
гроб по несколько. Похороны представляли печальную картину:
в телегах везли их на Мызинское кладбище. Кладбищ
в Орехово-Зуеве было два: одно Ореховское, почетное, а другое Мызинское, для остальных. Оно находилось
в полуверсте от церкви
в небольшом сосновом лесу на песчаном кургане. Там при мне
похоронили 16 умерших
в больнице и 11 найденных на пожарище.
Мать убитого, высокая, тощая, с лошадиным лицом, молча, без слёз, торопилась
схоронить сына, — так казалось Артамонову; она всё оправляла кисейный рюш
в изголовье
гроба, передвигала венчик на синем лбу трупа, осторожно вдавливала пальцами новенькие, рыжие копейки, прикрывавшие глаза его, и как-то нелепо быстро крестилась.
Баймакова почётно
хоронил весь город, духовенство всех пяти церквей. Артамоновы шли за
гробом вслед за женой и дочерью усопшего; это не понравилось горожанам; горбун Никита, шагавший сзади своих, слышал, как
в толпе ворчали...
— Слава-богу лег на пол спать с своей принцессой, да во сне под лавку и закатись, а тут проснулся, испить захотел, кругом темень, он рукой пошевелил — с одной стороны стена, повел кверху — опять стена, на другую сторону раскинул рукой — опять стена (
в крестьянах к лавкам этакие доски набивают с краю, для красы), вот ему и покажись, что он
в гробу и что его
похоронили. Вот он и давай кричать… Ну, разутешили они нас тогда!
Хороните меня тогда здесь на свой счет у Ивана Крестителя, и пусть над моим
гробом вспомнят, что твой Мишка своего дядю родного
в своем отечественном городе без родственной услуги оставил и один раз
в жизни проводить не пошел…
В тот день, когда его
хоронили, учения
в гимназии не было. Товарищи и ученики несли крышку и
гроб, и гимназический хор всю дорогу до кладбища пел «Святый Боже».
В процессии участвовали три священника, два дьякона, вся мужская гимназия и архиерейский хор
в парадных кафтанах. И, глядя на торжественные похороны, встречные прохожие крестились и говорили...
Хоронят! Это разве не убыток? Тоже нужен
гроб, могила и прочее такое… Всё идёт на счёт казны… Ер-рунда! Ежели бы хотели сделать очистку и убавление людей, то взяли бы да и сослали их
в Сибирь — там места про всех хватит!
«А это что такое?» — спросил сам себя Тихон Павлович, увидев на крышке
гроба венки, ленты с надписями золотыми буквами и цветы. «Н-да… Значит, персона всё-таки важная. А вот провожатые — оборвыш-народ». — Кого это
хоронят? — спросил он поравнявшегося с ним благообразного господина
в очках и с курчавой бородой.
Мне приснилось, что
хоронили вас не
в черном
гробу, как стариков и вообще пожилых людей, а
в белом, как
хоронят девушек, и несли ваш
гроб по Московской улице городовые, но не на руках, а на головах.
В одной из таких зимниц, рано поутру, человек десять лесников, развалясь на нарах и завернувшись
в полушубки, спали богатырским сном. Под утро намаявшегося за работой человека сон крепко разнимает — тут его хоть
в гроб клади да
хорони. Так и теперь было
в зимнице лыковских [Волость на реке Керженце.] лесников артели дяди Онуфрия.
Вот за
гробом Насти, вслед за родными, идут с поникшими головами семь женщин. Все
в синих крашенинных сарафанах с черными рукавами и белыми платками на головах… Впереди выступает главная «плачея» Устинья Клещиха.
Хоронят девушку, оттого
в руках у ней зеленая ветка, обернутая
в красный платок.
Ругался мир ругательски, посылал ко всем чертям Емельяниху,
гроб безо дна, без покрышки сулил ей за то, что и жить путем не умела и померла не путем: суд по мертвому телу навела на деревню… Что гусей было перерезано, что девок да молодок к лекарю да к стряпчему было посылано, что исправнику денег было переплачено! Из-за кого ж такая мирская сухота? Из-за паскуды Емельянихи, что не умела с мужем жить, не умела
в его делах концы
хоронить, не умела и умереть как следует.
Затем во все то время, как сестра его портила, поправляла, и опять портила, и снова поправляла свое общественное положение, он поднимался по службе,
схоронил мать и отца, благословивших его у своего
гроба; женился на состоятельной девушке из хорошей семьи и, метя
в сладких мечтах со временем
в министры, шел верною дорогой новейших карьеристов, то есть заседал
в двадцати комитетах, отличался искусством слагать фразы и блистал проповедью прогресса и гуманности, доводящею до сонной одури.
В конце апреля Андрей Иванович умер.
Хоронили его на Смоленском кладбище. Было воскресенье. Большинство товарищей присутствовали на похоронах,
в их числе Ляхов. Они на руках донесли
гроб Андрея Ивановича до могилы. Тут же, на свеженасыпанной могиле, Александра Михайловна поставила четверть водки и справлены были поминки.
Хоронили его
в ясное мартовское утро. Снег блестел, вода капала с крыш. Какие у всех на похоронах были славные лица! Я уж не раз замечал, как поразительно красиво становится самое ординарное лицо
в минуту искренней, глубокой печали.
Гроб все время несли на руках, были венки.
На все это глядел Палтусов и раза два подумал, что и его лет через тридцать будут
хоронить с такой же некрасивой и нестройной церемонией, стоящей больших денег… Кисти
гроба болтались из стороны
в сторону. Иглистый дождь мочил парчу. Ветер развевал жирные волосы артельщиков
в длинных сибирках.
«Тело солдата, — рассказывает у него Кузьмич, —
в закрытом
гробу похоронили с величайшими почестями.
Он писал о том, что он уже стар, никому не нужен и что его никто не любит, и просил дочерей забыть о нем и, когда он умрет,
похоронить его
в простом сосновом
гробе, без церемоний, или послать его труп
в Харьков,
в анатомический театр.
Во время болезни все бредил арестантами и взывал жалобным голосом: «Арестанты! где вы?» Перед смертью пришел
в рассудок, исполнил свои христианские обязанности, попросил у всех прощения,
в чем кого обидел, не намекнул даже письмоводителю, что умирает от его руки, и завещал
похоронить себя
в рыжем парике, чтобы
в гробу ему не было стыдно.
— Обман! тайна!.. Какая тут тайна? Hе воры же ночью их унесли. Господь, сам Господь двух положил перед глазами матери их: мать не могла же ошибиться
в своих детищах. Обман!.. Ге! что ты мне говоришь, Никита Иванович? Она сама обмывала их тела, укладывала
в гробы, опускала
в землю. Правда, четвертый был тайна для многих; но и того обезглавленный труп мать узнала и сама
похоронила.
В Дашичао надо было
похоронить трёх умерших солдатиков, священника не было, три
гроба понесли солдатики на руках.
Гробы тяжёлые, из толстых деревянных досок.
Односельчане покойного с сельским старостой во главе, который оказался его родным племянником, выхлопотали у начальства дозволение перевезти
гроб с его останками
в село и
похоронить на сельском кладбище. Могилу они выкопали перед кладбищем, почти около тракта, оградили ее решеткой и поставили громадный деревянный крест.
Те, от злобы и ненависти которых она
похоронила себя
в стенах монастырских, Должны были быть довольны — они заживо положили ее
в гроб как следует — краше не кладут.
В дом внесли великолепный дубовый
гроб, прибыло не только приходское духовенство, но и из кремлевских соборов. Панихиды служились два раза
в день и на них съезжались все знатные и властные лица Москвы, похороны были торжественны и богаты; «колдуна», «кудесника», «масона» и «оборотня», к великому удивлению соседей,
похоронили на кладбище Донского монастыря, после отпевания
в церкви святого мученика Власия, что
в Старой Конюшен ной.
— Да — это
гроб! это похороны!.. меня живую хотят
похоронить!.. — вскричала Анна Иоанновна, еще более перепуганная этим зрелищем и готовая упасть
в обморок.
Похороны княжны Лидии Шестовой произошли с надлежащею помпою. Белый глазетовый
гроб был буквально засыпан живыми цветами
в венках и букетах. Вереница экипажей тянулась за роскошным катафалком. Княжну
похоронили на кладбище Донского монастыря, невдалеке от церкви.
— Вот, видите, батюшка, значит, во всяком случае, должно открыть беседку. Вы же приехали кстати. Если,
в самом деле, там найдутся человеческие кости, мы их положим
в гробы, вы их благословите и
похороните на сельском кладбище.
С безропотным христианским смирением низошел старик со света
в темный каземат, и этот каменный
гроб, куда
схоронили от жизни Кочетова, с первого же дня его заточения дохнул на небо хвалою и песнью бессмертного духа.