Неточные совпадения
— Славная у тебя лошадь! — говорил Азамат. — Если бы я был
хозяин в доме и имел табун в триста кобыл, то
отдал бы половину за твоего скакуна, Казбич!
— Краденый, ни за самого себя не
отдавал хозяин.
— А дело, по-настоящему, вздор. У него нет достаточно земли, — ну, он и захватил чужую пустошь, то есть он рассчитывал, что она не нужна, и о ней
хозяева <забыли>, а у нас, как нарочно, уже испокон века собираются крестьяне праздновать там Красную горку. По этому-то поводу я готов пожертвовать лучше другими лучшими землями, чем
отдать ее. Обычай для меня — святыня.
Его пустынный уголок
Отдал внаймы, как вышел срок,
Хозяин бедному поэту.
Надо, впрочем,
отдать хозяевам справедливость: иной раз в беде или неудобстве они очень обеспокоятся, даже погорячатся и рассердятся.
Знакомство это, как мне известно было, только что завязалось, после больших стараний князя; гость
отдавал теперь визит, но, к несчастию, накрыл
хозяина врасплох.
Побежденного петуха брал какой-то запачканный тагал, сдирал у него с груди горсть перьев и клал их в большой мешок, а петуха
отдавал хозяину.
Слуга подходил ко всем и протягивал руку: я думал, что он хочет отбирать пустые чашки,
отдал ему три, а он чрез минуту принес мне их опять с теми же кушаньями. Что мне делать? Я подумал, да и принялся опять за похлебку, стал было приниматься вторично за вареную рыбу, но собеседники мои перестали действовать, и я унялся.
Хозяевам очень нравилось, что мы едим; старик ласково поглядывал на каждого из нас и от души смеялся усилиям моего соседа есть палочками.
Впрочем, этого ожидать скоро нельзя по другим обстоятельствам: во всяком другом месте жители, по лености и невежеству, охотно
отдают себя в опеку европейцам, и те скоро делаются
хозяевами у них.
Правда, кресло жестковато, да нескоро его и сдвинешь с места; лак и позолота почти совсем сошли; вместо занавесок висят лохмотья, и сам
хозяин смотрит так жалко, бедно, но это честная и притом гостеприимная бедность, которая вас всегда накормит, хотя и жесткой ветчиной, еще более жесткой солониной, но она
отдаст последнее.
— Да ты
хозяин, ты и
отдай. Что тебе? Твоя воля, — сказал сердитый старик.
Из приваловского дома Хина, конечно, не ушла, а как ни в чем не бывало явилась в него на другой же день после своей размолвки с Приваловым.
Хозяину ничего не оставалось, как только по возможности избегать этой фурии, чтобы напрасно не подвергать нареканиям и не
отдавать в жертву городским сплетням ни в чем не повинные женские имена, а с другой — не восстановлять против себя Зоси. Хиония Алексеевна в случае изгнания, конечно, не остановилась бы ни перед чем.
Дома он дополнил сумму, взяв взаймы три рубля от
хозяев, которые дали ему с удовольствием, несмотря на то, что
отдавали последние свои деньги, до того любили его.
На самом деле, выгода больше: возьмем в пример квартиру; если б эти комнаты
отдавать в наем углами, тут жило бы: в 17 комнатах с 2 окнами по 3 и по 4 человека, — всего, положим, 55 человек; в 2 комнатах с 3 окнами по б человек и в 2 с 4 окнами по 9 человек, 12 и 18, всего 30 человек, и 55 в маленьких комнатах, — в целой квартире 85 человек; каждый платил бы по З р. 50 к. в месяц, это значит 42 р. в год; итак, мелкие
хозяева, промышляющие отдачею углов внаймы, берут за такое помещение — 42 руб, на 85, — 3 570 руб.
Но
отдавая все вместе по контракту на 5 лет,
хозяин дома согласился уступить их за 1 250 руб.
— Да, хлеб. Без хлеба тоже худо. Хлеб, я тебе скажу, такое дело; нынче ему урожай, а в будущем году семян не соберешь. Либо град, либо засуха, либо что. Нынче он шесть рублей четверть, а в будущем году тридцать рублей за четверть
отдашь! Поэтому которые
хозяева с расчетом живут, те в урожайные года хлеба не продают, а дождутся голодухи да весь запас и спустят втридорога.
Свезли его лет десяти в Москву и
отдали в учение к переплетчику; но
хозяин без всякого прока возился с ним шесть лет и был рад-радешенек, когда срок контракту кончился.
Парильщики не только не получали жалованья, а половину своих «чайных» денег должны были
отдавать хозяину или его заместителю — «кусочнику», «хозяйчику».
Еще с семидесятых годов
хозяин «Эрмитажа» француз Оливье
отдавал студентам на этот день свой ресторан для гулянки.
«Вот гостя господь послал: знакомому черту подарить, так назад
отдаст, — подумал
хозяин, ошеломленный таким неожиданным ответом. — Вот тебе и сват. Ни с которого краю к нему не подойдешь. То ли бы дело выпили, разговорились, — оно все само бы и наладилось, а теперь разводи бобы всухую. Ну, и сват, как кривое полено: не уложишь ни в какую поленницу».
— Михей Зотыч, вот мои невесты: любую выбирай, — брякнул
хозяин без обиняков. — Нет, врешь, Харитину не
отдам! Самому дороже стоит!
— Однако это даже весьма мне удивительно, мамынька… Кто у нас, напримерно,
хозяин в дому?.. Феня, в другой раз ты мне деньги
отдавай, а то я с живой кожу сниму.
В одном просили за прииск прямо сто рублей, в другом
отдавали «из половины», то есть половину чистой прибыли
хозяину, в третьем — продавали прииск совсем.
«Неужели я трус и тряпка?! — внутренне кричал Лихонин и заламывал пальцы. — Чего я боюсь, перед кем стесняюсь? Не гордился ли я всегда тем, что я один
хозяин своей жизни? Предположим даже, что мне пришла в голову фантазия, блажь сделать психологический опыт над человеческой душой, опыт редкий, на девяносто девять шансов неудачный. Неужели я должен
отдавать кому-нибудь в этом отчет или бояться чьего-либо мнения? Лихонин! Погляди на человечество сверху вниз!»
— Иной раз говорит, говорит человек, а ты его не понимаешь, покуда не удастся ему сказать тебе какое-то простое слово, и одно оно вдруг все осветит! — вдумчиво рассказывала мать. — Так и этот больной. Я слышала и сама знаю, как жмут рабочих на фабриках и везде. Но к этому сызмала привыкаешь, и не очень это задевает сердце. А он вдруг сказал такое обидное, такое дрянное. Господи! Неужели для того всю жизнь работе люди
отдают, чтобы
хозяева насмешки позволяли себе? Это — без оправдания!
В это же время Ливенцовы искали управляющего на свои именья, и предводитель рекомендовал Петра Николаича, как лучшего
хозяина в уезде. Именья Ливенцовские, огромные, не давали ничего дохода, и крестьяне пользовались всем. Петр Николаич взялся привести всё в порядок и,
отдав свое имение в аренду, переехал с женой в дальнюю поволжскую губернию.
Хозяин был не из важных. Нашествие вестников шика значительно на него подействовало. Он постарел, растерял давальцев, сократил наполовину число мастеров и учеников, добрую часть квартиры
отдавал внаймы под мастерскую женских мод, но никак не соглашался переменить вывеску, на которой значилось:"Иван Деев, военный и партикулярный портной", и по-французски:"Jean Deieff, tailleur militaire et particulier".
Понимая, что он не шутит, я решил украсть деньги, чтобы разделаться с ним. По утрам, когда я чистил платье
хозяина, в карманах его брюк звенели монеты, иногда они выскакивали из кармана и катились по полу, однажды какая-то провалилась в щель под лестницу, в дровяник; я позабыл сказать об этом и вспомнил лишь через несколько дней, найдя двугривенный в дровах. Когда я
отдал его
хозяину, жена сказала ему...
Если же не всякий раз приходится сажать в тюрьму, бить и убивать людей, когда собирается землевладельцем аренда за землю и нуждающийся в хлебе платит обманувшему его купцу тройную цену, и фабричный довольствуется платой пропорционально вдвое меньшей дохода
хозяина, и когда бедный человек
отдает последний рубль на пошлину и подати, то происходит это оттого, что людей уже так много били и убивали за их попытки не делать того, чего от них требуется, что они твердо помнят это.
Семейство
хозяина было слишком любезно и внимательно к ней, так что доктор принужден был
отдалить на время этих добрых людей, которые хотя были мусульмане по вере, но говорили довольно хорошо по-русски.
Хозяева перешли в теплую, а юнкеру за три монета в месяц
отдали холодную хату.
Один заседатель, лет десять тому назад служивший в военной службе, собирался сломить кий об спину
хозяина и до того оскорблялся, что логически присовокуплял к ряду энергических выражений: «Я сам дворянин; ну, черт его возьми,
отдал бы генералу какому-нибудь, — что тут делать станешь, — а то молокососу, видите, из Парижа приехал; да позвольте спросить, чем я хуже его, я сам дворянин, старший в роде, медаль тысяча восемьсот двенадцатого…» — «Да полно ты, полно, горячая голова!» — говорил ему корнет Дрягалов, имевший свои виды насчет Бельтова.
Дедушка Кондратий, придерживаясь, вероятно, старой пословицы, которая гласит: «От
хозяина должно пахнуть ветром, от хозяйки — дымом», исключительно занимался наружными стенами и кровлей своей лачуги, внутреннее устройство
отдавал в полное распоряжение своей дочери.
Наркис. Я и то не заикаюсь, я тебе явственно говорю. А то я тебя и на порог к себе не пущу. А завтрашнего числа, как буду
хозяину отчет
отдавать, все твои дела ему, как на ладони.
Другой раз он поднял у входа в лавку двадцать копеек и тоже
отдал монету
хозяину. Старик опустил очки на конец носа и, потирая двугривенный пальцами, несколько секунд молча смотрел в лицо мальчика.
— Да, недурно бы это было! — согласился и князь, сохраняя свой задумчивый и рассеянный вид; его все еще не оставляла мысль о припадках Елены. В Останкине они прежде всего проехали в слободку и наняли там очень хорошенькую дачку для Елены. Князь хотел было сразу же
отдать хозяину все деньги.
«Приезжай, милый дедушка, — продолжал Ванька, — Христом-Богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня, сироту несчастную, а то меня все колотят и кушать страсть хочется, а скука такая, что и сказать нельзя, все плачу. А намедни
хозяин колодкой по голове ударил, так что упал и насилу очухался. Пропащая моя жизнь, хуже собаки всякой… А еще кланяюсь Алене, кривому Егорке и кучеру, а гармонию мою никому не
отдавай. Остаюсь твой внук Иван Жуков, милый дедушка, приезжай».
То грезилось господину Голядкину, что находится он в одной прекрасной компании, известной своим остроумием и благородным тоном всех лиц, ее составляющих; что господин Голядкин в свою очередь отличился в отношении любезности и остроумия, что все его полюбили, даже некоторые из врагов его, бывших тут же, его полюбили, что очень приятно было господину Голядкину; что все ему
отдали первенство и что, наконец, сам господин Голядкин с приятностью подслушал, как
хозяин тут же, отведя в сторону кой-кого из гостей, похвалил господина Голядкина… и вдруг, ни с того ни с сего, опять явилось известное своею неблагонамеренностью и зверскими побуждениями лицо, в виде господина Голядкина-младшего, и тут же, сразу, в один миг, одним появлением своим, Голядкин-младший разрушал все торжество и всю славу господина Голядкина-старшего, затмил собою Голядкина-старшего, втоптал в грязь Голядкина-старшего и, наконец, ясно доказал, что Голядкин-старший и вместе с тем настоящий — вовсе не настоящий, а поддельный, а что он настоящий, что, наконец, Голядкин-старший вовсе не то, чем он кажется, а такой-то и сякой-то и, следовательно, не должен и не имеет права принадлежать к обществу людей благонамеренных и хорошего тона.
Гость и
хозяин много смеялись над простодушием турков; впрочем, не могли не
отдать должной дани удивления их фанатизму, возбуждаемому опиумом…
Он прямо подошел к
хозяину,
отдал вежливый поклон графу, на который Сапега отвечал сухо, потом, поклонившись дамам, подал некоторым мужчинам руку и начал с ними обыкновенный разговор.
Нил(вставая со стула). Ничего вы не можете! Будет шуметь! В этом доме я тоже
хозяин. Я десять лет работал и заработок вам
отдавал. Здесь, вот тут (топает ногой в пол и широким жестом руки указывает кругом себя) вложено мною не мало!
Хозяин тот, кто трудится…
Федя. Хорошо. Ты скажешь, но после, а теперь вот что, дружок: пожалуйста,
отдай вот это
хозяину (подает ему деньги) и спроси на мое имя письмо и посылку. Пожалуйста.
Он вынул из кармана двугривенный,
отдал хозяину, взял портрет под мышку и потащил его с собою.
— Право, кабы знал, пособил бы ему, ей-богу бы пособил, — сказал ярославец. — Послушай, брат
хозяин, полно тебе жидоморничать; ну, что ты с него возьмешь, ей-богу, грех тебе будет,
отдай ему полушубок… Э! Не видал, что ли, полушубка ты крестьянского?.. Слышишь, мужик бедный, неимущий… Право,
отдай; этим, брат, не разживешься; пра,
отдай!..
— Куда же мне идти теперь? — перебил Антон,
отдавая полушубок
хозяину.
После случая с Христиной пробовал я работать в городе, да не по недугу оказалось это мне — тесно и душно. Народ мастеровой не нравится наготою души своей и открытой манерой
отдавать себя во власть
хозяину: каждый всем своим поведением как бы кричит...
Вот вдова Янкеля и просила, и молила, и в ногах валялась, чтобы господа-громадяне согласились
отдать хоть по полтине за рубль, хоть по двадцати грошей, чтоб им всем сиротам не подохнуть с голоду да как-нибудь до городу добраться. И не у одного-таки
хозяина с добрым сердцем слезы текли по усам, а кое-кто толкнул-таки локтем соседа...
Я теперь сиротинушка,
хозяин свой, и душа-то моя своя, не чужая, не продавал ее никому, как иная, что память свою загасила, а сердце не покупать стать, даром
отдам, да, видно, дело оно наживное!» Я засмеялась; и не раз и не два говорил — целый месяц в усадьбе живет, бросил товары, своих отпустил, один-одинешенек.
Нет, нет, позвольте вам не верить!
Вы страстно влюблены в какую-то
Кухарочку, гризетку или прачку.
Смешно, виконт, мне это. —
Смешно вам? —
подхватил
хозяин. —
Смейтеся, маркиза, ваша воля!
Но если б в самом деле я хотел
Кого-нибудь когда-нибудь любить,
Так не влюбился бы в вас, светских дам,
А сердце
отдал бы простой крестьянке.
Уезжая домой, он
отдал этой женщине всё, что скопил на заводе, а для себя на проезд взял у
хозяина, и теперь у него было всего несколько рублей, которые он тратил на чай и свечи.