Неточные совпадения
Сергей Иванович любовался всё время красотою заглохшего от листвы леса,
указывая брату то
на темную с тенистой стороны, пестреющую желтыми прилистниками, готовящуюся к цвету старую липу, то
на изумрудом блестящие молодые побеги дерев нынешнего года.
— А, ты так? — сказал он. — Ну, входи, садись. Хочешь ужинать? Маша, три порции принеси. Нет, постой. Ты знаешь, кто это? — обратился он к
брату,
указывая на господина в поддевке, — это господин Крицкий, мой друг еще из Киева, очень замечательный человек. Его, разумеется, преследует полиция, потому что он не подлец.
— Не угодно ли вам прохладиться? — сказал
брат Василий Чичикову,
указывая на графины. — Это квасы нашей фабрики; ими издавна славится дом наш.
— Прощай,
брат! — сказал он Аркадию, уже взобравшись
на телегу, и,
указав на пару галок, сидевших рядышком
на крыше конюшни, прибавил: — Вот тебе! изучай!
— Это — мой дядя. Может быть, вы слышали его имя? Это о нем
на днях писал камрад Жорес. Мой
брат, —
указала она
на солдата. — Он — не солдат, это только костюм для эстрады. Он — шансонье, пишет и поет песни, я помогаю ему делать музыку и аккомпанирую.
— Врешь! Там кума моя живет; у ней свой дом, с большими огородами. Она женщина благородная, вдова, с двумя детьми; с ней живет холостой
брат: голова, не то, что вот эта, что тут в углу сидит, — сказал он,
указывая на Алексеева, — нас с тобой за пояс заткнет!
— Сюда или сюда садитесь лучше, — говорила Лидия,
указывая на мягкое сломанное кресло, с которого только что встал молодой человек. — Мой двоюродный
брат — Захаров, — сказала она, заметив взгляд, которым Нехлюдов оглядывал молодого человека.
А потому и нахожу нужным спросить вас уже с настойчивостью: какие именно данные руководили мысль вашу и направили ее
на окончательное убеждение в невинности
брата вашего и, напротив, в виновности другого лица,
на которого вы уже
указали прямо
на предварительном следствии?
На этом прокурор прекратил расспросы. Ответы Алеши произвели было
на публику самое разочаровывающее впечатление. О Смердякове у нас уже поговаривали еще до суда, кто-то что-то слышал, кто-то
на что-то
указывал, говорили про Алешу, что он накопил какие-то чрезвычайные доказательства в пользу
брата и в виновности лакея, и вот — ничего, никаких доказательств, кроме каких-то нравственных убеждений, столь естественных в его качестве родного
брата подсудимого.
Дайте,
укажите нам хоть один факт в пользу подсудимого, и мы обрадуемся, — но факт осязательный, реальный, а не заключение по выражению лица подсудимого родным его
братом или указание
на то, что он, бия себя в грудь, непременно должен был
на ладонку
указывать, да еще в темноте.
— Я
указал со слов
брата Дмитрия. Мне еще до допроса рассказали о том, что произошло при аресте его и как он сам показал тогда
на Смердякова. Я верю вполне, что
брат невиновен. А если убил не он, то…
Затем могу
указать еще
на братьев Урванцовых, ближайших наших соседей, которые остались у меня в памяти, потому что во всех отношениях представляли очень курьезную аномалию.
— Ну,
на нынешний день, Анна Ивановна, супружеские советы отложим в сторону. Вредно ли, не вредно ли, а я, значит, был бы свинья, если б не напился ради приятеля! Полюбуйся,
брат! — продолжал он,
указывая на стол, — пусто! пьем, сударь, воду; в общество воздержания поступил! Эй вы, олухи, вина! Да сказать ключнице, чтоб не лукавила, подала бы все, что есть отменнейшего.
— Архип! а Архип! смотри-кось,
брат, какую машинищу Иван Онуфрич изладил! — кричит Петр Парамоныч, выскочив из кибитки и
указывая на четвероместный тарантас, поворачивающий в глубине двора.
Лидочка горячо любила отца и скоро подружилась с теткой. Когда пришла роковая весть, у обеих сердца застыли. Лидочка испугалась, убежала и спряталась в палисаднике. Прасковью Гавриловну придавила мысль, что рушилось все, что защищало их и
указывало на какой-нибудь просвет в будущем. Она с ужасом глядела
на Лидочку. Ей представился, рядом с гробом покойного
брата, ее собственный гроб, а за этими двумя гробами зияла бездна одиночества и беспомощности, которые должны были поглотить Лидочку.
— Ты мне
брат! — отвечал он, — я тотчас узнал тебя. Ты такой же блаженный, как и я. И ума-то у тебя не боле моего, а то бы ты сюда не приехал. Я все твое сердце вижу. У тебя там чисто, чисто, одна голая правда; мы с тобой оба юродивые! А эти, — продолжал он,
указывая на вооруженную толпу, — эти нам не родня! У!
Все люди, едущие в этом поезде, когда приступят к совершению того дела,
на которое едут, будут в том же положении, в котором был бы загипнотизированный человек, которому внушено разрубить бревно, и он, подойдя уже к тому, что ему указано как бревно, и уже взмахнув топором, сам увидал бы или ему
указали бы, что это не бревно, а его спящий
брат.
Когда тело отнесено было в каюк, чеченец-брат подошел к берегу. Казаки невольно расступились, чтобы дать ему дорогу. Он сильною ногой оттолкнулся от берега и вскочил в лодку. Тут он в первый раз, как Оленин заметил, быстрым взглядом окинул всех казаков и опять что-то отрывисто спросил у товарища. Товарищ ответил что-то и
указал на Лукашку. Чеченец взглянул
на него и, медленно отвернувшись, стал смотреть
на тот берег. Не ненависть, а холодное презрение выразилось в этом взгляде. Он еще сказал что-то.
— Их пять
братьев, — рассказывал лазутчик
на своем ломаном полурусском языке: — вот уж это третьего
брата русские бьют, только два остались; он джигит, очень джигит, — говорил лазутчик,
указывая на чеченца. — Когда убили Ахмед-хана (так звали убитого абрека), он
на той стороне в камышах сидел; он всё видел: как его в каюк клали и как
на берег привезли. Он до ночи сидел; хотел старика застрелить, да другие не пустили.
То был номерной Гаврило. Очевидно, он наблюдал в какую-нибудь щель и имел настолько верное понятие насчет ценности Прокоповых слез, что, когда Прокоп, всхлипывая и
указывая на мое бездыханное тело, сказал:"Вот,
брат Гаврилушко (прежде он никогда не называл его иначе, как Гаврюшкой), единственный друг был
на земле — и тот помер!" — то Гаврило до такой степени иронически взглянул
на него, что Прокоп сразу все понял.
Маша. Когда берешь счастье урывочками, по кусочкам, потом его теряешь, как я, то мало-помалу грубеешь, становишься злющей… (
Указывает себе
на грудь.) Вот тут у меня кипит… (Глядя
на брата Андрея, который провозит колясочку.) Вот Андрей наш, братец… Все надежды пропали. Тысячи народа поднимали колокол, потрачено было много труда и денег, а он вдруг упал и разбился. Вдруг, ни с того ни с сего. Так и Андрей…
— Пойдем, Васильевна, — заговорил он, — тутотка всё святые; к ним не ходи. И тот, что вон там в футляре лежит, — он
указал на Давыда, — тоже святой. А мы,
брат, с тобою грешные. Ну, чу… простите, господа, старичка с перчиком! Вместе крали! — закричал он вдруг. — Вместе крали! вместе крали! — повторил он с явным наслаждением: язык наконец послушался его.
— Настоящая Иродиада, пляшущая пред Иродом [Иродиада, пляшущая пред Иродом. — По библейскому сказанию, Иродиада была любовницей правителя Галилеи, Ирода Антипы —
брата своего мужа; эту преступную связь открыто осуждал Иоанн Креститель; мстительная Иродиада добилась в награду за пляску своей дочери Соломин казни Иоанна Крестителя], — объясняла мне Галактионовна,
указывая на Фатевну и о. Андроника.
Варяги же были народ, единоплеменный славянам, живший по берегам Балтийского моря и издавна находившийся в сношениях с руссами, так что Гостомысл, умирая, просто
указал своим согражданам
на Рюрика с
братьями как
на людей, хорошо им известных и достойных быть их правителями.
— Известно, братец ты мой, надо настоящим делом рассуждать, — отозвался седой старик, — за что ему
на тебя злобу иметь, за что? (Он
указал хозяину
на ярославца.) Он ему не сват, не
брат… может статься, так, слово какое в пронос сказал, а ты
на себя взял; что про то говорить, может, и взаправду конь-то у него краденый, почем нам знать? Иной с виду-то таким-то миряком прикидывается, а поглядишь — бядовый! вор какой али мошенник…
— Ты
на брата указываешь, а его не миром отдали, а за его беспутство господа отдали; так он тебе не отговорка.
— Прошу присесть, — продолжал Дилетаев,
указывая на ближайший стул. — Между нами нет только нашего великого трагика, Никона Семеныча. Он, вероятно, переделывает свою поэму; но мы все-таки начнем маленькую репетицию по ролям, в том порядке, как будет у нас спектакль. Сначала моя комедия — «Исправленный повеса», потом вы прочтете нам несколько сцен из «Женитьбы», и, наконец, Никон Семеныч продекламирует своим громовым голосом «Братья-разбойники»; Фани протанцует качучу, а Дарья Ивановна пропоет.
Он
указал на нисенький деревяяный флигелечек, выходивший окнами в небольшой садик, пестревший цветами. Видимо, что его устраивала любящая и опытная рука.
Брат Павлин скоро вернулся в сопровождении нисенького, коренастого монаха, который молча поклонился и молча повел в странноприимницу. Это был очень уютный домик, где пахло еще деревом и свежей краской. О. келарь молча отворил одну дверь и молча пригласил Половецкого войти.
— А вон и
брат Ираклий… — как-то пугливо проговорил он,
указывая глазами
на стоявшего у келарни худенького монаха в черной островерхой скуфейке.
— Вот посмотрите, Михаил Петрович… — говорил
брат Ираклий, с гордостью
указывая на своих Наполеонов. — Целый музей-с. Одобряетес?
Несчастные матери взывали: «Грудь наша иссохла, она уже не питает младенцев!» Добрые сыны новогородские восклицали: «Мы готовы умереть, но не можем видеть лютой смерти отцов наших!» Борецкая спешила
на Вадимово место,
указывала на бледное лицо свое, говорила, что она разделяет нужду с
братьями новогородскими и что великодушное терпение есть должность их…
Дормедонт (
указывая на окно). Брат-то, точно барон какой развалился в коляске. Вот стыда-то у человека нет! Ему бы скрываться. Ух, покатили!..
Читал какую-то свою пиесу в прозе Станевич; по окончании чтения Шишков и кто-то другой стали его хвалить; вдруг граф Хвостов встал с кресел, подошел к Державину, потрепал его по плечу и сказал: «Нет, Гаврила Романыч, он не наш
брат, а их
брат» — и
указал на Александра Семеныча Шишкова и П. Ю. Львова.
— Читали уже, — сухо говорил Яков Иванович, но партнер не слушал его и прочитывал, что казалось ему интересным и важным. Однажды он таким образом довел остальных до спора и чуть ли не до ссоры, так как Евпраксия Васильевна не хотела признавать законного порядка судопроизводства и требовала, чтобы Дрейфуса освободили немедленно, а Яков Иванович и ее
брат настаивали
на том, что сперва необходимо соблюсти некоторые формальности и потом уже освободить. Первым опомнился Яков Иванович и сказал,
указывая на стол...
— А это —
брат моей жены… — продолжал граф бормотать,
указывая на Пшехоцкого. — Да помоги же мне! — толкнул он меня под локоть. — Выручи, ради бога!
— Да уж лет тридцать прошло с той поры, как его под стражей из Луповиц увезли. Я был тогда еще внове, только что удостоился принять рукоположение, — отвечал отец Прохор. — Но его хорошо помню — важный такой вид имел, а корабль у него не в пример больше был теперешнего. И в том корабле были все больше из благородных да из нашего
брата, духовенства… А вот мы и приехали, — прибавил отец Прохор,
указывая на огоньки и
на белевшие в полумраке здания губернского города.
— Тут много заложено имений у нашего
брата! —
указал мне дядя
на здание Воспитательного дома, тогдашний Общегосударственно-Земельный банк.
Ниже,
на Мясницкой, дядя
указал мне
на барские же хоромы
на дворе, за решеткой (где позднее были меблированные комнаты, а теперь весь он занят иностранными конторами) — гостеприимный дом
братьев Нилусов, игроков, которые были «под конец» высланы за подозрительную игру со своими гостями. К ним ездили, как в клуб, и сотни тысяч помещичьих денег переходили из Опекунского совета прямо по соседству — в дом Нилусов.
Фекла ведет его в чащу и, пройдя с четверть версты,
указывает ему
на брата Данилку. Ее
брат, маленький, восьмилетний мальчик с рыжей, как охра, головой и бледным, болезненным лицом, стоит, прислонившись к дереву, и, склонив голову набок, косится
на небо. Одна рука его придерживает поношенную шапчонку, другая спрятана в дупле старой липы. Мальчик всматривается в гремящее небо и, по-видимому, не замечает своей беды. Заслышав шаги и увидев сапожника, он болезненно улыбается и говорит...
Мне не возражали, когда я
указывал на недостатки Шекспира, но только соболезновали о моем непонимании и внушали мне необходимость признать необычайное, сверхъестественное величие Шекспира, и мне не объясняли, в чем состоят красоты Шекспира, а только неопределенно и преувеличенно восторгались всем Шекспиром, восхваляя некоторые излюбленные места: расстегиванье пуговицы короля Лира, лганье Фальстафа, несмываемые пятна леди Макбет, обращение Гамлета к тени отца, сорок тысяч
братьев, нет в мире виноватых и т. п.
— А я — Юрик, — отвечал маленький барчук, с трудом удерживаясь от смеха при виде этой забавно воинственной рожицы. — А это Сережа, —
указал он
на старшего
брата, — а этот — Бобка, — протянул он палец в направлении рыженького мальчика, забившегося от страха в уголок.
«Нет,
братья! — говорил Петров,
указывая на кого-то.
— Меня зовут Лоло, — бойко отвечала девочка, — а его Коко! —
указала она
на Бобку. — А вот он, — протянула она руку в сторону Митьки, ставшего неузнаваемым от Юркиного костюма, — его зовут маркиз Жорж; он наш двоюродный брат-француз и ни слова не понимает по-русски.
— И заруби себе
на носу, что если всерьез его не полюбишь, то он тебя всегда любить будет, и холить, и нежить, и дарить… а с любовью-то твоей и от ворот поворот
укажет. Слушайся мать, она тоже ихнего
брата насквозь видит…
Князь Никита прибыл к
брату, не заезжая к себе домой, прямо из Александровской слободы, и такая поспешность для далеко неповоротливых старых вельмож того времени уже одна
указывала на неотложное, серьезное дело.
Разговор этот происходил в июле 1581 года между Максимом Яковлевичем Строгановым, высоким, красивым, мужчиною лет тридцати, с чисто русским открытым лицом — несколько выдающиеся только скулы его
указывали на примесь татарской крови — и старухой лет под пятьдесят, Лукерьей Антиповной, нянькой его сестры Ксении Яковлевны, в одной из горниц обширных хором
братьев Строгановых.
— Этот молодец у меня тоже вместо сына… Так будьте же
братьями! — обратился князь Василий к Воротынскому,
указывая на Якова Потаповича.
Для примера, однако,
укажу вам
на Ричарда Стабровского,
брата нашего хозяина.
Когда новопосвященных научили этим знакам, то навязали запоны, повесили
на пуговицу кирку, а в петлицу треугольник, дали в руки обнаженные мечи, велели надеть шляпы подобно всем
братьям и
указали место, где должно сесть.
— Вы убили своих начальников, Богом и мною над вами поставленных, то все равно, что вы подняли руку
на меня. Удары, которые вы им наносили, — государь
указал на свою грудь, — вы нанесли мне. Я поставил их начальниками над вами, а меня поставил Бог. Я отвечаю за вас Богу, а они отвечают мне! Хорошо вы чувствовали благодарность за попечения и милости покойного
брата моего. Но, по крайней мере, имеете ли вы в совести вашей полное раскаяние в совершенном вами преступлении?