Неточные совпадения
— Ну, ты не поверишь, я так
от этого отвык, что это-то мне и совестно. Как это? Пришел чужой человек, сел, посидел безо всякого дела, им помешал, себя расстроил и
ушел.
— Он всё не хочет давать мне развода! Ну что же мне делать? (Он был муж ее.) Я теперь хочу процесс начинать. Как вы мне посоветуете? Камеровский, смотрите же за кофеем —
ушел; вы видите, я занята делами! Я хочу процесс, потому что состояние мне нужно мое. Вы понимаете ли эту глупость, что я ему будто бы неверна, с презрением сказала она, — и
от этого он хочет пользоваться моим имением.
Со смешанным чувством досады, что никуда не
уйдешь от знакомых, и желания найти хоть какое-нибудь развлечение
от однообразия своей жизни Вронский еще раз оглянулся на отошедшего и остановившегося господина; и в одно и то же время у обоих просветлели глаза.
— Костя! сведи меня к нему, нам легче будет вдвоем. Ты только сведи меня, сведи меня, пожалуйста, и
уйди, — заговорила она. — Ты пойми, что мне видеть тебя и не видеть его тяжелее гораздо. Там я могу быть, может быть, полезна тебе и ему. Пожалуйста, позволь! — умоляла она мужа, как будто счастье жизни ее зависело
от этого.
Дворяне и в большой и в малой зале группировались лагерями, и, по враждебности и недоверчивости взглядов, по замолкавшему при приближении чуждых лиц говору, по тому, что некоторые, шепчась,
уходили даже в дальний коридор, было видно, что каждая сторона имела тайны
от другой.
Почти в одно и то же время, как жена
ушла от Алексея Александровича, с ним случилось и самое горькое для служащего человека событие — прекращение восходящего служебного движения.
Чтоб избавиться
от этого тяжелого чувства, он, не дождавшись конца прений,
ушел в залу, где никого не было, кроме лакеев около буфета.
Ей хотелось поскорее
уйти от тех чувств, которые она испытывала в этом ужасном доме.
За обедом… я вчера едва не
ушел от обеда.
Дарье Александровне не хотелось
уходить от баб, так интересен ей был разговор с ними, так совершенно одни и те же были их интересы.
Он наскоро выхлебнул чашку, отказался
от второй и
ушел опять за ворота в каком-то беспокойстве: явно было, что старика огорчало небрежение Печорина, и тем более, что он мне недавно говорил о своей с ним дружбе и еще час тому назад был уверен, что он прибежит, как только услышит его имя.
—
От княгини Лиговской; дочь ее больна — расслабление нервов… Да не в этом дело, а вот что: начальство догадывается, и хотя ничего нельзя доказать положительно, однако я вам советую быть осторожнее. Княгиня мне говорила нынче, что она знает, что вы стрелялись за ее дочь. Ей все этот старичок рассказал… как бишь его? Он был свидетелем вашей стычки с Грушницким в ресторации. Я пришел вас предупредить. Прощайте. Может быть, мы больше не увидимся, вас
ушлют куда-нибудь.
Сольвычегодские
уходили насмерть устьсысольских, хотя и
от них понесли крепкую ссадку на бока, под микитки и в подсочельник, свидетельствовавшую о непомерной величине кулаков, которыми были снабжены покойники.
«Нет, этого мы приятелю и понюхать не дадим», — сказал про себя Чичиков и потом объяснил, что такого приятеля никак не найдется, что одни издержки по этому делу будут стоить более, ибо
от судов нужно отрезать полы собственного кафтана да
уходить подалее; но что если он уже действительно так стиснут, то, будучи подвигнут участием, он готов дать… но что это такая безделица, о которой даже не стоит и говорить.
Последние слова он уже сказал, обратившись к висевшим на стене портретам Багратиона и Колокотрони, [Колокотрони — участник национально-освободительного движения в Греции в 20-х г. XIX в.] как обыкновенно случается с разговаривающими, когда один из них вдруг, неизвестно почему, обратится не к тому лицу, к которому относятся слова, а к какому-нибудь нечаянно пришедшему третьему, даже вовсе незнакомому,
от которого знает, что не услышит ни ответа, ни мнения, ни подтверждения, но на которого, однако ж, так устремит взгляд, как будто призывает его в посредники; и несколько смешавшийся в первую минуту незнакомец не знает, отвечать ли ему на то дело, о котором ничего не слышал, или так постоять, соблюдши надлежащее приличие, и потом уже
уйти прочь.
Мавра
ушла, а Плюшкин, севши в кресла и взявши в руку перо, долго еще ворочал на все стороны четвертку, придумывая: нельзя ли отделить
от нее еще осьмушку, но наконец убедился, что никак нельзя; всунул перо в чернильницу с какою-то заплесневшею жидкостью и множеством мух на дне и стал писать, выставляя буквы, похожие на музыкальные ноты, придерживая поминутно прыть руки, которая расскакивалась по всей бумаге, лепя скупо строка на строку и не без сожаления подумывая о том, что все еще останется много чистого пробела.
Карл Иваныч рассердился, поставил меня на колени, твердил, что это упрямство, кукольная комедия (это было любимое его слово), угрожал линейкой и требовал, чтобы я просил прощенья, тогда как я
от слез не мог слова вымолвить; наконец, должно быть, чувствуя свою несправедливость, он
ушел в комнату Николая и хлопнул дверью.
Она вырвала свою руку и, едва удерживаясь
от слез, хотела
уйти из комнаты. Maman удержала ее, обняла, и они обе расплакались.
Они, проехавши, оглянулись назад; хутор их как будто
ушел в землю; только видны были над землей две трубы скромного их домика да вершины дерев, по сучьям которых они лазили, как белки; один только дальний луг еще стлался перед ними, — тот луг, по которому они могли припомнить всю историю своей жизни,
от лет, когда катались по росистой траве его, до лет, когда поджидали в нем чернобровую козачку, боязливо перелетавшую через него с помощию своих свежих, быстрых ног.
Покамест ближние курени, разбуженные шумом, успели схватиться за оружие, войско уже
уходило в ворота, и последние ряды отстреливались
от устремившихся на них в беспорядке сонных и полупротрезвившихся запорожцев.
Шесть дней
уходили козаки проселочными дорогами
от всех преследований; едва выносили кони необыкновенное бегство и спасали козаков. Но Потоцкий на сей раз был достоин возложенного поручения; неутомимо преследовал он их и настиг на берегу Днестра, где Бульба занял для роздыха оставленную развалившуюся крепость.
Один только козак, Максим Голодуха, вырвался дорогою из татарских рук, заколол мирзу, отвязал у него мешок с цехинами и на татарском коне, в татарской одежде полтора дни и две ночи
уходил от погони, загнал насмерть коня, пересел дорогою на другого, загнал и того, и уже на третьем приехал в запорожский табор, разведав на дороге, что запорожцы были под Дубной.
Повторить эти слова ему не пришлось. В то время как полным ходом, под всеми парусами
уходил от ужаснувшейся навсегда Каперны «Секрет», давка вокруг бочонка превзошла все, что в этом роде происходит на великих праздниках.
— Ну, если так, — даже с некоторым удивлением ответил Свидригайлов, рассматривая Раскольникова, — если так, то вы и сами порядочный циник. Материал, по крайней мере, заключаете в себе огромный. Сознавать много можете, много… ну да вы и делать-то много можете. Ну, однако ж, довольно. Искренно жалею, что с вами мало переговорил, да вы
от меня не
уйдете… Вот подождите только…
— Да-с, о пенсионе… Потому, она легковерная и добрая, и
от доброты всему верит, и… и… и… у ней такой ум… Да-с… извините-с, — сказала Соня и опять встала
уходить.
Раскольников сказал ей свое имя, дал адрес и обещался завтра же непременно зайти. Девочка
ушла в совершенном
от него восторге. Был час одиннадцатый, когда он вышел на улицу. Через пять минут он стоял на мосту, ровно на том самом месте, с которого давеча бросилась женщина.
Но,
уходя, осмелюсь заметить, что впредь надеюсь быть избавлен
от подобных встреч и, так сказать, компромиссов.
Он решительно
ушел от всех, как черепаха в свою скорлупу, и даже лицо служанки, обязанной ему прислуживать и заглядывавшей иногда в его комнату, возбуждало в нем желчь и конвульсии.
В нескольких ступеньках
от него, направо, пустая и настежь отпертая квартира, та самая квартира второго этажа, в которой красили рабочие, а теперь, как нарочно,
ушли.
— Вечером, Родя, — отвечала Пульхерия Александровна, — поезд ужасно опоздал. Но, Родя, я ни за что не
уйду теперь
от тебя! Я ночую здесь подле…
Я сама на себе чувствую, что если б у меня было такое великое горе, то я бы тоже
ушла от всех.
Ушли все на минуту, мы с нею как есть одни остались, вдруг бросается мне на шею (сама в первый раз), обнимает меня обеими ручонками, целует и клянется, что она будет мне послушною, верною и доброю женой, что она сделает меня счастливым, что она употребит всю жизнь, всякую минуту своей жизни, всем, всем пожертвует, а за все это желает иметь
от меня только одно мое уважение и более мне, говорит, «ничего, ничего не надо, никаких подарков!» Согласитесь сами, что выслушать подобное признание наедине
от такого шестнадцатилетнего ангельчика с краскою девичьего стыда и со слезинками энтузиазма в глазах, — согласитесь сами, оно довольно заманчиво.
— Во-первых, этого никак нельзя сказать на улице; во-вторых, вы должны выслушать и Софью Семеновну; в-третьих, я покажу вам кое-какие документы… Ну да, наконец, если вы не согласитесь войти ко мне, то я отказываюсь
от всяких разъяснений и тотчас же
ухожу. При этом попрошу вас не забывать, что весьма любопытная тайна вашего возлюбленного братца находится совершенно в моих руках.
Куда прячешься, глупая!
От Бога-то не
уйдешь!
И никуда я
от нее не
уйду.
Катерина. Ах, Варя, грех у меня на уме! Сколько я, бедная, плакала, чего уж я над собой не делала! Не
уйти мне
от этого греха. Никуда не
уйти. Ведь это нехорошо, ведь это страшный грех, Варенька, что я другого люблю?
Лариса. Видно,
от своей судьбы не
уйдешь! (
Уходит.)
Глаза у Пугачева засверкали. «Кто из моих людей смеет обижать сироту? — закричал он. — Будь он семи пядень во лбу, а
от суда моего не
уйдет. Говори: кто виноватый?»
Ушел. Ах!
от господ подалей;
У них беды себе на всякий час готовь,
Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская любовь.
— Ну и прекрасно. Прежде всего выздоравливай, а это
от нас не
уйдет, надо подумать хорошенько, сообразить…
— Да почему он
ушел вперед? И чем он
от нас так уж очень отличается? — с нетерпением воскликнул Павел Петрович. — Это все ему в голову синьор этот вбил, нигилист этот. Ненавижу я этого лекаришку; по-моему, он просто шарлатан; я уверен, что со всеми своими лягушками он и в физике недалеко
ушел.
В сущности, Матвей Ильич недалеко
ушел от тех государственных мужей Александровского времени, которые, готовясь идти на вечер к г-же Свечиной, [Свечина С. П. (1782–1859) — писательница мистического направления.
Он
ушел от Марины, чувствуя, что его отношение к ней стало определеннее.
Климу чаще всего навязывали унизительные обязанности конюха, он вытаскивал из-под стола лошадей, зверей и подозревал, что эту службу возлагают на него нарочно, чтоб унизить. И вообще игра в цирк не нравилась ему, как и другие игры, крикливые, быстро надоедавшие. Отказываясь
от участия в игре, он
уходил в «публику», на диван, где сидели Павла и сестра милосердия, а Борис ворчал...
Ушел. Диомидов лежал, закрыв глаза, но рот его открыт и лицо снова безмолвно кричало. Можно было подумать: он открыл рот нарочно, потому что знает:
от этого лицо становится мертвым и жутким. На улице оглушительно трещали барабаны, мерный топот сотен солдатских ног сотрясал землю. Истерически лаяла испуганная собака. В комнате было неуютно, не прибрано и душно
от запаха спирта. На постели Лидии лежит полуидиот.
— Я хочу понять: что же такое современная женщина, женщина Ибсена, которая
уходит от любви,
от семьи? Чувствует ли она необходимость и силу снова завоевать себе былое значение матери человечества, возбудителя культуры? Новой культуры?
«Если она затеет судебное дело, — не избежать мне участия в нем», — сообразил он, начал успокаивать ее, и тут Елена накричала на него столько и таких обидных слов, что он, похолодев
от оскорблений, тоже крепко обругал ее и
ушел.
Она отскочила
от него и быстро
ушла в ресторан, сказав...
— Может быть, она и не
ушла бы, догадайся я заинтересовать ее чем-нибудь живым — курами, коровами, собаками, что ли! — сказал Безбедов, затем продолжал напористо: — Ведь вот я нашел же себя в голубиной охоте, нашел ту песню, которую суждено мне спеть. Суть жизни именно в такой песне — и чтоб спеть ее
от души. Пушкин, Чайковский, Миклухо-Маклай — все жили, чтобы тратить себя на любимое занятие, — верно?