Неточные совпадения
Священник зажег две украшенные цветами свечи, держа их боком в левой руке, так что воск
капал с них медленно, и пoвернулся
лицом к новоневестным. Священник был тот же самый, который исповедывал Левина. Он посмотрел усталым и грустным взглядом на жениха и невесту, вздохнул и, выпростав из-под ризы правую руку, благословил ею жениха и так же, но
с оттенком осторожной нежности, наложил сложенные персты на склоненную голову Кити. Потом он подал им свечи и, взяв кадило, медленно отошел от них.
Так они прошли первый ряд. И длинный ряд этот показался особенно труден Левину; но зато, когда ряд был дойден, и Тит, вскинув на плечо косу, медленными шагами пошел заходить по следам, оставленным его каблуками по прокосу, и Левин точно так же пошел по своему прокосу. Несмотря на то, что пот катил градом по его
лицу и
капал с носа и вся спина его была мокра, как вымоченная в воде, — ему было очень хорошо. В особенности радовало его то, что он знал теперь, что выдержит.
Последняя смелость и решительность оставили меня в то время, когда Карл Иваныч и Володя подносили свои подарки, и застенчивость моя дошла до последних пределов: я чувствовал, как кровь от сердца беспрестанно приливала мне в голову, как одна краска на
лице сменялась другою и как на лбу и на носу выступали крупные
капли пота. Уши горели, по всему телу я чувствовал дрожь и испарину, переминался
с ноги на ногу и не трогался
с места.
Мелькнув
с листа,
капля росы растеклась по сонному
лицу холодным шлепком.
— Кажется, опять
каплет из крана, — перебивал сам себя Польдишок, косвенными шагами устремляясь в угол, где, укрепив кран, возвращался
с открытым, светлым
лицом.
У него даже голос от огорчения стал другой, высокий, жалобно звенящий, а оплывшее
лицо сузилось и выражало искреннейшее горе. По вискам, по лбу, из-под глаз струились
капли воды, как будто все его
лицо вспотело слезами, светлые глаза его блестели сконфуженно и виновато. Он выжимал воду
с волос головы и бороды горстью, брызгал на песок, на подолы девиц и тоскливо выкрикивал...
Макаров уговаривал неохотно, глядя в окно, не замечая, что жидкость
капает с ложки на плечо Диомидова. Тогда Диомидов приподнял голову и спросил, искривив опухшее
лицо...
Завыла и Дуняша, Самгин видел, как
с лица ее на плечо Алины
капают слезы. Рядом
с ним встал Макаров, пробормотав...
— О чем? — спросила Алина, стирая
с лица платком крупные
капли пота.
Быстро темнело. В синеве, над рекою, повисли на тонких ниточках лучей три звезды и отразились в темной воде масляными
каплями. На даче Алины зажгли огни в двух окнах, из реки всплыло уродливо большое, квадратное
лицо с желтыми, расплывшимися глазами, накрытое островерхим колпаком. Через несколько минут
с крыльца дачи сошли на берег девушки, и Алина жалобно вскрикнула...
Привалов пошел в уборную, где царила мертвая тишина. Катерина Ивановна лежала на кровати, устроенной на скорую руку из старых декораций;
лицо покрылось матовой бледностью, грудь поднималась судорожно,
с предсмертными хрипами. Шутовской наряд был обрызган
каплями крови. Какая-то добрая рука прикрыла ноги ее синей собольей шубкой. Около изголовья молча стоял Иван Яковлич, бледный как мертвец; у него по
лицу катились крупные слезы.
Привалов вздохнул свободнее, когда вышел наконец из буфета. В соседней комнате через отворенную дверь видны были зеленые столы
с игроками. Привалов заметил Ивана Яковлича, который сдавал карты. Напротив него сидел знаменитый Ломтев, крепкий и красивый старик
с длинной седой бородой, и какой-то господин
с зеленым
лицом и взъерошенными волосами. По бледному
лицу Ивана Яковлича и по крупным
каплям пота, которые выступали на его выпуклом облизанном лбу, можно было заключить, что шла очень серьезная игра.
Вот особенно одна
с краю, такая костлявая, высокого роста, кажется, ей лет сорок, а может, и всего только двадцать,
лицо длинное, худое, а на руках у нее плачет ребеночек, и груди-то, должно быть, у ней такие иссохшие, и ни
капли в них молока.
Представьте себе оранжерейного юношу, хоть того, который описал себя в «The Dream»; [«Сон» (англ.).] представьте его себе
лицом к
лицу с самым скучным,
с самым тяжелым обществом,
лицом к
лицу с уродливым минотавром английской жизни, неловко спаянным из двух животных: одного дряхлого, другого по колена в топком болоте, раздавленного, как Кариатида, постоянно натянутые мышцы которой не дают ни
капли крови мозгу.
Утром было холодно и в постели, и в комнате, и на дворе. Когда я вышел наружу, шел холодный дождь и сильный ветер гнул деревья, море ревело, а дождевые
капли при особенно жестоких порывах ветра били в
лицо и стучали по крышам, как мелкая дробь. «Владивосток» и «Байкал», в самом деле, не совладали со штормом, вернулись и теперь стояли на рейде, и их покрывала мгла. Я прогулялся по улицам, по берегу около пристани; трава была мокрая,
с деревьев текло.
Уйди, Рогожин, тебя не нужно! — кричала она почти без памяти,
с усилием выпуская слова из груди,
с исказившимся
лицом и
с запекшимися губами, очевидно, сама не веря ни на
каплю своей фанфаронаде, но в то же время хоть секунду еще желая продлить мгновение и обмануть себя.
Принесли лед
с погреба, и Петр Елисеич сам наложил компресс. Груздев лежал
с помертвевшим, бледным
лицом, и крупные
капли холодного пота покрывали его лоб. В каких-нибудь пять минут он изменился до неузнаваемости.
Так обаятелен этот чудный запах леса после весенней грозы, запах березы, фиалки, прелого листа, сморчков, черемухи, что я не могу усидеть в бричке, соскакиваю
с подножки, бегу к кустам и, несмотря на то, что меня осыпает дождевыми
каплями, рву мокрые ветки распустившейся черемухи, бью себя ими по
лицу и упиваюсь их чудным запахом.
Но ходоки от сельского общества были прогнаны казаками, и вся компания благополучно проследовала до ворот фабрики, где уже ждал Платон Васильич, взволнованный и бледный,
с крупными
каплями пота на
лице.
Это всегда был самый величественный момент праздника: все продолжают сидеть неподвижно, радостно склоняя главы благодетельному игу Нумера из Нумеров. Но тут я
с ужасом снова услышал шелест: легчайший, как вздох, он был слышнее, чем раньше медные трубы гимна. Так последний раз в жизни вздохнет человек еле слышно, — а кругом у всех бледнеют
лица, у всех — холодные
капли на лбу.
Тогда я шел далее. Мне нравилось встречать пробуждение природы; я бывал рад, когда мне удавалось вспугнуть заспавшегося жаворонка или выгнать из борозды трусливого зайца.
Капли росы падали
с верхушек трясунки,
с головок луговых цветов, когда я пробирался полями к загородной роще. Деревья встречали меня шепотом ленивой дремоты. Из окон тюрьмы не глядели еще бледные, угрюмые
лица арестантов, и только караул, громко звякая ружьями, обходил вокруг стены, сменяя усталых ночных часовых.
В переднюю вышел, весь красный,
с каплями на носу и на висках и
с перевернутым, смущенным
лицом, маленький капитан Световидов. Правая рука была у него в кармане и судорожно хрустела новенькими бумажками. Увидев Ромашова, он засеменил ногами, шутовски-неестественно захихикал и крепко вцепился своей влажной, горячей, трясущейся рукой в руку подпоручика. Глаза у него напряженно и конфузливо бегали и в то же время точно щупали Ромашова: слыхал он или нет?
Я вижу его за сохой, бодрого и сильного, несмотря на
капли пота, струящиеся
с его загорелого
лица; вижу его дома, безропотно исполняющего всякую домашнюю нужду; вижу в церкви божией, стоящего скромно и истово знаменующегося крестным знамением; вижу его поздним вечером, засыпающего сном невинных после тяжкой дневной работы, для него никогда не кончающейся.
Прохоров,
с крупными
каплями поту на
лице, маршировал самым добросовестным образом.
С лица капитана
капал крупными
каплями пот; руки делали какие-то судорожные движения и, наконец, голова затекла, так что он принужден был приподняться на несколько минут, и когда потом взглянул в скважину, Калинович, обняв Настеньку, целовал ей
лицо и шею…
Здесь народу встречается еще меньше, женщин совсем не видно, солдаты идут скоро, по дороге попадаются
капли крови и непременно встретите тут четырех солдат
с носилками и на носилках бледно-желтоватое
лицо и окровавленную шинель.
Одна плаксивая Любочка,
с ее гусиными ногами и нехитрыми разговорами, полюбила мачеху и весьма наивно и иногда неловко старалась сблизить ее со всем нашим семейством; зато и единственное
лицо во всем мире, к которому, кроме ее страстной любви к папа, Авдотья Васильевна имела хоть
каплю привязанности, была Любочка.
Он остановился, часто дыша, и обернулся.
С лица его струились
капли пота.
Напрасно Серебряный просьбами и угрозами старался удержать их. Уже отряды татар начали, под прикрытием стрел, обратно переплывать речку, грозя ударить Серебряному в тыл, как Перстень явился внезапно возле князя. Смуглое
лицо его разгорелось, рубаха была изодрана,
с ножа
капала кровь.
Не колеблясь ни минуты, князь поклонился царю и осушил чашу до
капли. Все на него смотрели
с любопытством, он сам ожидал неминуемой смерти и удивился, что не чувствует действий отравы. Вместо дрожи и холода благотворная теплота пробежала по его жилам и разогнала на
лице его невольную бледность. Напиток, присланный царем, был старый и чистый бастр. Серебряному стало ясно, что царь или отпустил вину его, или не знает еще об обиде опричнины.
Вот сидят на нарах отдельно два друга: один высокий, плотный, мясистый, настоящий мясник;
лицо его красно. Он чуть не плачет, потому что очень растроган. Другой — тщедушный, тоненький, худой,
с длинным носом,
с которого как будто что-то
каплет, и
с маленькими свиными глазками, обращенными в землю. Это человек политичный и образованный; был когда-то писарем и трактует своего друга несколько свысока, что тому втайне очень неприятно. Они весь день вместе пили.
Когда вещи были перетерты и уложены, он кувырнулся в постель,
лицом к стене. Дождь пошел,
капало с крыши, в окна торкался ветер.
Он бодал головою в грудь Кожемякина, всхлипывал, и
с лица его на голые ноги Матвея Савельева
капали тяжёлые, тёплые
капли.
В его памяти навсегда осталось белое
лицо Марфы,
с приподнятыми бровями, как будто она, задумчиво и сонно прикрыв глаза, догадывалась о чём-то. Лежала она на полу, одна рука отброшена прочь, и ладонь открыта, а другая, сжатая в пухлый кулачок, застыла у подбородка. Мясник ударил её в печень, и, должно быть, она стояла в это время: кровь брызнула из раны, облила белую скатерть на столе сплошной тёмной полосой, дальше она лежала широкими красными кружками, а за столом, на полу, дождевыми
каплями.
Не спалось ему в эту ночь: звучали в памяти незнакомые слова, стучась в сердце, как озябшие птицы в стекло окна; чётко и ясно стояло перед ним доброе
лицо женщины, а за стеною вздыхал ветер, тяжёлыми шматками падал снег
с крыши и деревьев, словно считая минуты, шлёпались
капли воды, — оттепель была в ту ночь.
Однажды приятель его, учитель, тоже из семинаристов, по прозванию Кафернаумский, отличавшийся тем, что у него
с самого рождения не проходил пот и что он в тридцать градусов мороза беспрестанно утирался, а в тридцать жа́ра у него просто открывалась
капель с лица, встретив Ивана Афанасьевича в классе, сказал ему, нарочно при свидетелях...
Как истомленный жаждою в знойный день усталый путник глотает
с жадностию каждую
каплю пролившего на главу его благотворного дождя, так слушал умирающий исполненные христианской любви слова своего утешителя. Закоснелое в преступлениях сердце боярина Кручины забилось раскаянием;
с каждым новым словом юродивого изменялся вид его, и наконец на бледном, полумертвом
лице изобразилась последняя ужасная борьба порока, ожесточения и сильных страстей —
с душою, проникнутою первым лучом небесной благодати.
Глеб остолбенел.
Лицо его побагровело. Крупные
капли пота выступили на
лице его. Не мысль о рекрутстве поражала старика: он, как мы видели, здраво, толково рассуждал об этом предмете, — мысль расстаться
с Ваней, любимым детищем, наконец, неожиданность события потрясли старика. Так несбыточна казалась подобная мысль старому рыбаку, что он под конец махнул только рукой и сделал несколько шагов к реке; но Ваня тут же остановил его. Он высказал отцу
с большею еще твердостью свою решимость.
Был мороз градусов в двадцать. Окна заиндевели. Проснувшись утром, Костя
с озабоченным
лицом принял пятнадцать
капель какого-то лекарства, потом, доставши из книжного шкапа две гири, занялся гимнастикой. Он был высок, очень худ,
с большими рыжеватыми усами; но самое заметное в его наружности — это были его необыкновенно длинные ноги.
Она встала
с кресла и посмотрела на Литвинова сверху вниз, чуть улыбаясь и щурясь и обнаженною до локтя рукою отводя от
лица длинный локон, на котором блистали две-три
капли слез. Богатая кружевная косынка соскользнула со стола и упала на пол, под ноги Ирины. Она презрительно наступила на нее.
В камнях два рыбака: один — старик, в соломенной шляпе,
с толстым
лицом в седой щетине на щеках, губах и подбородке, глаза у него заплыли жиром, нос красный, руки бронзовые от загара. Высунув далеко в море гибкое удилище, он сидит на камне, свесив волосатые ноги в зеленую воду, волна, подпрыгнув, касается их,
с темных пальцев падают в море тяжелые светлые
капли.
Он наклонил голову — подбородок и щеки его расплылись, упираясь в грудь, — поставил чашку на стол, смахнул платком
капли кофе
с серых брюк и вытер потное
лицо.
Фома видел, как отец взмахнул рукой, — раздался какой-то лязг, и матрос тяжело упал на дрова. Он тотчас же поднялся и вновь стал молча работать… На белую кору березовых дров
капала кровь из его разбитого
лица, он вытирал ее рукавом рубахи, смотрел на рукав и, вздыхая, молчал. А когда он шел
с носилками мимо Фомы, на
лице его, у переносья, дрожали две большие мутные слезы, и мальчик видел их…
Он стоял у постели
с дрожью в ногах, в груди, задыхаясь, смотрел на её огромное, мягкое тело, на широкое, расплывшееся от усмешки
лицо. Ему уже не было стыдно, но сердце, охваченное печальным чувством утраты, обиженно замирало, и почему-то хотелось плакать. Он молчал, печально ощущая, что эта женщина чужда, не нужна, неприятна ему, что всё ласковое и хорошее, лежавшее у него в сердце для неё, сразу проглочено её жадным телом и бесследно исчезло в нём, точно запоздалая
капля дождя в мутной луже.
Васса(отирая руку об юбку). Дуреха, даже вспотела, —
капает с лица-то у тебя…
Игуменья Досифея была худая, как сушеная рыба, старуха,
с пожелтевшими от старости волосами. Ей было восемьдесят лет, из которых она провела в своей обители шестьдесят. Строгое восковое
лицо глядело мутными глазами. Черное монашеское одеяние резко выделяло и эту седину и эту старость: казалось, в игуменье не оставалось ни одной
капли крови. Она встретила воеводшу со слезами на глазах и благословила ее своею высохшею, дрожавшею рукой, а воеводша поклонилась ей до земли.
Лицо его было зеленовато, глаза подкатились, и вода
капала с головы.
«Что ему надо?» — соображал Яков, исподлобья рассматривая серое, в красных жилках, плоское
лицо с широким носом, мутные глаза, из которых как будто
капала тяжкая скука и текли остренькие струйки винного запаха.
«Впрочем, это все еще ничего покамест», — прибавил крепкий и неунывающий духом герой наш, отирая
с лица своего
капли холодной воды, струившейся по всем направлениям
с полей круглой и до того взмокшей шляпы его, что уже вода не держалась на ней.
Глаза его, полные слез,
с любовью остановились на бледном
лице страдалицы, которой, казалось, становилось лучше, потому что она свободнее дышала, на лбу у нее показалась
каплями испарина — этот благодетельный признак в тифозном состоянии.