Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Старинные люди, мой отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили. Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К
статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит закричать: прокляну ребенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет.
Не явилась тоже и одна тонная дама с своею «перезрелою девой», дочерью, которые хотя и проживали всего только недели с две в нумерах у Амалии Ивановны, но несколько уже раз жаловались на шум и крик, подымавшийся из комнаты Мармеладовых, особенно когда
покойник возвращался пьяный домой, о чем, конечно,
стало уже известно Катерине Ивановне, через Амалию же Ивановну, когда та, бранясь с Катериной Ивановной и грозясь прогнать всю семью, кричала во все горло, что они беспокоят «благородных жильцов, которых ноги не стоят».
Все это было не страшно, но, когда крик и свист примолкли,
стало страшней. Кто-то заговорил певуче, как бы читая псалтырь над
покойником, и этот голос, укрощая шум, создал тишину, от которой и
стало страшно. Десятки глаз разглядывали полицейского, сидевшего на лошади, как существо необыкновенное, невиданное. Молодой парень, без шапки, черноволосый, сорвал шашку с городового, вытащил клинок из ножен и, деловито переломив его на колене, бросил под ноги лошади.
Потом он
стал говорить, что по их обычаю на могилы
покойников нельзя ходить, нельзя вблизи стрелять, рубить лес, собирать ягоды и мять траву — нельзя нарушать покой усопших.
Чем больше засыпало нас снегом, тем теплее
становилось в нашем импровизированном шалаше. Капанье сверху прекратилось. Снаружи доносилось завывание ветра. Точно где-то гудели гудки, звонили в колокола и отпевали
покойников. Потом мне
стали грезиться какие-то пляски, куда-то я медленно падал, все ниже и ниже, и наконец погрузился в долгий и глубокий сон… Так, вероятно, мы проспали 12 часов.
Продолжать «Записки молодого человека» я не хочу, да если б и хотел, не могу. Улыбка и излишняя развязность не идут к похоронам. Люди невольно понижают голос и
становятся задумчивы в комнате, где стоит гроб не знакомого даже им
покойника.
Все ведь держалось
покойником, а теперь нас с Танюшей никто и слушать не
станет.
Мать и не спорила; но отец мой тихо, но в то же время настоятельно докладывал своей тетушке, что долее оставаться нельзя, что уже три почты нет писем из Багрова от сестрицы Татьяны Степановны, что матушка слаба здоровьем, хозяйством заниматься не может, что она после
покойника батюшки
стала совсем другая и очень скучает.
«Как переменилась матушка после кончины батюшки, — говорила моя мать, — она даже ростом
стала как будто меньше; ничем от души не занимается, все ей
стало словно чужое; беспрестанно поминает
покойника, даже об сестрице Татьяне Степановне мало заботится.
Когда таким образом было сделано до тридцати тюков, их
стали носить в лодку и укладывать на дно; переносили их на пелене, пришитой к двум шестам, на которых обыкновенно раскольники носят гробы своих
покойников.
— А сейчас, слышь, на кладбище драка была!.. Хоронили, значит, одного политического человека, — из этаких, которые против начальства… там у них с начальством спорные дела. Хоронили его тоже этакие, дружки его,
стало быть. И давай там кричать — долой начальство, оно, дескать, народ разоряет… Полиция бить их! Говорят, которых порубили насмерть. Ну, и полиции тоже попало… — Он замолчал и, сокрушенно покачивая головой, странным голосом выговорил: — Мертвых беспокоят,
покойников будят!
В шесть часов вечера его не
стало. Черезовская удача до такой степени изменила, что он не воспользовался даже льготным сроком, который на казенной службе дается заболевшим чиновникам. Надежда Владимировна совсем растерялась. Ей не приходило в голову, что нужно обрядить умершего, послать за гробовщиком, положить
покойника на стол и пригласить псаломщика. Все это сделала за нее Авдотья.
Он
стал рассказывать о
покойниках, как они, выходя из могил, бродят до полуночи по городу, ищут, где жили, где у них остались родные.
И не самолюбивый и не честолюбивый Ахилла, постоянно раздражаясь, дошел до того, что
стал нестерпим: он не мог выносить ни одного слова о Туберозове. Самые похвалы
покойнику приводили его в азарт: он находил, что без них лучше.
— Собралось опять наше трио, — заговорил он, — в последний раз! Покоримся велениям судьбы, помянем прошлое добром — и с Богом на новую жизнь! «С Богом, в дальнюю дорогу», — запел он и остановился. Ему вдруг
стало совестно и неловко. Грешно петь там, где лежит
покойник; а в это мгновение, в этой комнате, умирало то прошлое, о котором он упомянул, прошлое людей, собравшихся в нее. Оно умирало для возрождения к новой жизни, положим… но все-таки умирало.
Нет, уж это дело в Одессе произошло. Я думаю, какой ущерб для партии? Один умер, а другой на его место
становится в ряды. Железная когорта, так сказать. Взял я,
стало быть, партбилетик у
покойника и в Баку. Думаю, место тихое, нефтяное, шмендефер можно развернуть — небу
станет жарко. И,
стало быть, открывается дверь, и знакомый Чемоданова — шасть. Дамбле! У него девятка, у меня жир. Я к окнам, а окна во втором этаже.
— Учеником сперва плавал, еще с отцом с
покойником. С десяти лет, почитай, на караванах хожу. А потом уж сам
стал сплавщиком. Сперва-то нам, выученикам, дают барку двоим и товар, который не боится воды: чугун, сало, хромистый железняк, а потом железо, медь, хлеб.
Волосы мои
стали дыбом, я обмер… это был
покойник!
Охоня
стала ходить к судной избе каждое утро, чем доставляла немало хлопот караульным солдатам. Придет, подсядет к окошечку, да так и замрет на целый час, пока солдаты не прогонят. Очень уж жалела отца Охоня и горько плакала над ним, как причитают по
покойникам, — где только она набрала таких жалких бабьих слов!
В тесной, чистенькой келье отец Никодим
стал побольше, но ещё страшней; когда он снял клобук, матово, точно у
покойника, блеснул его полуголый, как бы лишённый кожи, костяной череп; на висках, за ушами, на затылке повисли неровные пряди серых волос.
— И Евсей,
покойник, и Ульяна — люди осторожные, зря они ничего не делали,
стало быть, тут есть тайность,
стало быть, соблазнил их чем-то коршун этот, иначе они с ним разве породнились бы?
И когда во дворе
стало известно, что Анисим осужден в каторжные работы, кухарка в кухне вдруг заголосила, как по
покойнике, думая, что этого требует приличие...
Никифора свезли в земскую больницу, и к вечеру он умер там. Липа не
стала дожидаться, когда за ней приедут, а завернула
покойника в одеяльце и понесла домой.
Какие плечи! что за Геркулес!..
А сам
покойник мал был и щедушен,
Здесь,
став на цыпочки, не мог бы руку
До своего он носу дотянуть.
Когда за Эскурьялом мы сошлись,
Наткнулся мне на шпагу он и замер,
Как на булавке стрекоза — а был
Он горд и смел — и дух имел суровый…
А! вот она.
Михевна. Да она, матушка, всегда такая; как
покойника не
стало, все молится.
В этом мертвом лесе, пожалуй, была своя поэзия, но непривычному человеку как-то
становится в нем грустно и тяжело, как в пустом доме, из которого только что вынесли
покойника.
Раз один, точно, дал он мне,
покойник, подзатыльника, но только, разумеется, и моей тут немножко было причины, потому что
стала я ему волосы подравнивать, да ножницами — кусочек уха ему и отстригнула.
Говорят, что он нашел еще записку, в которой дядюшка изъявлял желание отпустить на волю дворовых, но он, справедливо заметив моряку, что,
стало быть, дядя раздумал, если сам не написал отпускных, и что в таком случае отпустить их было бы противно желанию
покойника, — сжег эту записку на свече.
Вначале Егор Тимофеевич читал очень выразительно и хорошо, но потом
стал развлекаться свечами, кисеей, венчиком на белом лбу мертвеца, начал перескакивать со строки на строку и не заметил, как подошла монашенка и тихонько отобрала книгу. Отойдя немного в сторону, склонив голову набок, он полюбовался
покойником, как художник любуется своей картиной, потом похлопал по упрямо топорщившемуся сюртуку и успокоительно сказал Петрову...
Тихону Павловичу
стало жаль
покойника, ноющая боль в груди усилилась.
Время от времени кто-нибудь умирал; его хоронили и день-два тревожно переговаривались об его неожиданной смерти, а потом все
становилось так, словно никто и не умирал, и казалось, будто
покойник продолжает еще существовать среди живых, или же что здесь совсем нет живых, а только
покойники.
— Обители бы польза, матушка, — молвила казначея. — Самоквасовы люди богатые, а грехи у
покойника были великие… Смолоду, говорят, разбои держал, суда на Волге грабил… Такую душу вымолить не вкруг пальца ниткой обвесть… На деньги Самоквасовы скупиться не
станут.
А куда как хотелось ей дочитать из устава
статью о поминовениях, чтобы ведали гости, как в скитах по
покойникам молятся, и после бы всем говорили: «Не напрасно-де христолюбцы на Керженец посылают подаяния».
Кончились простины. Из дома вынесли гроб на холстах и, поставив на черный «одёр» [Носилки, на которых носят
покойников. За Волгой, особенно между старообрядцами, носить
покойников до кладбища на холстах или же возить на лошадях почитается грехом.], понесли на плечах. До кладбища было версты две, несли переменяясь, но Никифор как
стал к племяннице под правое плечо, так и шел до могилы, никому не уступая места.
— Я решил, чтобы как
покойник Савельич был у нас, таким был бы и Алексей, — продолжал Патап Максимыч. — Будет в семье как свой человек, и обедать с нами и все… Без того по нашим делам невозможно… Слушаться не
станут работники, бояться не будут, коль приказчика к себе не приблизишь. Это они чувствуют… Матренушка! — крикнул он, маленько подумав, работницу, что возилась около посуды в большой горенке.
— Плату положил бы я хорошую, ничем бы ты от меня обижен не остался, — продолжал Патап Максимыч. — Дома ли у отца
стал токарничать, в людях ли, столько тебе не получить, сколько я положу. Я бы тебе все заведенье сдал: и токарни, и красильни, и запасы все, и товар, — а как на Низ случится самому сплыть аль куда в другое место, я б и дом на тебя с Пантелеем покидал. Как при
покойнике Савельиче было, так бы и при тебе. Ты с отцом-то толком поговори.
Когда же первый страх пропал, когда схватились за ум и узнали, что был такое
покойник, то присмирели, притихнули все и
стали как-то с недоверчивостью друг на друга поглядывать.
Наутро видит Жилин — ведет красный кобылу за деревню, а за ним трое татар идут. Вышли за деревню, снял рыжий бешмет, засучил рукава, — ручищи здоровые, — вынул кинжал, поточил на бруске. Задрали татары кобыле голову кверху, подошел рыжий, перерезал глотку, повалил кобылу и начал свежевать — кулачищами шкуру подпарывает. Пришли бабы, девки,
стали мыть кишки и нутро. Разрубили потом кобылу, стащили в избу. И вся деревня собралась к рыжему поминать
покойника.
В пятом часу дня на шканцах были поставлены на козлах доски, на которые положили
покойников. Явился батюшка в траурной рясе и
стал отпевать. Торжественно-заунывное пение хора певчих раздавалось среди моря. Капитан, офицеры и команда присутствовали при отпевании этих двух французских моряков. Из товарищей покойных один только помощник капитана был настолько здоров, что мог выйти на палубу; остальные лежали в койках.
После похоронного обеда все, чересчур утомленные, прилегли отдохнуть. Патап Максимыч вместе с Чубаловым легли в спальне
покойника и
стали говорить.
Изумилася Матрена. Всегда тихая и кроткая смиренница так грозно и властно
стала покрикивать. Ни дать ни взять
покойник Марко Данилыч. Видно, яблочко от яблоньки недалеко падает.
Смерть, в глазах Толстого, хранит в себе какую-то глубокую тайну. Смерть серьезна и величава. Все, чего она коснется,
становится тихо-строгим, прекрасным и значительным — странно-значительным в сравнении с жизнью. В одной из своих
статей Толстой пишет: «все
покойники хороши». И в «Смерти Ивана Ильича» он рассказывает: «Как у всех мертвецов, лицо Ивана Ильича было красивее, главное, — значительнее, чем оно было у живого».
Смотрел он за ними еще в ту пору, когда они хорошо говорить не могли и вместо Сидор выговаривали Сид: вот отчего его так все звать
стали, и он попрекал
покойника, что ради его потерял даже свое крестное имя.
Разговор
стал сбиваться и путаться: кто-то заговорил, что на Волхове на реке всякую ночь гроб плывет, а мертвец ревет, вокруг свечи горят и ладан пышет, а
покойник в вечный колокол бьет и на Ивана царя грозится.
Сид перекрестился,
стал с трудом на ноги и пришел в дом помолиться по псалтирю за душу
покойника: вход Сиду был невозбранен, — никому и в голову не приходило, чтобы можно было отлучить его от барина.
— Взметался нйжить… чего мечешься? — заговорил вдруг, входя, Сид Тимофеич и, подойдя к
покойнику с правой стороны, он покрыл его лицо, потом хотел было поправить руку, но, заметив замерзший в ней пучок сухой травы, начал ее выдергивать, говоря: «Подай! тебе говорю, подай, а то ругать
стану». С этим он начал выколупывать пальцем траву, и вдруг громко рассмеялся.
И всё у меня в воображении братец ваш,
покойник, Сергей,
стало быть, Егорыч, царство им небесное.
И они расстались. Перед обедом Софья Львовна поехала в монастырь к Оле, но там сказали ей, что Оля где-то по
покойнике читает псалтирь. Из монастыря она поехала к отцу и тоже не застала дома, потом переменила извозчика и
стала ездить по улицам и переулкам без всякой цели, и каталась так до вечера. И почему-то при этом вспоминалась ей та самая тетя с заплаканными глазами, которая не находила себе места.
— Да, недаром
покойник Андрей Иванович презирал женщин, — задумчиво сказала Александра Михайловна. — Смотрю я вот на наших девушек и думаю: верно ведь он говорил. Пойдет девушка на работу — бесстыдная
станет, водку пьет. Андрей Иванович всегда говорил: дело женщины — хозяйство, дети… И умирал, говорил мне: «Один завет тебе, Шурочка: не иди к нам в мастерскую!» Он знал, что говорил, он очень был умный человек…
«Не умерла ли мать?» — подумал он; ему не
стало жаль ее; ее дочернее чувство он находил суховатым, совсем не похожим на то, как он был близок сердцем к своим
покойникам, а они ему приводились не родные отец с матерью.